Уровень коньяка в бутылке снизился на треть, и кажется, Светлана начинала мыслить более адекватно.

— А ты его до сих пор любишь?

Светлана теребила юбку, всю ту же голубую. Ну, давай же, молчаливо попросила ее Нина, стань взрослой, скажи себе правду.

— Не то, чтобы люблю… есть такое слово, моя бабушка так говорила…

— Жалеешь?

— Точно. Как ты догадалась?

У кого же не было деревенской бабушки? Уж эти-то мудрые женщины все знали и о любви, и о жалости, и о терпении. Кажется, Андрею все-таки повезло с женой.

— А дальше? — Наталья слушала, почти не дыша.

— А дальше мы занялись действительно важными вещами. Женщина за год почти пять килограмм скинула, ходит черт знает в чем. Перемеряли половину моих готовых заказов. Отсмотрели два сезона MaxMara и Chanel. Договорились, что она сфотографирует и пришлет мне вещи, которые еще собирается носить, а я соберу их в комплекты и напишу, что следует дошить. Через пару недель будет выглядеть, как Софи наша Лорен.

— Да нет же, а ты сама как будешь дальше?

— Знаете, — в первый раз за вечер Нина выглядела серьезной. — Посмотрела я на эту супружескую жизнь, и снова убедилась, что она не для меня. Жить с мужчиной — это все равно что участвовать в постоянном перетягивании семейного одеяла. А я всего лишь нежная пожилая нимфа, мне все это в тягость.

— И что тогда?

— А вот сменяю я пока свой хрен моржовый…

— Тише, Вовка все слышит, — испуганно пискнула Наталья.

— … на башню слоновой кости того же размера. — Нинка снова наполнила Маришкину рюмку и чокнулась с ней. — Как думаете, не прогадаю?

— Да-а-а-а! — Раздался дружный рев из гостиной. — Го-о-ол!

* * *

Грязной посуды было мало — всего пара рюмок и пять чашек — так что загружать посудомоечную машину на ночь глядя Наталья не стала. Воровато оглянувшись, она понюхала, а затем лизнула краешек рюмки из-под коньяка. Да, с алкоголем придется подождать по окончания грудного вскармливания. Еще месяцев семь-восемь, как минимум. Не такая уж и большая жертва, если учесть, что малышка росла спокойной, покладистой и по ночам спала, как сурок. Зато из Вовкиной комнаты доносились тихие голоса. Укладывать сына было ежевечерней обязанностей Леньки, так что почти с младенческого возраста их сын вместо сказки на ночь получал очередную порцию «мужского разговора», причем с каждым годом Барсуку беседовать с барсучонком становилось все интереснее и интереснее.

Наталья прислонилась к дверному косяку, занятые своей проблемой, мужчины ее не замечали.

— … и вообще, знаешь, сын, яйца курицу не учат.

— Почему, пап?

Барсук тяжело вздохнул. С трех до пяти Вовкиных лет он непрерывно отвечал на дурацкие вопросы сына и вспоминал то время с ужасом. Неужели возвращается старый кошмар?

— Потому, что курица несет яйца. Без курицы никаких яиц не было бы.

— А вот и нет.

— Что это значит?

— Яйца были первей куриц.

— Не говори ерунды.

— Тогда ты мне ответь: что было раньше, динозавры или куры? — Сын даже не пытался скрыть гордого превосходства в голосе.

— Ну, динозавры, конечно.

— А птицы произошли от кого? От динозавров?

— Да.

— А динозавры как размножались?

— Ээээ… ну, да. Яйца откладывали.

— С тебя сто рублей, пап.

— За что это? — Попытался возмутиться Ленька, но предательница-рука уже тянулась к заднему карману джинсов, где в дневное время обычно лежал кошелек.

— За ликвидацию безграмотности.

— Ладно, завтра отдам, крохобор.

Наталья пожала плечами. Не понятно, о каком-таком семейном одеяле говорила Нинка. Барсуковское одеяло уж точно покоилось на детях, и оба родителя поправляли его с неизменной заботой и любовью.

Эпилог

Декабрь

Серега, резко повзрослевший за последний год, отпросился встречать Новый год с друзьями. Кажется, там должны быть и девочки, подумала Маргарита, иначе с чего бы ему так рваться, будто он своих мальчишек каждый день не видит. Взяв клятву не пить ничего крепче пива и клещами вырвав обещание о контрольном звонке через каждые два часа, Маргарита отпустила сына и приготовилась встречать праздник в тоске и одиночестве.

Не получилось, не дали. 30 декабря позвонил Никита, они с бывшими сослуживцами собирались на Новый год в ресторане. Маргарита, дочь полкового командира, знала этих, конечно, не постаревших, но порядком заматеревших «мальчиков» почти с детства. Хорошие ребята, и жены у них правильные. Некоторые из них когда-то учили юную Ритку краситься и давали свои туфли на дискотеку. Одним словом, хватит кукситься дома одной, пора выбираться в люди.

Люди оказались на редкость симпатичными. Особенно один бывший капитан, как выяснилось, старый Никитин приятель. И костюм на нем сидел отлично, и на гитаре он играл очень душевно. Когда выпили за Новый год, за Родину и за тех, «кто не с нами», пиджак перекочевал на спинку стула и узел галстука под волевым подбородком был ослаблен, капитану вручили гитару.

— Хороший мужик, даром, что разведен, — шепнула Марина, поднимаясь со стула. — Ну, нам еще к друзьям заехать надо. А тебе желаю хорошо отметить. Ни в чем себе не отказывай.

А как отказать, если всю ночь капитан пел, казалось, для нее одной?

«Но капитана ждет красотка Маргарита.

А вдруг не утонул, а вдруг не утонул?»

Ближе к утру Рита вспомнила про телефон. Десять звонков от сына, какой ужас!

— Мам, — голос в трубке был совсем не сонным, а очень даже встревоженным. — Ты ведь даже не сказала где тебя искать. Чем ты там занималась?

Танцевала. С капитаном. Слушала, как он поет, положив руку ему на плечо. Ой, даже целовалась с ним в гардеробной за шубами.

— Не беспокойся, скоро буду дома. Меня подвезут.

Капитан пригласил выпить к себе. Завтра. А сегодня они с Ритой развезли всех пьяниц по домам. Высадив последнего, он задумчиво посмотрел в розовеющее небо:

— Кажется, завтра уже наступило. Поедем ко мне, а? Шампанское и пельмени у меня есть. Вот салата нет, извини.

Ну что с ним поделаешь, с таким славным?

— Сделаю я тебе салат. Поехали.

* * *

— Спасибо, и тебя с Новым годом, — Ольга положила трубку и пошла за чайником.

Из гостиной слышались голоса. Ну, если Нинка входила в раж, заглушить ее было невозможно.

— А вы помните, как мы на дискотеку завалились? После Маришкиного дня рождения? А там уже все серьезно было, охрана на входе стояла. Спрашивают: «Холодное оружие есть?», а Ольга, маленькая такая, пушистенька, достает из сумки здоровый нож, разворачивает салфетку, а он весь чем-то красным перемазан. Это она тогда нас тортом с вареньем угощала. Сама испекла.

Ольга с чайником и сахарницей подошла к столу.

— Давай сюда, а сама садись, — Марина поджала ноги, пропуская Ольгу на середину дивана. — Виктор твою подушку сторожил, никому взять не разрешил.

Виктор обнял Ольгу за плечи и теснее прижал к себе; наклонив голову, потерся щекой о пушистые волосы.

— А давайте выпьем, — над столом навис Барсук, судя по горящим глазам, его посетило вдохновение, — за наших жен!

— Ну надо же, какой оригинальный тост…

— А вот скажи тогда, за что ты нас, жен, больше всего ценишь?

— Знаете за что? Больше, чем с вами я смеялся только в цирке!

— Чтоооо?

— Наташ, а ты помнишь? Нет, мужики, вы представьте: первое января, вечер… какой там вечер, ночь почти; Наталья Вовку спать уложила, на диван рядом со мной упала и на ухо шепчет, горячо так, щекотно: «А знаешь, что мы сейчас будем делать?». Я уже весь такой в предвкушении, носки снимаю потихоньку, а она: «Шоколадные конфеты из детских подарков сожрем!».

— Ладно, гусары, пейте уже.

* * *

Артем опустил телефон в карман и вернулся в зал. Говорить из-за громкой музыки было почти невозможно, длинноногие барышни за их столом подтягивали декольте, рассматривали острые ногти и иногда вскакивали из-за стола, чтобы расцеловаться (два поцелуя в воздух) с приятельницами и (два поцелуя в воздух и один контрольный в голову) с приятелями. Их мужчины с бокалами бродили между столиками, подсаживаясь к знакомым. Ангелина то ли жевала ухо молодого человека с татуировками до локтей и сальными волосами (фотограф, кажется, или режиссер, Артем забыл его имя), то ли что-то ему рассказывала, подтверждая свои слова равномерными взмахами кисти с растопыренными пальцами. Ее локоть надежно фиксировал на боку новенькую сумочку от Шанель. Артем повернулся к бармену:

— Виски повторите.