— Как же, помню. Нянчилась с детьми, на каждый чих твоей мамани ядовитой к ней через весь город мчалась и бухгалтерию твоей фирмы вела. Бесплатно, заметь. Потому что платить зарплату собственной жене ты не считал нужным.

— Ну… у нее все было.

— А теперь это «все» она обеспечивает себе сама. И прекрасно себя чувствует.

— Да, я уже заметил.

— И был неприятно удивлен?

Кажется, идея пожаловаться на жизнь Маринке оказалась не самой лучшей. Но выбирать было не из чего. Вторую рюмку Артем закусывать не стал.

— Ладно, проехали. Но почему Женька с Санькой меня за человека не считают? Смотрят, как на насекомое какое-то… Это на мои деньги, между прочим, были и кружки и репетиторы и поездки…

— Ага, ты их еще куском хлеба попрекни, папаша.

— Ну что ты за ехидна такая, Марин. Ты же видишь — мне плохо.

— Я что-то не пойму? Это что, враги сожгли твою родную хату, убили всю твою семью? Ты это сделал сам, — Маришка обличительно ткнула в него алым ногтем, — своими кривыми ручонками. Ты не понимал, что бросаешь не только женщину, с которой прожил двадцать пять лет? Или надеялся, что сможешь прихватить с собой все, что она выстроила своим трудом? Думал, что просто выдернешь Ольгу из своей жизни, как морковку с грядки, а вместо нее усадишь эту овцу в лабутенах?

Сейчас что-то плохо вспоминалось, о чем он тогда думал. Слишком торопился, боясь передумать. Наверное, да, действительно рассчитывал, что все будет по-прежнему, только вместо прежней Ольги будет новая, такая же, но молодая. А ведь это он, Артем, познакомил Ольгу с Маришкой, и Ленька был его приятелем еще со времен института. И теперь все они, значит, не его, а Ольгины друзья? Вот подстава так подстава.

— Марин, — у Артема уже не было сил ненавидеть себя за жалобные нотки в голосе, — Женька со мной не разговаривает. Совсем. Трубку не берет, мой номер на мобильном заблокировала.

— Ну, после гастролей твоей пассии в бухгалтерии это совершенно закономерно. Я бы удивилась, если бы твоя дочь проглотила это хамство. Не смотри так, уже все в курсе, и не только я…

— Но она же моя дочь! Я о ней двадцать лет заботился.

— А ты ее отец! И должен любить и защищать ее каждый день. Думаешь, что можно один раз вложиться в ребенка, а потом всю оставшуюся жизнь стричь дивиденды? А вот нетушки, порядочным человеком нужно быть каждый день, иначе капитал доверия и любви закончится очень быстро.

Почти минуту Марина рассматривала склонившего голову Артема. Волосы на макушке редеют, живот пока не очень заметен, но уже нависает над ремнем, руки с набрякшими венами крутят пустую рюмку. Здравствуй, вторая молодость.

— Знаешь, что? — Артем выпрямился и посмотрел на нее с надеждой. — Мне домой пора. — Хотела честно сказать, что разговаривать с ним скучно и неинтересно, но в последнюю минуту решила пожалеть и придержала язык. — А ты такси возьми, все-таки на голодный желудок пил.

Глава 23

Через неделю Виктор с большим пакетом в руках своим ключом открыл дверь квартиры Никки и оглянулся, соображая, где лучше оставить вещи. Привычного музыкального фона не было слышно, значит, в квартире было пусто. Неожиданно его внимание привлек шорох из гостиной, и он прошел вперед, чтобы заглянуть в комнату. Никки сидела на диване, завертывая в пупырчатую пленку фарфоровые фигурки. На столике перед ней стояли дама с собачкой, дама с кавалером, торговка с осликом и птицелов с клеткой. Их ждала большая картонная коробка на полу у ног Никки.

— Я принес твои вещи.

В пакете лежали аккуратно свернутый домработницей шелковый халат персикового цвета, серо-голубая шаль из мягкой тонкой шерсти, небольшая стопка кружевного белья, баночки с кремом, фен, вышитые домашние туфли с острым носом. Наверное, в комоде спальни освободился один ящик, но Виктор туда еще не заглядывал.

— Спасибо. Это все?

— Думаю, все.

— Как мало места я занимала в твоей жизни. Ты даже не заметишь, что меня больше нет. Разве не забавно?

— Прости, Никки. Десять лет назад наш договор казался мне почти идеальным.

— А теперь?

— Теперь я сожалею.

— О чем?

— Что не полюбил тебя.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду.

Кому нужна такая правда? Кому вообще она нужна? Ты сам-то хочешь ее знать? Судя по тому, как Виктор легко отпустил Ольгу в тот вечер неделю назад, он не знал ничего.

— Ты уезжаешь?

— Да, в Канаду с Лео. Квартиру продам или сдам, еще не решила. Наверное, мы будем иногда встречаться в Москве, — Никки закрепила пленку кусочком скотча и опустила фигурку в коробку, затем встала и подошла к Виктору, — так что останемся друзьями. Пока.

Она легонько коснулась губами его щеки, а затем, прислонившись к косяку, смотрела, как он кладет ключи на полочку для перчаток, как закрывается оклеенная светлой пленкой металлическая дверь. Возможно, ей еще доведется наблюдать, как одна неожиданная правда войдет в жизнь Виктора. Разрушит ли она его или, наоборот, сделает счастливым, Никки было все равно. Она уже чувствовала холод выросшей между ними стеклянной стены, из-за которой не достучаться, не докричаться. Пусть делают, что хотят, она будет только смотреть.

* * *

— Не могу понять, а ты что такая спокойная? — Нинка подтянула ближе к себе тарелку с варениками и с наслаждением вдохнула ароматный парок.

— Очень даже волнуюсь. Первый раз в жизни сделала вареники с вишней, вдруг не понравятся?

— Да за такую вкусноту… — Нинка искупала в сметане истекающее вишневым соком «ушко» и сунула его в рот, затем некоторое время сосредоточенно жевала с полузакрытыми глазами, — … я сама на тебе женюсь. Пусть Виктор твой потом хоть дерется, развода не дам! Нет, ты правда не волнуешься? Он ведь за две недели ни разу не позвонил.

— Ты знаешь, я почему-то уверена, что у нас, — Ольга погладила едва наметившийся живот, — все будет хорошо. А с Виктором или без него — это уже вопрос второстепенный. Мне ведь от него действительно ничего не надо, просто с ним тоже очень хорошо. Почти как с вами, девочки.

От обуревающего ее чувства противоречия Нинка поерзала на табурете. Ей, видите ли, не нужен муж. А отец ребенку тоже не нужен? Что-то, подруга, ты слишком заигралась в свободу воли. На этой самой свободе тебя оставлять уже опасно. Еще привыкнешь. Вдруг понравится? Нинка позволила себе неодобрительно хмыкнуть:

— Оль, а знаешь, почему тебя так бабы не любят?

— Нин, ты все обидеть норовишь…

Ольга подлила чаю в чашку и удобнее устроилась за столом, подперев кулаком щеку. Начинался уже ставший привычным за две недели жизни с Нинкой вечер «страшных сказок».

— Если ты еще не заметила, то очень многие из нас, женщин, в душе уверены, что все жизненные блага… ну, деньги, успешных мужчин, хорошую работу уже как-то распределили без них. Поэтому им все приходится отвоевывать. Вот они и борются всю жизнь то за любовь, то за детей, то за семью. Короче, утомительное и потливое занятие.

— И поэтому они всегда такие сердитые?

— А то ж! Вторая категория включает в себя тех, кто поумнее и подобрей. Они верят, что жизнь подбрасывает им строительный материал, а они сами должны из него построить свое благополучие. Таких я уважаю и, надеюсь, что сама к ним отношусь. Но вот третья группа товарищей…

— Мне уже пора бояться?

— Слушай сюда. Эти хитрющие тетки так ловко делают вид, что жизнь все им подносит на тарелочке, что просто не могут не бесить первую и второю категорию. Поэтому все вокруг, глядя на тебя, завидуют и злятся. Вместо того, чтобы учиться.

— Ну, что-то в твоей теории есть. Я сама это чувствую, особенно когда мне цветы на работу приносят. Я букеты сразу в переговорную уношу, пусть лучше там стоят, но сначала приходится пройти через половину офиса. Кажется, за эти две недели я стала личным врагом всех наших секретарш.

— И при этом Виктор так ни разу и не позвонил? Не находишь это странным?

— Это даже к лучшему, я считаю. Пусть разбирается со своей личной жизнью, со своими проектами а у меня и без него дел хватает.

— По большому счету, ты права. Не надо смотреть, что у мужика в голове, только перепачкаешься. И все-таки… у тебя есть его номер мобильного?

Ольга потянулась к телефону, по старой привычке оставленному на краю кухонного стола.

— Можно найти в списке звонков… Ой, номер заблокирован. — Ольга подняла на Нинку округлившиеся от удивления глаза. — Это не я.

— Есть идеи?

Ольга поморщилась и потерла переносицу. Признавать, что Артем способен на такую мелкую пакость, было неприятно.

— Может, кто-то на работе… Но Раиса сейчас с шефом безвылазно сидят в Ростове на Кожуховском проекте. Наши с ней столы немного в стороне… Нет. Наверное, это все-таки Артем. Он заходил ко мне домой.

- Вот! Казалось бы, взрослый человек, — в голосе Нинки звучала почти искренняя нежность. — А чуть присмотришься: детский сад, штаны на лямках.

— Зачем ему это?

— Поверь, не для того, чтобы тебе нагадить. Просто такая натура жлобская, иначе не может. Ну, зато нас повеселил, спасибо ему. Запиши уже Виктора в телефонную книжку, хватит прятаться.

— Я и не прячусь. Вот! — Ольга сверкнула в сторону Нинки экраном телефона. — За такую гражданскую смелость чур я первая в душ.

— Валяй. А я посуду помою.

Мыть посуду для Нины было всегда самым неприятным из домашних дел. Странным образом ее примирил с грязными тарелками криминальный сериал, начинавшийся ровно в десять вечера. Пока на экране телевизора сыщики осматривали место преступления, собирали улики, разбирали версии убийства, сушка над раковиной наполнялась мокрой посудой, а к моменту ареста преступника последняя сковорода обычно уже оказывалась вымыта, мойка вытерта губкой, а Нинкины трудовые руки обсушены полотенцем и смазаны кремом.