Анастасия Славина - Десять желаний

Ян выпрямился, расправил плечи, заставляя тело вспомнить, что оно чувствовало много лет назад. Пальцы сами нашли нужные клапаны, легли на них легко и удобно — и замерли. Ян сделал глубокий вдох и коснулся губами мундштука.

Он играл, привыкая к ощущениям, которые рождала в нем эта музыка, постепенно, словно заново учился ходить. Играл так, что болели, будто разрывались, легкие. Кровь очищалась от яда. Со временем боль прошла, мелодия затихла, но словно продолжала эхом звучать в зеркалах и хрустале. А потом замолкло и эхо. И стало так тихо, что, казалось, было слышно, как само по себе пел под горячими пальцами металл саксофона.

Утром Кате позвонили. Она с каменным лицом взглянула на дисплей — не хотелось снова слушать уговоры Яна. Но это был ее приятель по казино.

— Уже одиннадцать. У твоего друга сегодня первый рабочий день. Но он не явился в офис. И «трубу» не снимает. Как это прикажешь понимать?

Катя поморщила лоб, пытаясь связать логические цепочки.

— Ян тебе позвонил?!

— Три недели назад он прошел собеседование. Вчера с ним разговаривала моя секретарша. Клянется, что твой Ян собирался прийти. А теперь его нет. Знаешь, у меня солидная фирма, мне нужны ответственные работники — даже если я и принимаю их по знакомству!

Невероятно…

Но слишком поздно.

— Постой! — Катя подняла руку, словно собеседник мог это видеть. — Вакансия еще не занята?

— Нет, еще не занята, — ядовито передразнил ее мобильный телефон.

— Тогда возьми меня к себе. Клянусь, что буду самым ответственным работником на свете!

Закончив разговор, Катя упала на кровать.

Она ощущала себя ракетой, летящей к своей цели, и от нее только что отделилась отработанная ступень. Теперь она летела быстрее. А цель была ближе.

Наступил первый день ее новой — лучшей — жизни.

Она уволится из казино.

Не вернется на курсы английского.

Сменит номер телефона.

Она уничтожит все ниточки, связывающие ее с прошлой жизнью. И никогда, никогда больше не попадется в мышеловку под названием «Ян». Теперь она не будет мышкой. Она станет кошкой.

* * *

Утро Яна тоже началось со звонка. Дверь, похоже, собирались взять штурмом. Ян лежал, пытаясь слиться с тишиной квартиры, возникающей между накатами яростного дребезжания, но тот, кто стоял за дверью, не собирался уходить. Вскоре звонок сменили удары кулаком о дверь. К ударам присоединился раздраженный мужской голос.

— Ян, вы здесь? Вам посылка от Газо! Он сказал, чтобы я не возвращался, пока не отдам ее вам.

Первая мысль была, что Газо решил с ним покончить.

Вторая, что это очень глупое предположение.

Третья, что если и решил, — то бегать от Газо он не будет.

Ян открыл дверь. Перед ним стоял парень, совсем молодой. Лопоухий, с одутловатым веснушчатым лицом. Он протянул Яну посылку, завернутую в почтовую бумагу, потом наткнулся взглядом на шрам — и не сразу разжал пальцы.

— Что там? — спросил Ян, сильнее потянув посылку.

— Не знаю.

— Ладно, сам разберусь. Ну, прощай!

— Э… — проблеял посыльный, когда Ян потянул ручку двери на себя. — Газо просил, чтобы вы позвонили ему, мол, посылка дошла. Позвоните?

— Нет.

— Газо так и думал. В этом случае он попросил сделать ваше фото с посылкой, можно?

Юноша не стал дожидаться очередного «нет». Навел на него камеру мобильного, и свет вспышки высветил лицо Яна, сыгранное специально для Газо. Отменный ракурс — чтобы шрам был заметен во всей красе. Всклокоченные волосы. Злые сощуренные глаза. Верхняя губа приподнялась в порыве бешенства.

— Сойдет? — спросил Ян, возвращая лицу привычное выражение.

— Д-да, — ответил посыльный. Через секунду в тамбуре его уже не было.

Ян распаковал посылку, не отходя от двери. Скотч со шматками почтовой бумаги опустился на пол. В коробке, прижимаясь друг к другу, лежали ровные стопки зеленых купюр. Ян втянул носом воздух. Он уже и забыл, как пахнут большие деньги. Провел пальцем по ребрам перевязанных бумажками стопок. Можно было не пересчитывать. Ян знал, что здесь будет вся сумма долга. И даже, возможно, немного больше.

К нему вернулась удача. Но он не мог понять, что послужило пусковым механизмом? Как это работает теперь? Каковы новые правила?!

Этим же вечером в новостях сообщили, что Султана взяли под стражу. Его обвинили в совершении нескольких преступлений, одним из которых была торговля людьми.

Не отрывая взгляда от экрана ноутбука, все еще не веря своим ушам, Ян нашарил рукой горлышко бутылки, потряс — виски больше не было. Тогда он полазил по карманам курток, висящих в шкафу. Нашел начатую пачку сигарет. Прикурил. Долго смотрел, как тлела в его пальцах сигарета. Потом затушил ее — так и не сделав затяжку.

Ян спускался по ступеням в подвал — тот самый, через который когда-то сбегал с Кэт после неудачного фильма. Он сжимал ручку тяжелого черного футляра и вдыхал воздух пыли и цемента. Запах острый и оттого еще более действенный. Когда-то, много лет назад, он ощущал его почти каждый вечер, когда спускался в подвал на репетицию джаз-бенда «Kredo». Участники группы были опытными музыкантами. Но их сакс уехал в Израиль, и один из приятелей фронтмена, который обучал Яна игре на саксофоне, предложил попробовать своего подающего надежды протеже. Здесь, в полутемном подвале, музыка, столько лет замурованная в стенах просторного учебного класса, оживала. Саксофон тонко чувствовал партнера, реагировал на каждое движение его души, на любое изменение настроения.

Ян рванул на себя тяжелую металлическую дверь — и на него обрушилась музыка иной плотности. К нему спиной сидела женщина с длинными волосами, торчащими во все стороны черными закрученными проводками, как у старых домашних телефонов. Она пела под гитару «Happy New Year» группы «ABBA». Звук гитары многократно усиливала электроустановка. Женщина пела недурно, но играла поистине великолепно. Ян даже не сразу заметил, что музыка смолкла — она все еще звучала в нем самом.

— Заходите, — произнесла незнакомка грудным голосом, плавным и спокойным, как волна, набегающая на песок.

— Простите, что помешал. Влад разрешил мне здесь поиграть.

— И что вы собираетесь играть?

Ян хотел было ответить, но вместо этого расчехлил саксофон и надел на шею гайтан[1]. Несколько секунд на привыкание, на установление связи с инструментом — и вот он уже играет вступление к «Your Latest Trick»[2]. Женщина быстро сориентировалась — подхватила мелодию. И гитара, и голос плавно влились в музыку саксофона. Сакс то уступал голосу, то поддерживал его. Музыка звучала легко и красиво, словно у хорошо сыгранного дуэта. Когда стихло финальное соло, Ян нежно убрал мундштук от губ — словно прощальный поцелуй. Его сердце колотилось. Он поймал себя на том, что улыбается.

— Вы тот парень из «Kredo», верно?

— Видите меня в отражении? — Ян попытался заглянуть за спину певицы.

Бетонные стены вряд ли могли отражать что-то, кроме звука.

— Нет, я ничего не вижу, — она обернулась — и Ян будто обжегся о пустой взгляд блекло-голубых, точно мутный хрусталь, глаз с растекшимися зрачками. Зрелище не из приятных. — Вообще ничего не вижу. Но отлично слышу. Я помню вашу игру. Странно, что Влад разрешил вам снова выступать после того скандала.

Ян почесал затылок.

В «Kredo» он отыграл больше года, на его концерты приходила Маша. Возможно, именно его музыка стала последним штрихом в их бурно развивавшихся отношениях. После первого концерта у Маши был такой счастливый и потерянный вид, будто она поняла, что пропала. Яну это польстило. Музыка словно изменила их возраст. Теперь он был опытным мужчиной, а Маша — трепетной школьницей, с любовью заглядывающей ему в глаза. Этот взгляд поднимал в Яне такую бурю гормонов, что его начинало знобить. А потом Маши не стало, и всего остального — тоже. Ян начал пропускать репетиции, сорвал концерт — и его выгнали. Совершенно правильно сделали.

— О выступлении речь не шла, — ответил Ян, только догадываясь, насколько долгой была его пауза после вопроса. — Я играю для себя.

— И что же делать? — с любопытством спросила незнакомка. — Через месяц я уезжаю выступать по немецким клубам, мне репетиции необходимы, как воздух.

— Давайте репетировать вместе, — предложил Ян. — Кажется, у нас неплохо получается.

Слепая женщина смотрела на него так пристально, словно детально разглядывала. Ян улыбался. На всякий случай.

— Так нечестно, — заключила она. — Вы меня видите, а я вас — нет. А если вы мне не понравитесь? Подойдите ближе.

Ян подошел.

Теперь он видел морщинки вокруг ее глаз и обкусанные губы. Она была значительно старше его — или так казалось. Крупная, с круглым лицом и мясистой грудью. Белокожая — словно всю жизнь просидела в этом подвале. В просторном темном платье, она казалась одновременно беззащитной и властной. Но ее внешность не отталкивала. Наоборот — Ян не мог отвести от певицы взгляда.

Она встала. Пружинки ее волос щекотно коснулись губ Яна. А потом — и ее теплые пальцы. Осторожно, медленно, словно вылепливая, она исследовала его лицо, уши, волосы. Немного дольше задержалась на шраме.

— Здесь, у стены справа, когда-то на гардеробной вешалке висела фетровая шляпа, чей-то забытый реквизит, — произнесла певица, опуская руки. — Несите ее сюда.

Ян оглянулся. В подвале было полно забытого реквизита: старых инструментов, пустых чехлов, сваленных в кучу сценических костюмов. И — да, на гардеробной вешалке, на последнем крючке, висела черная шляпа с приподнятыми полями. Ян отряхнул шляпу, выбив облачко пыли, надел ее и вернулся к незнакомке.