— Но… разве не было правом отца решать, отправлять тебя в школу или нет?

— А! — Эдмунд пожалел, что уже успел протереть линзы очков и теперь ему нечем занять руки. — Как оказалось, родители мои заключили что-то вроде сделки, суть которой в следующем: пока я жив, отец больше не прикоснется к моей матери, оставит ее в покое. Ну а она, в свою очередь, не будет вмешиваться в его гедонистический образ жизни.

— Ну и ну! — ахнула Джорджиана и едва не выронила зонтик.

— Матушке дорогого стоило отослать меня прочь, — продолжил Эдмунд, когда Джорджи снова сосредоточила на нем свое внимание. — Несмотря на все ее недостатки, я искренне верю, что она действительно делала то, что считала нужным, заботясь о моем здоровье и твоей репутации. Она очень боялась, что я вырасту таким же, как отец. Внешне я очень на него похож…

— Ах, Эдмунд, нет! Ты совсем не таков! — Она взяла его за руку. Не катайся они в открытом экипаже по людному парку, он непременно поднес бы ее руку к губам и поцеловал.

— Суть в том, — с трудом проговорил он, — что тебе нечего опасаться моей матушки. Когда вы встретитесь в следующий раз, она примет тебя с распростертыми объятиями, так сказать. Единственное, что…

— Да? Что такое? — Джорджиана сильнее сжала его руку.

— Она может заговорить с тобой о… вливании новой крови. Она несколько помешана на родословной. Вот я и подумал, что стоит тебя предупредить. Потому что не хочу, чтобы ты подумала, будто это я считаю тебя…

— Племенной кобылой?

— Именно. То есть ничего подобного! Джорджи, тебе нечего бояться: я вовсе не собираюсь требовать от тебя исполнения супружеского долга, едва мы станем мужем и женой.

Она выдернула руку из его руки и, сжав в кулак, положила себе на колени.

— Нет, — едва слышно отозвалась она. — Я совсем этого не боюсь.

Глава 19

Не успела Джорджи воспрянуть духом, как снова погрузилась в пучину отчаяния. Бедный Эдмунд! Несмотря на все, только что им рассказанное, он не может по-настоящему хотеть жениться на ней, в противном случае не стал бы упоминать об неисполнении супружеского долга. Ведь ей отлично известно, как отчаянно он мечтает о детях.

Просто он относится к ней по-доброму. Пытается приободрить в ситуации, которой не избежать. Он даже имел невероятно тяжелый разговор с матерью, чтобы облегчить ее собственное с ней общение.

Джорджиана вздохнула. Жаль, что она не такой стоик, как он, и не готова принять неизбежность их брака, хотя Эдмунд уже дал объявление в газете. Если бы ей удалось переговорить с ним до этого, она могла бы…

Вообще-то, нет, ничему она не сумела бы помешать. Только не после того, как мачеха застала его в ее спальне.

Эдмунд повел себя так благородно! Даже объявил, что именно брака он и добивался.

Но ей отлично известно, что это не так.

Он откашлялся.

— Тебя что-то беспокоит?

Ох, очень многое! Однако незачем обременять Эдмунда своими страхами, когда он так старается, чтобы все было хорошо. Поэтому она отрицательно покачала головой.

— Тогда отвезу тебя домой, — подытожил он, дав соответствующие распоряжения кучеру.

— Вообще-то, — снова заговорила она, видя, что ландо неотвратимо приближается к Камберлендским воротам, — мне хотелось сказать одну вещь. Нужно было сразу это сделать, но я была слишком… — Она неопределенно махнула рукой, выражая жестом сложную гамму чувств, владеющую ею с тех пор, как Эдмунд проник к ней в спальню.

— Что такое?

Она сделала глубокий вдох.

— Я хотела поблагодарить тебя за то, что вернул мне моего папу. Ох, неправильно прозвучало! Понимаешь, когда он женился вторично и передал меня на попечение мачехи, я решила, что он просто умыл руки. Или что любит свою новую жену куда сильнее, чем меня. Это было… ужасно.

Она тяжело вздохнула.

— Но теперь, когда ты выяснил, что случилось на самом деле, я знаю, что все было совсем не так. Он женился на мачехе, потому что думал, будто так будет лучше для меня. Он решил, что подвел меня, а не наоборот. Значит, он не переставал любить меня…

— Я рад, что сумел хотя бы частично исправить причиненный нам тогда вред, — хрипло проговорил Эдмунд. — Те события нашей жизни отравили все, что с нами случалось впоследствии. Для меня, по крайней мере. Чувства бурлили во мне, как бы я ни пытался их подавить. Это было так же бесполезно, как стараться удержать поднимающийся от реки утренний туман. Иногда, когда солнце припекает особенно сильно, он полностью застилает вид. Только туман ты и видишь. И чувствуешь себя в нем невероятно одиноким. Даже когда его нет, ты знаешь, что он неуловимо существует и способен полностью поглотить окружающий пейзаж.

— О, Эдмунд, как ты поэтично сказал! И совершенно верно.

Он кивнул и больше ничего не добавил. Разговаривать стало невозможно, поскольку экипаж выехал на оживленную улицу. Сама Джорджиана не сумела бы облечь свои мысли в слова. Ей следовало лучиться от счастья, ведь Эдмунд готов предложить ей тот брак, о котором она просила в самом начале. Но ее первой реакцией стала вовсе не радость, а… смятение. Потому что ей хотелось поцеловать его с тех самых пор, как он отвел ее в Музей Баллока, где они говорили о превращении гусениц в бабочек. А еще ей хотелось иметь детей, даже если для этого придется сделать то, чем слуги занимались на конюшне.

Тщательно обдумав увиденное, Джорджиана пришла к выводу, что горничная тоже активно участвовала в процессе: гладила руками спину конюха и время от времени даже сжимала его омерзительные волосатые ягодицы, будто поощряя продолжать.

Почему Джорджиана никогда прежде не задумывалась об этом?

Потому что смотрела на происходящее глазами ребенка, вот почему. На ее восприятие повлияли и воспоминания о предательстве, и созревание собственного тела, и слезы горничной, и равнодушие конюха, и несправедливость всего произошедшего.

Закрыв глаза, она попыталась без предубеждения восстановить в памяти случившееся. Не думая о последовавших событиях, сообщивших сцене оттенок порочности и тревожности. Без… тумана, застилающего глаза, о котором говорил Эдмунд.

Джорджиана представила себя распростертой на соломе с разведенными в стороны ногами и лежащего на ней сверху Эдмунда. Без бриджей. Она тут же открыла глаза, шокированная охватившим ее при этом возбуждением.

Когда они приехали к ней домой, она пригласила его зайти выпить чаю, но он отказался. Ей с трудом удалось скрыть разочарование. Как бы то ни было, он и без того потратил значительную часть дня на то, чтобы осушить ее слезы и убедить, что рад на ней жениться. У него полно других, куда более важных дел.

Со вздохом стянув перчатки, Джорджиана стала подниматься по лестнице, едва переставляя ноги. Бедный Эдмунд. Женится на ней из чувства необходимости загладить вину… что за нелепость! Эдмунд ни в чем не виноват, так что и заглаживать нечего. Хотя то, что он так считает, объясняет его доброе к ней отношение, да и ко всему их семейству, с тех пор, как встретил их в Лондоне.

— Что с тобой? — Сьюки была в гардеробной, куда Джорджиана пришла положить капор и мантилью. — Разве тебе не понравилась прогулка? — Сьюки состроила рожицу. — Глупо даже спрашивать, это само собой разумеется. Лорд Эшенден, должно быть, уморил тебя скукой.

— Ничего подобного он не делал, — возмущенно запротестовала Джорджиана.

— Почему же тогда ты выглядишь такой угрюмой?

Джорджиана в очередной раз вздохнула.

— Все дело в том… при каких обстоятельствах случилась помолвка. — Она засунула капор в коробку. — Я переживаю из-за того, что брак со мной — совсем не то, чего он на самом деле хотел. — Закрыв крышку, она поставила коробку обратно на полку.

Сьюки усмехнулась:

— И на этом все? Джорджиана, ну ты и глупышка! Он не мог не знать, что случится, если его застанут в твоей спальне. И все же пришел. Значит, он был готов рискнуть.

— Да, он так и сказал, однако это не то же самое, как если бы он решил жениться на мне и сделал предложение по всем правилам, правда? — Она плюхнулась на стул, стоящий возле высокого зеркала.

Сьюки нетерпеливо махнула рукой.

— Кому есть дело до того, что он думал или почему повел себя подобным образом? Ты теперь станешь графиней, а у меня появится очень богатое приданое. А значит, платьев будет в изобилии! — Схватив шаль и подняв ее над головой, она закружилась по комнате, едва не сбив стоящие на каминной полке свечи.

— Жизнь состоит не из одних нарядов, — возразила Джорджи, отклоняясь в сторону, когда конец шали едва не задел ее по носу.

— А из чего же тогда? — Сьюки прекратила кружиться и накинула шаль на голову, так что та закрыла ей лицо наподобие вуали.

— Из необходимости стать хорошей женой, например, — с тоской в голосе отозвалась Джорджиана.

— Не понимаю, почему ты из-за этого переживаешь? Это же так просто.

— Неужели?

— О да, — жизнерадостно отозвалась Сьюки, легким движением перемещая шаль себе на плечи. — Мама говорит, что всего-то и нужно, что с самого начала спросить мужа, чего он хочет от жены, а потом притворяться, что так и делаешь.

Джорджи подперла кулаком подбородок.

— Он уже сказал мне, чего хочет, — детей. Наследников, — печально добавила она, вспоминая причину, по которой он отверг ее предложение. — Но…

Сьюки пожала плечами:

— Да, я тебя понимаю. Ты представляешь, что придется исполнять свой долг в спальне. С ним.

— Незачем делать такое лицо. Уверена, все будет совсем не… — Она не сразу сумела подобрать подходящее слово.

— Отвратительно, — подсказала Сьюки.

— Отвратительно совершенно определенно не будет.

Чудо, что она сумела вспомнить сцену на конюшне без содрогания и даже испытала прилив возбуждения, мысленно представив себя и Эдмунда участниками действа.

Но Сьюки она в этом не признается.

— Ну, потому что, когда мужчина берет меня за руку или даже смотрит на меня особым взглядом, я чувствую себя… грязной, — с содроганием пояснила она. — Но когда то же самое делает Эдмунд, это вызывает совершенно противоположные чувства. У меня тут как будто бабочки порхают. — Она прижала руку к животу. — А когда он меня поцеловал…