– Хорошо, хорошо, – кивает он в ответ. – Я обратил внимание, что ты не вернулся домой вчера вечером. На самом деле ты и так проводил дома не слишком много времени в последнее время. Я начинаю беспокоиться. Молодой человек один, в большом, чужом городе, слоняется по улицам ночь напролет…

– О, тут как будто пахнет историей, которую я не прочь послушать, – подхватывает Ансель, делая глоток кофе.

Но Оливер еще не закончил:

– Ты никогда не был из тех парней, что любят слоняться в одиночку, так что я не могу не спросить тебя: с кем ты был все это время?

– Я был у Харлоу, – признаюсь я. – Мы, хм, виделись.

От дальнейшего допроса меня спасает официантка, которая приносит нам наш завтрак.

– Вау, это действительно по-мужски.

Я внимательно изучаю сэндвич-башню, в состав которого входят тосты, бекон и яичница с ярко-желтым глазком, вытекающим на тарелку.

– Нельзя ли вас попросить принести мне еще вот этого? – спрашивает Ансель официантку, поднимая белую сахарницу с коричневым сахаром.

– Я… – Он замолкает, приложив палец к губам, подыскивая слово. – Э, хм, comment ça se dit? Ну как называется, когда любишь сладенькое?

Официантка моргает минимум раза три, и ее даже пошатывает на месте. Я даже готовлюсь поймать ее, если она начнет падать, но тут она наконец кивает и фокусирует глаза.

– Сладкоежка? – спрашивает она.

– Да! Точно, сладкоежка! И мне нужно побольше вот этого.

Щеки ее заливает румянец, она кивает, забирает у него сахарницу и отходит от стола, удаляясь на поиски коричневого сахара для Анселя.

– Боже правый, Ансель, – вздыхает Оливер.

– Что?

– Я все расскажу Миа, – предупреждаю я.

Ансель опрокидывает миску с ягодами черной смородины в свою овсянку и смотрит на нас, невинно моргая:

– О чем? Что я сделал-то?

– А чего ты просто не трахнул ее прямо на столе? – спрашиваю я. – Мы при этом вряд ли чувствовали бы себя более неловко.

– Она, наверное, теперь беременна. – Оливер показывает ножом в сторону кухни. – Думай, как объяснишь это своей жене.

Я говорю со смехом:

– Уверен, она принесет ему сейчас все сахарницы с коричневым сахаром, который только есть в этом заведении.

– Вы оба такие смешные, – невозмутимо произносит Ансель.

– А кстати, как Миа? – спрашиваю я.

Ансель взглядывает на меня с глупейшей улыбкой, от которой на его щеках появляются ямочки:

– Великолепно.

– Уф. – Оливер опускает вилку. – Лучше не спрашивай его. Лола говорит, ей теперь приходится предупреждать их о том, что она идет. В последний раз она слышала их еще с полпути – аж от подъездной дорожки Джулианны.

Ансель только пожимает плечами и выглядит при этом до отвращения довольным.

– Ну что я могу сказать на это? Я довольно шумный любовник и никогда не пытаюсь приглушить громких звуков наслаждения, которые издает моя жена во время, возможно, лучшего секса в ее жизни. – Он наклоняется, смотрит нам по очереди в глаза и повторяет: – Лучшего.

Мы с Оливером оба взрываемся смехом, когда замечаем, что как раз в этот момент около нашего столика материализуется официантка и ставит огромную миску коричневого сахара перед Анселем. Не знаю, много ли она слышала, но румянец разливается теперь и по ее шее, и по всему лицу, поэтому я предполагаю, что слышала она достаточно.

– Мерси, – снова заговаривает Ансель с широкой улыбкой.

Бедная девушка бормочет:

– Не за что.

А потом разворачивается и уходит в сторону кухни.

– Ненавижу тебя, – говорит Оливер.

– Ты бы не стал никого ненавидеть, если бы у тебя кто-то был.

– А он прав, – соглашаюсь я.

Оливер откусывает кусок от своего сэндвича и пожимает плечами.

– Да ладно. Ты симпатичный, успешный парень, – не сдается Ансель. – Почему ты не найдешь себе кого-нибудь?

– Мы действительно устроим здесь сейчас «Секс в Большом городе»? На всякий случай, если ты не заметила, Кэрри, я только что открыл магазин. Откуда у меня время, чтобы кого-то искать?

– Кто такая Кэрри? – спрашиваю я.

Игнорируя мой вопрос, Ансель отвечает:

– Ты что, издеваешься? Я в твоем магазине был всего несколько раз, но там полно странных сексуальных цыпочек!

– Хм, на самом деле я особо никого и не ищу.

Ансель прищуривается:

– Не ищешь? Но это же бессмыслица какая-то. У тебя же есть пенис!

Оливер смеется:

– Ну да.

– У тебя никогда не было проблем с сексом, а в последнее время я не видел тебя ни с кем, кроме Лолы, и… – Ансель замолкает, его губы беззвучно что-то шепчут, а потом он произносит: – А-а-а, я понял.

– А? – повторяю я за ним, переводя взгляд с одного на другого. – Понял что?

– Тебе нравится Лола!

Оливер уже отрицательно качает головой:

– Нет-нет, все не так. Мы просто друзья.

– Друзья, – повторяем мы с Анселем хором.

– Честное слово, она мне нравится. Но она мне нравится не так. Она умная, и с ней приятно проводить время, вот и все.

Боже милостивый, какой же он отвратительный лжец.

– Вы же были женаты, – напоминаю я ему.

– Да, но в отличие от вас двоих я ее даже не поцеловал ни разу!

Теперь качает головой Ансель:

– Мы все их целовали. У меня где-то есть фото. И она самая сексуальная девчонка-ботаник на свете.

– То, что ты женился, вовсе не означает, что остальные должны сделать то же самое. Взгляни хоть на Финна.

– На меня?

– Ну да. Я, конечно, могу только предполагать – но даже не пытайся меня в этом разубедить! – что ты трахаешься с Харлоу все время, пока здесь находишься, но при этом не готов сделать ей предложение.

– Эм… – Я начинаю ковырять ножом в своей еде с неожиданным интересом. – Я… мы… Я бы не сказал, что мы с ней теперь просто друзья.

Ансель приставляет руку к уху, как будто плохо расслышал то, что я сказал.

– Comment? – спрашивает он по-французски.

Что?

– Она мне нравится. – Я подношу вилку к губам и застываю, добавляя: – Больше чем нравится.

– Не поранься, – говорит Ансель, и я фыркаю, откусывая кусочек.

– Вот дерьмо, Финн, – произносит Оливер. – Серьезно?

– Да. Серьезно.

– Но подожди, ты же уезжаешь? – удивляется он. – Или нет? То есть я понимаю, что ты так и не рассказал мне толком, зачем приехал сюда. Но у меня сложилось впечатление, что это не навсегда.

– Не навсегда. Я приехал по делам бизнеса, но скоро должен буду уехать. И я не очень знаю, что нам с Харлоу делать со всем этим.

Над столом повисает молчание, и мы усердно притворяемся, что нас очень интересует еда, пока каждый из нас пытается осознать мое огромное признание, которое произвело эффект разорвавшейся бомбы.

– У вас ведь все получается, правда? – спрашиваю я Анселя. – У тебя и Миа? Быть в разлуке…

Миа и Ансель живут в разных странах вот уже несколько месяцев, но при этом они кажутся сейчас даже еще более влюбленными друг в друга, чем были в Вегасе.

Ансель откидывается на спинку скамейки и вздыхает – это долгий, глубокий вздох. Так вздыхаешь, когда тебя переполняет какое-то чувство, которое ты не можешь выпустить наружу.

– Все бывает. – Он проводит рукой по лицу. – Я… я так счастлив. Очень тяжело быть в разлуке, конечно. Но когда мы вместе, я об этом забываю. Это уже перестает иметь значение.

Оливер сглатывает, показывая на меня вилкой:

– То есть вы тоже думаете об отношениях на расстоянии?

– Не знаю, – признаюсь я. – Я просто, мать его, не знаю пока, что мы будем делать.

– Тебе ведь нравится здесь, да? – спрашивает Оливер. – В Сан-Диего?

– Да, конечно. Но в конце концов я должен буду вернуться домой. – Я почти не притрагиваюсь к еде и только тыкаю в нее вилкой. Мне вдруг расхотелось есть. – Вернее, не в конце концов, а возможно, уже завтра или через пару дней.

– У вас все получится, – говорит Ансель. – Харлоу все равно сейчас не может оставить маму, но…

Я вскидываю голову и смотрю на него, моргая, с тем же ощущением, которое возникло у меня сегодня ночью:

– Почему она не может оставить маму?

– Ну, как она… – Слова застревают у Анселя во рту, и он нервно оглядывается на Оливера. – Черт.

Оливер застывает, по его лицу, как обычно, ничего нельзя понять, но я знаю его лучше, чем кто-либо другой. По тому, как прямо он сидит, я безошибочно определяю, что ему некомфортно. И тут – щелк! – еще до того, как кто-либо из них начинает говорить, я уже все понимаю.

Харлоу упоминала, что ее мама плохо себя чувствует. Мистер Фурли спрашивал о состоянии Мэделин. Вспышки отчаяния Харлоу и ее потребность отвлечься…

Итак, мама Харлоу не просто больна. Это не грипп и не затяжная простуда.

– Господи… – Я прижимаю руки к лицу.

– Рак груди, – тихо произносит Оливер. – Думаю, стадия… продвинутая? Ей сделали операцию пару недель назад, а сейчас как раз перерыв между сеансами химиотерапии.

– Третья стадия? – предполагаю я.

Он кивает:

– Похоже на то. Судя по тому, что я слышу, она неплохо справляется.

Я не способен ни на что большее, кроме как уставиться в свою тарелку, чувствуя, как знакомая боль разливается у меня в груди. Не знаю, на кого я зол сильнее: на Харлоу, которая утаила это от меня, рассказав всем остальным, или на остальных, которые хранили ее секрет. Я ведь рассказал ей все, а она не могла поделиться со мной этим? Ведь это я точно бы понял. Я единственный, кто понял бы ее по-настоящему.

Я бросаю вилку на стол, и она падает со звоном, который разносится по ресторану, заглушая даже дерьмовую рок-композицию по телевизору, даже голоса других посетителей. То немногое, что я съел, бунтует у меня в желудке, и я не знаю, чего хочу больше – разнести тут все или убраться отсюда поскорее.