Кольбер был помощником Лафона. Пронырливый, тщеславный лейтенант жаждал повышения в чине и потому изо всех сил выслуживался перед полковником. Интересно, что за сведения он добыл и как это может отразиться на англичанах? Или… он пришел с чем-то еще?

Один Дамиан сидел и молчал. Остальные загудели и начали обмениваться предположениями. Через минуту сержант рывком открыл дверь.

Из коридора донесся какой-то шум. Дамиан различил топот сапог. В комнату вломились шестеро гвардейцев. Увидев охрану из генеральского штаба, сидевшие за столом дружно вскочили на ноги. Следом за солдатами шел Моро, за ним — Лафон и лейтенант Кольбер. Дамиан увидел, что они направляются прямо к нему.

— Майор Фэлон, — сказал полковник, — мне поручена неприятная миссия. Я должен вас арестовать.

— На каком основании? — спросил Дамиан, чувствуя, как в желудке возникает тугой узел.

— Вы подозреваетесь в выдаче государственной тайны. Дамиан заставил себя разжать кулак.

— Уверяю вас, полковник, здесь какая-то ошибка.

— Мы как раз хотим выяснить это, майор Фэлон, — сказал генерал, вторгаясь в круг мужчин. — Сержант Пикерель, можете приступать к выполнению своих обязанностей. Уведите арестованного.

Охранники сомкнулись вокруг Дамиана. Таким образом, бегство исключалось.

Он подчинился и пошел к выходу. Вместе с гулким эхом шагов один за другим вставали вопросы. Что их так встревожило? Куда его ведут? Что будет с Александрой?

В голову приходило множество ответов. Он взвешивал возможности и рассматривал варианты. Отметал одни решения и тотчас выдвигал другие. Однако в хаосе мыслей и чувств преобладал страх за Александру. Какая участь постигнет ее, если он окажется в тюрьме или… будет расстрелян? Может быть, они собираются и ее арестовать? Этого он никак не мог узнать, так же как и помочь ей. Но в любом случае нужно сохранять спокойствие. Он не мог допустить, чтобы тревога выбила его из колеи.

Когда его отконвоировали во двор, Дамиан почувствовал на спине ласковые, теплые лучи солнца. После того как ему вывернули и связали руки, его затолкали в фургон.

Он не представлял, куда они могут его отвезти, и не видел никакой возможности убежать. Он подумал об Александре и сразу вспомнил ее зеленые глаза, потемневшие от тревоги после вчерашнего известия. Он вспомнил также, как вдруг задрожала ее прелестная нижняя губка.

Проклятие! Если б можно было как-то сообщить Клоду. Этот человек наверняка бы спас ее.

Дамиан нещадно ругал себя. Надо было действовать раньше и не подвергать ее опасности.

Если бы он…

Можно было до бесконечности терзать себя. Но какая от этого польза Александре? Как бы теперь ни складывались обстоятельства, нужно вести игру до конца. Ничего другого не оставалось. Он хорошо понимал это, так же как и горькую истину, что, возможно, время уже упущено.

Александра, не находя места, металась по спальне. Прошли почти целые сутки, а Дамиан все не возвращался. Где он мог быть? Почему не едет домой? Может быть, его отсутствие связано с похищенными документами?

Она тревожилась все больше и больше, воображая самое страшное, что только могло произойти. Потом корила себя за необоснованные опасения и старалась переключиться на другие мысли или отвлечься чтением.

Вот и теперь она спустилась в кабинет Дамиана и сняла с полки томик Руссо — «Признания». Когда она собралась подняться к себе, то заметила в холле у парадной двери Мари-Клер, глядевшую через соседнее окно.

Александра тихо подошла сзади посмотреть, что ее так заинтересовало. Темноволосая женщина улыбалась. Ее глаза были слегка подернуты слезами радости.

— Что там, Мари-Клер?

Сначала женщина просто покачала головой и показала на окно. Александра посмотрела на выложенную кирпичом дорожку, выходившую на улицу, и увидела маленького Жан-Поля в окружении детей. От возбуждения на его круглых щеках играл румянец. Его штаны были безбожно помяты, белая полотняная рубашка забрызгана грязью, но он ничего не замечал. И его мать тоже не обращала внимания на его вид.

— У него получается, — с тихой гордостью сказала Мари-Клер, видя, как он наподдает кожаный мяч боковой поверхностью стопы. После его ударов мяч летел намного дальше, чем у всех остальных мальчиков. — Вы же сказали, что он это освоит. А мсье Фэлон показал, как надо бить.

— Да. — Александра видела, как дети с благоговением смотрели на своего товарища, и сама испытывала приятное волнение. — Мне кажется, ваш сын может добиться почти всего. Если сильно захочет.

Невысокая француженка повернула к ней большие черные глаза.

— Я так благодарна вам и вашему мужу за дружбу с моим сыном. Я никогда не забуду этого чудесного подарка.

У Александры тоже выступили слезы.

— Если бы мой муж сейчас был здесь, он гордился бы Жан-Полем.

Мари-Клер улыбнулась:

— Ваш муж будет замечательным отцом. Он сам этого не подозревает, но я знаю. Я говорю правду. Попомните мои слова.

Александре хотелось иметь ребенка от Дамиана, но она не представляла, что это желание будет таким сильным. Она прикусила задрожавшую губу и невольно приложила руку к животу. Может быть, она уже носит в себе это дитя. Дай Бог, чтобы так и было и чтобы Дамиан хотел его так же, как она.

Лишь бы его обещание оказалось правдой и они вернулись в Англию. Вспоминая его слова, она невольно думала об отношении к нему Жан-Поля. Любовь мальчика была чиста и не стеснена никакими обстоятельствами. Чем дольше она размышляла об этом, тем больше убеждалась, что не имело значения, на чьей стороне ее муж.

Не важно, что он сделал и во что он верит. Важно, что она его любит и надеется, что он ее тоже.

Если б только он вернулся, она сказала бы ему это.

Только бы с ним ничего не случилось.

Она сжала руку Мари-Клер. Тревога опять выплеснулась наружу.

Александра отвернулась от окна и оставила женщину любоваться сыном. Поднимаясь в свою комнату, она мысленно молилась о благополучном возвращении Дамиана.

Виктор Лафон остановился перед дверью. Дальше начиналась лестница, а прямо за ней — маленькая темная камера, расположенная точно под канцелярией префекта полиции. Рядом с полковником стоял лейтенант Кольбер. Сержант Пикерель находился внизу с арестованным.

— Не знаю, — сказал Кольбер, щуря острые глазки, — стоит ли предъявлять ему обвинение в краже документов?

Лафон покачал головой:

— Пока рано. Сейчас мы дадим ему веревку и посмотрим, полезет ли он в петлю.

Полковник получил четкое предписание: до той поры, пока неизвестно, попали ли бумаги государственного значения в руки врага, не разглашать сведений о краже в конторе конструктора.

— Сам он не мог их выкрасть, — сказал Кольбер. — Майор не выходил из помещения.

— Безусловно, Фэлон не брал чертежей. Но он один из немногих, кто знал об их существовании. У меня нет ни малейших сомнений, что за этой кражей стоит именно он. Надеюсь, нам удастся выявить сообщника.

— А что вы думаете о женщине?

— Я уже послал за ней.

— Вряд ли она могла это сделать.

— Маловероятно. Смелости ей, конечно, хватило бы. Но Пьер не заметил, чтобы она выходила той ночью. Даже если это сделала она, то ей кто-то помогал. Для женщины это слишком сложная задача.

— Может быть, Сент-Оуэн? Ведь нам известно, что она встречалась с ним.

— Жюль постоянно путается с женщинами. Я считаю, что у нас недостаточно оснований подозревать его. Думаю, что это были любовные свидания. Правда, раньше он козырял своим несогласием с политикой императора. Можно, конечно, и его допросить. Не помешает. — Кольбер кивком выразил согласие. — А женщина может дать ключ к разгадке, — продолжал Лафон. — Майор, несомненно, питает к ней слабость. Если через нее что-то выяснится, имеет смысл поторговаться. Пообещаем ему, что отправим ее домой, если он вернет документы.

— Я другого мнения о Фэлоне. Думаю, он скорее станет торговаться о своей отправке, а не жены.

— Возможно, вы правы. В любом случае это скоро выяснится. Так или иначе бумаги мы вернем и заодно узнаем, кому майор хотел их продать.

— Ясно кому.

— Вы думаете, он работает на англичан? Вряд ли. Наши люди так и не получили ни одной улики против него. Я полагаю, он мог продать бумаги тому, кто больше заплатит. Сейчас по меньшей мере полдюжины стран не пожалели бы никаких денег за эти чертежи.

— Царица небесная, а мне и в голову не приходило!

— Не случайно генерал поручил мне это дело. Я дольше всех знаком с майором и знаю его лучше, чем кто-либо. Если кто-то и сможет выяснить правду, так это я.

Кольбер улыбнулся:

— При помощи сержанта Пикереля.

Лафон покосился на тяжелую деревянную дверь. Он знал, что скрывается за ней. Образно представив страшную картину, он невольно содрогнулся.

— Пытки — отвратительная вещь. Честно говоря, я надеялся, что нам не придется к ним прибегать. И потом, я не думаю, что от майора можно чего-нибудь добиться таким способом.

Кольбер тоже посмотрел на дверь. Даже через толщу дерева были слышны глухие удары.

— Я знаю, что вы пошли на это скрепя сердце. Во всяком случае, мне казалось, что до сих пор вы относились к майору с уважением. Могу выразить вам сожаление. Лично мне этот человек всегда был неприятен.

— Война есть война. На ней все дозволено.

— К сожалению, это так.

Лафон толкнул дверь и заглянул вниз. Проход, начинавшийся за лестницей, был настолько темным, что стен не было видно уже на расстоянии нескольких шагов. Полковник заставил себя не думать о том, что скрывается в тени, и сосредоточился на маленьком светящемся кружке в конце лестницы.

На старом письменном столе со множеством зазубрин стояла масляная лампа. По обеим сторонам тоннеля из маленьких медных рожков торчало по факелу. Их мигающий свет привносил в и без того страшную картину зловещий оттенок.