– Ну это не совсем то же самое, что размещать посты в «Твиттере» или перекладывать бумажки в NBC, – поддразнивает она меня. – Но я вроде как восхищаюсь тем, что ты делаешь. Можешь добавить еще деталей, если хочешь: например, типа того, как вы, мальчики, делаете все это, сняв рубашки, и океан осыпает брызгами ваши мускулы, так что вы блестите на солнце… просто чтобы немного помочь мне с визуальным рядом.

– Буду иметь в виду.

– Я так понимаю, рабочие дни у тебя довольно долгие, да?

– Мы начинаем на рассвете и заканчиваем, когда темнеет. Обычно я сам встаю вместе с солнцем, без будильника, но, судя по всему, мои внутренние часы совсем сбились, пока я здесь. Ну, – я улыбаюсь в свою чашку с кофе, – в те дни, когда ты не вламываешься на крыльцо, чтобы разбудить меня.

Мы едем так некоторое время, любуясь прекрасным пейзажем, проносящимся мимо нас, пока я не замечаю, что Харлоу заезжает на парковку и выключает зажигание:

– Ну вот, смотри, солнышко нас приветствует.

Я смотрю в лобовое стекло и вижу сорокатрехфутовый дизель, пришвартованный к пристани.

– Мы на нем сегодня поедем?

– Так точно, капитан!

Я бросаю на нее притворно строгий взгляд и гаркаю:

– Готова пройти обучение, юнга Рыжик?

Она смеется и бросает ключи в сумку:

– Я готова ко всему, что ты можешь предложить, Солнышко.

Глава 11

Харлоу

ШХУНА ВЫГЛЯДИТ огромной, но Финн забирается на борт, как будто это маленькая лодчонка. Мне кажется или он действительно выглядит выше на палубе? Машинально поглаживая кончиками пальцев нижнюю губу, я смотрю, как он разговаривает с капитаном, и вспоминаю дразнящие прикосновения его зубов, когда он целовал меня у Оливера два дня назад.

Могу поспорить, мой пульс не успокоился до сих пор, потому что это был не просто поцелуй. Это было признание. Этот поцелуй сказал мне, что я единственная, кто перешел на территорию чувств. И теперь мой мозг кипит от неведомых раньше мыслей: если мы оба что-то чувствуем, то должны ли мы попытаться построить какие-то отношения? Финн отверг все мои идеи по спасению его бизнеса, но если он согласится на сотрудничество и подпишет контракт с каналом «Приключения», то мы не можем быть вместе. А если он откажется от участия в телешоу, он, скорее всего, потеряет семейный бизнес и тоже будет не в самом лучшем настроении для новых отношений.

Когда начинает работать мотор и шхуна выходит из доков в открытое море, в голове у меня полная чехарда, а тело – в огне от этой потрясающей версии Финна-рыбака… И мысль о том, что это ежедневная версия Финна, вызывает у меня головокружение…

Я понятия не имею, как обращаться с огромными удилищем и катушкой, которые он мне вручает. Но он молча протягивает их, покровительственно хлопнув меня по голове, когда мы вместе еще с дюжиной туристов, собравшихся на палубе, идем, чтобы прослушать лекцию по технике безопасности. Я ожидаю, что Финн будет скучать во время этого инструктажа или вообще пойдет осматривать лодку, но он слушает внимательно и с интересом. То ли спортивная рыбалка действительно так сильно отличается от профессиональной, то ли он просто любит рыбачить – я не знаю. Но мне нравится, что он не пытается сделать вид, будто выше всего этого. Он взволнован, несмотря на то, что это всего лишь небольшая морская прогулка на полдня.

Когда капитан Стив наконец заканчивает свою речь, мы находим местечко на корме лодки, в дальнем уголке, и Финн спокойно делает всю работу, а его флисовая толстовка раздувается от ветра. Он устанавливает наши удочки, расправляет леску и катушку, а потом уходит, пожелав мне «держаться». Через несколько минут он возвращается с парой резиновых сапог в одной руке и бейсболкой с логотипом яхты в другой.

– Будет грязно, – предупреждает он, протягивая мне сапоги. Потом надевает кепку мне на голову, бережно вытягивая мой хвостик через отверстие сзади и приговаривая шепотом: «Вот так». Его ореховые глаза опускаются на мои губы, как будто он собирается снова меня поцеловать, но потом он моргает – и отводит взгляд.

– Готова?

– Готова ли я надрать тебе задницу в соревновании по рыбалке? – спрашиваю я, надвигая козырек бейсболки пониже на глаза, а потом засовывая ноги в огромные ботинки. – Спрашиваешь!

Он смеется и качает головой:

– Ладно, ты слушала, что там капитан говорил обо всем этом. Но я уверен, что в этот момент ты думала о моем обнаженном теле или о покупке новой косметики для волос, так что я, пожалуй, повторю: эта яхта ходит на палтуса, морского окуня и сибаса. Палтус бывает довольно крупный, но не беспокойся. – Он обаятельно улыбается мне: – Я помогу тебе его вытащить.

– Да будет тебе известно, что я регулярно занимаюсь кикбоксингом, – сообщаю я, притворяясь обиженной. – А еще я плаваю на серфе.

– Верно, но ты не сможешь тащить рыбу из воды ногами. – Он берет мои тонкие руки и трясет ими, как куриными крыльями, а потом забирает мою удочку и забрасывает ее в воду, прямо в глубину. Рыбка, болтающаяся на крючке в качестве наживки, плюхается в воду с тяжелым шлепком, и Финн, улыбаясь, передает мне удочку: – Поставь ее в стойку. Иначе руки устанут, если ты будешь сопротивляться течению, пока мы плывем.

Я делаю то, что он говорит, и смотрю, как он забрасывает свою удочку.

Он выглядит таким довольным, и я разрываюсь между желанием, чтобы вся Америка могла любоваться этим его выражением лица на огромных HD-экранах, и желанием, чтобы это удовольствие было доступно только мне.

– Ты думаешь, камера будет тебя раздражать, когда ты будешь это делать? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами:

– Не так сильно, как мысль о том, что это шоу на самом деле вовсе не о рыбалке.

– Но если оно все-таки будет о рыбалке? – не уступаю я. – Что, если это будет твоим условием?

Он снимает кепку и чешет голову мизинцем.

– Да. Не знаю.

Я думаю, ни один из нас не хочет сейчас думать об этом, потому что мы оба замолкаем, смотрим на воду и птиц и, пожалуй, больше, чем на что-либо еще – друг на друга.


РЫБА КАК БУДТО чувствует, что Финн гораздо быстрее избавит ее от страданий, чем я, и он успевает вытащить трех рыбин – два морских окуня и огромный палтус – еще до того, как у меня клюнет впервые. Если бы я сказала, что мне их жалко и неприятно смотреть, как он с ними расправляется, я бы солгала. Нет ничего лучше, чем смотреть, как Финн затаскивает на палубу сорокафунтового палтуса.

Впрочем, это тоже не совсем правда. Секс с Финном на палубе – вот что могло бы быть лучше… но ненамного. Солнце на открытой воде пригревает не на шутку, и он снял свою толстовку: вид его загорелых рук, которыми он тянет и наматывает леску на катушку, – это… это… это может вызвать у меня спонтанный оргазм.

– Будет жалко уезжать отсюда, хоть я и провел здесь всего пару недель, – говорит он, не замечая моей улыбки, и забрасывает удочку в воду. Я моргаю, приходя в себя от созерцания Финна Великолепного, и жду, чтобы он объяснил, что имеет в виду. Мне-то лично кажется, что, судя по тому, что я вижу сегодня, он ничего не желает так страстно, как вернуться к своей жизни на воде.

– Жалко почему?

И он удивляет меня, когда произносит:

– Не думаю, что мне понравится отсутствие возможности видеть тебя всегда, когда я захочу.

Это совсем не то, чего я ожидала. Я ожидала, что он скажет, что будет скучать по погоде Северной Калифорнии, или по идеальному буррито, или по посиделкам с Оливером и Анселем…

Больше всего мне сейчас хочется броситься к нему, взять его лицо в ладони и поцеловать так, как я никогда никого не целовала раньше, чувствуя облегчение, что он почти идеален.

Вместо этого я говорю:

– Я думала о тебе, когда мастурбировала сегодня ночью.

Он сгибается пополам и разражается смехом, когда я это произношу. Потом выдавливает из себя:

– Правда?

– Абсолютная.

Когда он выпрямляется, я вижу краску смущения у него на лице чуть ниже того места, куда падает тень от козырька кепки. Это что-то новенькое.

– И я тоже, – признается он.

– Да?

– Да.

– И как я была? Хороша?

Он поворачивается и смотрит на меня:

– Ты сосала мой член как чемпион, Рыжик.

– Это я могу. – Я гордо вздергиваю подбородок.

Он разматывает свою леску на пару футов:

– Ты можешь.

Я всегда думала, что, когда влюбляешься, это означает нервничать, переживать, волноваться. Я никогда не думала, что влюбленность – это когда чувствуешь себя рядом с кем-то настолько спокойно, оставаясь самой собой. Мне хочется сказать ему: «Мне кажется, я люблю тебя» – но я не делаю этого, потому что в ответ ожидаю услышать только какое-нибудь сочувственное хмыканье, да и согласна, что момент для этого неподходящий.

Я смотрю на него, на его угловатую, покрытую щетиной челюсть, длинную загорелую шею, на руки, которые дают мне такое чувство защищенности, о котором я даже не мечтала. Или мечтала? Разве не это чувство всегда раньше давал мне папа, ведь до последнего времени именно он был не только моим внутренним голосом, но и моей скалой, моей защитой. Я точно знаю: я всегда хотела такого мужчину в своей жизни, который может оправдать эти мои ожидания.

Я чувствую острую боль в груди, которая становится все сильнее по мере того, как я понимаю: этот упрямый, страстный, верный Финн – именно тот, кого я всегда надеялась найти.

Он смотрит на воду, прищурившись, и мне интересно, о чем он думает. Его грудь поднимается, когда он делает глубокий вдох, а когда выдыхает, он закрывает глаза и, судя по выражению его лица, чувствует то же самое, что и я.