— Вы уже успокоились? — спросил он, глядя на нее так, как обычно смотрит его мать, отвергая чьи-то притязания.

Но миссис Уикфорд явно не собиралась сдаваться без боя. Сверкающий в ее глазах воинственный огонь уверил Джорджиану, что вот-вот грянет битва.

— Только не пытайтесь чинить мне препятствия возражениями о том, что технически Джорджи находится под вашей опекой и что вы не дадите своего согласия на брак…

— Технически? Не вижу в этом ничего технического!

— Потому что, — продолжил он, будто бы она не сказала ни слова, — если вы вздумаете глупить, то окажетесь героиней колоссального скандала, который негативно скажется на вашем опекунстве. Что, в свою очередь, не только затронет Джорджи, но и воспрепятствует для вашей собственной дочери когда-либо подобрать хорошую партию.

Взгляд миссис Уикфорд полыхнул гневом, она сжала кулаки.

— Что ж, хорошо! — воскликнула она, вскидывая голову. — Почему бы и нет? Почему бы вам в самом деле на ней не жениться? Она ведь, в конце концов, не сдержала данное мне слово! Ее заверения, что будет во всем помогать Сьюки, были пустыми словами.

— А! — протянул Эдмунд, будто отлично понимая, о чем говорит миссис Уикфорд. Сама же Джорджи чувствовала себя как человек, который задремал в середине представления и, проснувшись ближе к концу, осознал, что пропустил большую часть действа и теперь решительно не может взять в толк, что происходит. — Вот, значит, как вы сделались ее марионеткой?

Марионеткой? Почему Эдмунд называет ее мачеху этим словом? И кто тогда кукловод?

Миссис Уикфорд вздернула подбородок.

— А что толку-то? — горько посетовала она. — В Бартлшэме Сьюки удавалось познакомиться разве что с сыновьями торговцев, поскольку отчим ее был местным сквайром. Я ждала и ждала, но она ничего не предпринимала.

Она? О ком вообще речь?

— Наконец нам пришлось покинуть Бартлшэм, — скороговоркой продолжила мачеха Джорджианы. — Тогда я напомнила ей о нашей сделке, и она наконец согласилась устроить девочкам представление ко двору. Но как она это сделала? Не представила их сама — ничего подобного! Она лишь порекомендовала мне обратиться к леди Экройд, которая так стеснена в средствах, что ради денег готова пойти на что угодно, если это не противоречит закону. Представление стоило мне большей части ее наследства, — она кивнула в сторону Джорджи, — и ничего не принесло. Мне пришлось заплатить баснословные деньги за визит во дворец, но, услышав имена моих девочек вместе с именем леди Экройд, все тут же поняли, что это всего лишь подлог. Нас всегда каким-то образом разоблачали. В результате ни одна из этих напыщенных патронесс не хотела давать пригласительные билеты девушкам, чьей матери пришлось заплатить за их представление ко двору.

— Сделавшись моей женой, — подчеркнул Эдмунд, — Джорджи непременно будет получать приглашения. И ее сводная сестра тоже. Я лично об этом позабочусь.

Миссис Уикфорд так и села.

— Также я прослежу, чтобы у Сьюки появилось солидное приданое, — продолжил Эдмунд. — Это будет моей прямой обязанностью, ведь она станет моей невесткой.

Миссис Уикфорд несколько раз открыла и закрыла рот. За что Джорджи была ей чрезвычайно благодарна, поскольку, ведя торги, всех нюансов которых она не понимала, ее мачеха и Эдмунд говорили на повышенных тонах, усиливающих ее головную боль.

— Эдмунд, — прошептала она, воспользовавшись воцарившейся паузой, чтобы высказать наконец свое мнение, — тебе необязательно на мне жениться.

— Глупости! — ахнула миссис Уикфорд.

— Конечно, обязательно, — в то же самое время проговорил Эдмунд.

Миссис Уикфорд поднялась на ноги, и Эдмунд, отстранив ее, устроился на стуле у постели Джорджианы.

— Должен же быть какой-то выход, — жалобно возразила Джорджи.

Ей была ненавистна мысль о том, что Эдмунд окажется в ловушке брака, которого так стремился избежать. И все потому, что, движимый дружескими чувствами, пришел к ней в спальню. Он, конечно, тут же придумал замечательный предлог, объясняющий его присутствие здесь, поскольку всегда быстро соображал. Разумеется, ему пришлось сказать именно то, что приемлемо для окружающих.

Беда в том, что она понимает: это неприемлемо для него самого.

— Не глупи, — прошипела ее мачеха из-за плеча Эдмунда. — Вы двое будете вместе, и ей следует с этим смириться.

— Верно, миссис Уикфорд, — согласился Эдмунд. — А теперь объясните, пожалуйста, как вы вступили в эту игру? Мне очень хочется послушать, как моей матери удалось убедить вас сделать за нее грязную работу.

Его матери?

— Ну же, смелее, — стоял он на своем. — Поздно увиливать от ответа. О большей части случившегося я догадался сам. Лишь ваши мотивы оставались мне неясными. Но теперь из ваших слов я делаю заключение, что вы старались ради блага собственной дочери.

Миссис Уикфорд снова вскинула голову.

— Я мать, а мать сделает что угодно ради своих детей. Даже… — Она осеклась. Взглянула на Джорджи. Покраснела. — Мне очень жаль, дорогая. В конце концов твой отец начал мне нравиться, но поначалу… Согласись, он не был пределом женских мечтаний.

Джорджи ахнула и непроизвольно схватила руку Эдмунда.

— Вы хотите сказать, что вышли за папу замуж, потому что… потому что вас… заставили?

— Что ж, сожалею, если такая правда тебе не по вкусу, но ты и понятия не имеешь, как трудно поддерживать привычный уровень жизни, будучи вдовой, муж которой не оставил ничего, кроме долгов. Я не знала, что и делать, когда леди Эшенден обратилась ко мне с, как мне показалось, прекрасным предложением. То был шанс дать Сьюки множество преимуществ, ведь она такая хорошенькая. Ее светлость сказала, что знает вдовца, мужчину со средствами, у которого есть дочь, отчаянно нуждающаяся в женском руководстве. Леди Эшенден пообещала устроить наш брак, чтобы у Сьюки появилась возможность подняться по социальной лестнице. — Достав платочек, она вытерла нос, порозовевший от смущения. — Я, разумеется, тут же согласилась. И вышла замуж за твоего отца.

— А не переговорила ли моя матушка, случайно, и с ним тоже? — уточнил Эдмунд, напрягая мышцы руки, так что пальцы снова порозовели.

Миссис Уикфорд энергично закивала:

— При первой же нашей встрече он сказал, что леди Эшенден взяла на себя труд предупредить его о том, что его дочь вот-вот оскандалится, и что именно его следует винить за то, что так плохо ее воспитал. Если он немедленно не предпримет решительных действий, она — то есть ты, Джорджиана, — сделается притчей во языцех. Он был очень расстроен. Признался, что действовал бестолково. Сказал, что давно следовало понять: воспитанием дочери должна заниматься женщина, — пояснила миссис Уикфорд, поворачиваясь к падчерице.

Леди Эшенден внушила папе, что он плохой родитель? Когда на самом деле он был самым лучшим отцом на свете?

— Леди Эшенден рассказала ему о том, как хорошо Сьюки воспитана и какое благотворное влияние сможет оказать на Джорджиану, живя с ней под одной крышей. Она выразила уверенность, что если я прекрасно вырастила одну дочь, то смогу достигнуть такого же результата снова. Ему было достаточно один раз увидеть Сьюки, чтобы почувствовать разницу.

Эдмунд поморщился, и Джорджиана сообразила, что слишком сильно сжала ему руку. Ее собственная боль была столь велика, что удивительно, как она еще не воет.

— Твой отец умолял меня вернуть тебя на путь истинный. И заодно объяснить… — она жестом указала на кровать, — про твое состояние.

И Джорджи наконец поняла. Отец никогда не сумел бы ей растолковать, что происходит с ее телом, когда она начала взрослеть. Инстинктивно она всегда скрывала от него свое состояние.

— Он признался, что ему не хватает духу призвать тебя к дисциплине и что ты сильно разбалована, хотя это его следовало бы выпороть за твое неумение отличить хорошее от дурного.

Отпустив руку Эдмунда, Джорджи зажала рот ладонью, чтобы заглушить всхлип. Ей наконец стало ясно, почему отец так внезапно переменил свое к ней отношение. Она осознала, что породило те взгляды, которые он на нее бросал, будто он сильно в ней разочарован. На самом деле то было не разочарование, а чувство вины. Он пытался исправить в ней недостатки, в появлении которых винил себя…

Неудивительно, что он отворачивался всякий раз, как мачеха брала в руки палку, чтобы поучить падчерицу уму-разуму. Неудивительно, что он не мог смотреть дочери в глаза. Он не стыдился ее и не разочаровался в ней. Он стыдился самого себя.

Эдмунд обнял ее рукой за плечи, будто догадавшись, что она едва сдерживает слезы, и она с благодарностью уткнулась ему в плечо. Все эти годы Джорджиана считала, что сначала Эдмунд, а потом и собственный отец предали ее, но, как оказалось, все было совсем не так.

Во всем виновата леди Эшенден и ее козни.

— Зачем она так поступила? — Джорджиана с мольбой посмотрела Эдмунду в глаза. — Зачем приложила столько усилий, чтобы заставить нас ненавидеть друг друга?

— Хотела увериться, что наш разрыв будет окончательным.

Джорджи нахмурилась, совсем перестав что-либо понимать.

— Но… почему? Эдмунд вздохнул.

— Она не желала, чтобы я женился на тебе.

Джорджи окончательно запуталась.

— Женился на мне? Тогда? Но… мы же были детьми, слишком юными, чтобы задумываться о браке.

— Джульетте было всего четырнадцать, когда она воспылала роковой страстью к Ромео, — возразил он. — Когда миссис Балстроуд рассказала моей матери, при каких обстоятельствах застала нас, та, должно быть, сочла тебя развитой не по годам. И предприняла меры, чтобы помешать мне подпасть под действие твоих чар.

— Хватит об этом говорить, — вмешалась миссис Уикфорд, успевшая восстановить душевное равновесие. — Отпусти лорда Эшендена, Джорджи, будь хорошей девочкой.

Привыкшая повиноваться мачехе, Джорджи и на этот раз послушно сделала, что та ей велела.

— А теперь, милорд, — продолжила миссис Уикфорд, подходя к двери и открывая ее, — не изволите ли выпить чаю перед уходом? Заодно и обсудим детали.