— Но…

— Никаких но! Я не хочу больше слышать о подобном, не думал, что доживу до такого, как ты низко пала… дочка, дочка… любая физиологическая сторона отношений не стоит той грязи, в которой вы мараете себя…

— Я люблю его.

— Тем более, — он смотрел ровно в глаза. — Если ты любишь… почему позволяешь такому твориться, почему ты разрушаешь его жизнь? Он хороший семьянин, я знаю его жену, Ольга чудесная женщина, и поверь, если ей станет известно, он не станет счастливей… что бы он ни говорил тебе и сколько бы не длилась ваша связь. Счастлив он с Ольгой и будет счастлив только с ней. Первая жена от бога… она ему от бога… не ты.


Через пару месяцев Юля сидела в кабинете гинеколога и в неверии смотрела на результаты обследований.

— Мы можем сделать УЗИ…

— Нет, — она категорично покачала головой, зная, что не сможет считать плодом то, что, увиденное, станет её ребёнком. Её и Юры.

— Я хочу сделать прерывание.

— Юлия Владимировна, вам следует подумать, у вас прекрасный возраст и прекрасное здоровье, как раз для второго ребёнка.

— Пожалуйста, быстрей… — тихо, сглатывая комок.

— Приходи завтра к восьми утра… Если не придёшь, я пойму, но подумай, Юля.

— Не говорите никому.

— Не скажу, конечно, но… — Всё станет известно, потом. Юлия не хотела искать другую больницу.

Она не думала всё то время, когда собиралась в больницу, на этот раз в качестве пациента, не сомневаясь, что после обеда поедет домой. Сама, на своей машине. Прекрасной мазде красного цвета, именно о машине думала Юлия, когда зашла в зал, именно о ней думала она, когда увидела приободряющий взгляд анестезиолога, именно машина сбила её в полузабытьи, когда она бежала по коридорам, которые сужались, со стен стекала и пенилась густая кровь, шлёпая под ногами, которые поскальзывались. И она падала, смотря на свои окровавленные руки, захлёбываясь в слезах и солёном привкусе чего-то. Она устала бежать, устала плакать, скулить и задыхаться от пустоты, свалившейся на неё…..

— Юля… — как выдох, — ты напугала нас…

— Что со мной?

— Кровопотеря… пожалуй, основная проблема… ты здорово напугала нас. Ты напугала меня, пупс.

— У врачей всегда всё атипично, — тихо.

Она то впадала в забытьё, то хорошо себя чувствовала, по большей части, когда рядом не было Юрия… Потому что от его взгляда она задыхалась ещё больше, как будто он своим молчаливым пониманием отнимал у неё и пустоту внутри, в мыслях, и снаружи — в одиночестве больничных стен.

— Думаю, ты уже можешь ехать домой, две недели больничного на восстановление, потом посмотрим.

— Хорошо.

— Я отвезу тебя.

— Не надо.

— Я отвезу тебя, я тебя не спрашиваю, я оповещаю.

— Ладно…

Он занёс её небольшую сумку в дом, где уже суетились отец, мама, Ким и Адель, которая, казалось, ничуть не постарела. Всё так же носила шляпки и зачитывалась любовными романами. Она отказалась переезжать с внуком, в итоге став членом семьи его бывшей жены и одной из лучших подруг… знавшей самые сокровенные тайны, порой даже без разговоров, беря информацию словно из воздуха.

— Я бы хотел остаться с Юлей наедине, — всё, что сказал Юрий.

Отчего-то никто не посмел возразить, и даже отец не отвёл взгляд, наблюдая за манипуляциями этого человека, за движениями его дочери — словно в унисон, копирующие, доверяющие, смущающе интимные от её слабости. Наблюдая, как Юрий просто поднял его дочь и уверенно прошёл в сторону спальни.

— Юля, я всё сказал жене.

— Что «всё»?

— Всё. Я развожусь. Ты была права, хотел бы — развёлся. Я хочу, и я развожусь. Мы потом решим, что нам с тобой делать, пупс.

— Как Ольга?

— На удивление спокойна… очень. Сказала, что давно знает, что у меня кто-то есть, знает… она всегда была умна. Но не хочет знать, кто именно. Мы напишем заявление после того, как я заберу сына, он на юге, ты помнишь? — улыбнулся. — Рановато мы его на море отправили, похоже, перегрелся. Я вылетаю сегодня ночью.

— Хорошо, — у Юлии не было радости. Говорят — всему своё время, возможно, её время ушло, сгинуло, распласталось в кровавых коридорах, когда она бежала, давясь пустотой. Пустотой, которая так и не покинула её.

— Расскажешь мне о своей жене? Ты никогда не говорил.

— Хм… ну, она умная, добрая, порядочная женщина, и она старше меня на пять лет.

— Надо же, — Юля вспомнила Ольгу, выглядевшую, как ровесница, если не младше, удивительную своей тихой, ненавязчивой красотой и притягательностью, — не скажешь.

— Мы познакомились, когда я был на втором курсе… поженились, когда я ещё студентом был. Я был сильно влюблён и думал, что это навсегда… Пока не встретил тебя, поняв, к своему ужасу и отторжению, что не будет навсегда. Один взгляд на тебя отнял у меня «навсегда»… Надо было тогда всё решать, сразу…

— Прости меня, прости, что убила нашего ребёнка.

— В акушерской практике это был плод.

— Это был ребёнок…

— Спи, спи пупс, всё пройдёт, не вини себя. Это только моя вина.

Она уснула почти сразу, он так и не вышел из спальни, вечером тихо закрыв за собой дверь, оставляя мирно спящую женщину с напряжённым лицом, возможно, она даже во сне пыталась вспомнить, что ей снится. Женщина была одета совсем просто, в светло-голубую пижаму с изображением пекинеса на груди, её волосы давно были русого цвета с едва уловим рыжим отблеском, бледная кожа смотрелась тончайшим костяным фарфором, а синева век была словно прорисована тончайшей кистью умелого художника.

— Юлия Владимировна?

Она услышала голос старшей медицинской сестры отделения, невольно напряглась.

— Да.

— Как вы себя чувствуете?

— Сносно…

— Вам лучше приехать.

— Что случилось?

— Тут по направлению Андреев Антон.

— Какой Антон? — Юлия Владимировна помнила каждого своего пациента.

— Ну, Тошка, сын Юрия Борисовича с гинекологии.

— И что он там делает?

— По направлению… — очень тихо. По направлению из поликлиники, быстрый путь. — Может, вы приедете, все-таки…

— Еду.

Глава 10


Сидя в глухой тишине, перебирая и перебирая руками стопку бумаг — небольшую, но весящую больше, чем жизнь, — она отказывалась верить себе. Не в этот раз. Не с его ребёнком.

Идя по длинному коридору, кивая машинально сотрудникам, Юлия Владимировна подошла к своему кабинету, чтобы на долю секунды встретится глазами с Юрием Борисовичем, так же, на долю секунды — с Ольгой. И остановить внимание на маленьком мальчике, который с усердием, не присущим его возрасту, рисовал море, на фоне неба — большой белый корабль и дельфинов, играющих в догонялки с морским гигантом.

Годы её работы — практика подбадривающих улыбок, отвлечения, концентрации внимания на главном, умение собраться, отсеять лишнее через решето сомнений, сконцентрироваться, думать. Сосредоточиться на главном… всё это покрывалось липким страхом, холодным потом и дрожью в руках, желанием развернуться, уйти, сослаться на больничный, отпуск, остановку солнечной системы, сердца, дыхания, гибели головного мозга.

Отвлекая малыша игрушками и шутливыми разговорами о преимуществах Супермена перед капитаном Америка и наоборот, быстро осмотрела, обещав дать послушать в стетоскоп, если Тошка, так представился мальчик, будет вести себя хорошо.

— Что с ним? — все задают этот вопрос. Ответ всегда разный. — Какие должны быть наши дальнейшие действия? — Взгляд отстранённый, профессиональный, словно сверху вниз, словно он не говорит со своей любовницей о своём сыне…

— Для начала давайте проведём дополнительные обследования, уточним…

— Возможно, это ошибка? — Ольга. Всегда в этом вопросе надежда, которой нельзя лишать. Преступно.

— Да, такое вероятно, давайте поступим следующим образом, — она долго перечисляла, что и когда необходимо сделать, как поступить, куда обратиться. Обычно вся информация записывается на бумагу, но не в этот раз.

Череда вопросов, ответов, хмурые брови, улыбки. Вопреки.

— Юля, ты же понимаешь, что это не ошибка, — когда Ольга вышла с Тошкой, играющим со стетоскопом.

— Нам всё равно необходимо это для протокола… дай ей неделю…

— Спасибо.

Случай без серьёзных осложнений, хорошие шансы, быстрая откликаемость. Лечение, которое назначено своевременно, препараты, которые не достать, но «для своих» всё равно есть, лучшие специалисты, консультации… почти победа.

Юлия Владимировна не любила сюрпризы, в её работе не бывает хороших сюрпризов, любой сюрприз на её работе заставляет застывать, останавливаться, сжиматься… чтобы снова начать думать. Из безнадёжной ситуации — должен быть выход.

Она забыла, когда последний раз смотрела кино, читала книгу, разговаривала с подругой, занималась любовью. Она всё забыла. Позволишь себе маленькую роскошь — эмоцию, они прорвутся, как гнойниковый процесс, и не дадут ясно мыслить.

Сидя в тишине дома, она снова и снова перебирала ксерокопии документов, зная ответ на вопрос, но не переставая искать другие возможности.

Разговаривала ли она с отцом Тошки в эти бесконечно долгие месяцы? Практически нет. По делу, факту, всегда натыкаясь на спокойный взгляд, удивительно спокойный, который вселял уверенность не только в Ольгу, но даже в Юлию Владимировну… Они разговаривали последний раз в день госпитализации Тошки, после того, как Юлия Владимировна максимально подробно объяснила родителям, что ожидает их маленького сына, а значит — и их самих.

— Я не развожусь, не сейчас, — всё, что он сказал.

— Не о том думаешь, Андреев, — всё, что она ответила. Спокойно. И ясно, потому что это не было темой для обсуждения или раздумий, это не то, что могло бы волновать сейчас или заботить.