Рут Харрис - Десятилетия. Богатая и красивая

Он быстро научился ладить с начальством, знал, как обходить уставные правила, избегая неприятностей, и умел пользоваться расположением благодарных офицеров, не роняя своего достоинства. Его увлечение джазом родилось в южных борделях и солдатских барах, а когда вспыхнула война и негров стали призывать в армию, помогло ему сделать карьеру.

В 1942 году Нат был лейтенантом при специальной части, базирующейся в Форт-Мэйер, штат Виргиния. Ната прикомандировали к полковнику, работавшему до призыва на фирме грамзаписи «Виктрола». Нат согласовывал с ним программы концертов, налаживал освещение и акустику и появлялся более или менее трезвым перед музыкантами, давая им последнее напутствие перед началом концерта. Он хорошо ладил с музыкантами, которые приобщили его к марихуане, и развлекался тем, что записывал концерты своих фаворитов. Представления пользовались необычайной популярностью в войсках.

Между тем война кончилась. Нат стал капитаном, и хотя он никому, включая Эвелин, об этом не рассказывал, у него уже был план, как сколотить состояние. Он ненавидел нищету. Она была унизительна для него и не позволяла быть по-настоящему свободным. Нат поклялся себе: что бы ни произошло, он никогда не будет бедным.

Его энергия и жажда жизни завораживали Эвелин. Мысль о том, какие испытания выпали на долю ее возлюбленного, взволновала девушку, и на глазах у нее навернулись слезы. Он целовал эти слезы и успокаивал ее:

– Все это в прошлом.

– Ты добьешься своего, правда?

– Конечно.

– Ты очень честный, – сказала Эвелин. Она не знала других парней, которые бы так открыто говорили о своих планах.

– Моя честность – это самое привлекательное, что во мне есть.

– В тебе все привлекательно.

– Ну нет, у меня в запасе есть и кое-что отвратительное.

– Например?

– Я слишком агрессивен. Я нуждаюсь в человеке, который бы любил меня. Я черствый. Я больше думаю о себе, чем о других.

– Я этому не верю. Ты никогда не был таким со мной.

– Ты не такая, как все.

Был вторник, и это была их первая встреча со времени их поездки в Нью-Хоп. Они сидели обнявшись в машине, припаркованной, как всегда, напротив входа в Бриарклифф. Рука Ната проскользнула ей под юбку.

– Не здесь, – сказала она, понимая, что машина стоит на освещенном месте.

– Я хочу, – сказал Нат.

– Я тоже, – ответила Эвелин.

Они оба замешкались – место у ворот колледжа и впрямь не было создано для любви.

– Мы уже вышли из того возраста, чтобы обниматься в машине, – сказал Нат. – Нам было бы лучше вдвоем в большой постели.

– Я знаю. Но у нас нет выбора.

– Нет, есть.

– Есть?

– Мы это дело узаконим. Я поговорю с твоим отцом, хорошо?

Это было формальным предложением Ната Баума.

В субботу Эвелин и Нат оглядели друг друга и расхохотались.

Эвелин уже рассказала своим родителям о Нате, и те пригласили его в субботу к ним на обед. Хотя Эвелин и побаивалась, что ее родители неодобрительно отнесутся к экзотическому костюму Ната и его туфлям с тупыми округлыми носками, она так и не решилась сказать ему, чтобы он оделся по этому случаю не так броско. Она любила Ната и была готова принимать его в чем угодно.

Сама же Эвелин рассталась по случаю обеда со своим «конским хвостом», замызганной курткой и полосатыми носками, которые носила, чтобы нравиться Нату. Вместо этого она сделала у парикмахера прическу «паж» с боковым пробором, надела классический синий костюм, белую блузку и пояс, который купила в «Альтмене» с одобрения матери.

Она не могла удержаться от смеха при виде Ната, чьи мысли работали явно в том же направлении. На нем был классический синий костюм, белая рубашка и спокойных тонов галстук. Он даже пошел на то, чтобы подстричь свои длинные волосы.

– Мы оба просто прелесть! – не удержалась Эвелин.

– Как говорится, великие умы работают в одном направлении, – ответил Нат.

Довольные собой, они сели в красный «гудзон» и отправились в Ист-Ориндж на обед к Эдвардсам.

Когда Эвелин рассказала своим родителям о Нате Бауме, первое, что они у нее спросили, было – любит ли она его. Когда же она заверила их в своей любви, сказав, что любит его больше всего на свете и что выйти за него замуж является для нее единственным страстным желанием, они спросили у нее про Эрни.

– Мы всегда думали, что ты и Эрни…

Эвелин пожала плечами.

– Я знаю, – сказала она. – Но я не люблю Эрни. Мне он нравится. Но это не любовь. Кого я люблю, так это Ната.

Родители были ошеломлены новостями и потрясены решимостью дочери. Это было так непохоже на нее. Она никогда так не отстаивала свои убеждения и никогда не была так уверена в том, чего она хочет. Они начали осознавать, что их дочь стала взрослой.

Мать Эвелин расплакалась. Ей было очень грустно от того, что ее маленькая девочка стала женщиной, и она была счастлива от того, что ее дочь нашла человека, которого полюбила. Хотя Наоми Эдвардс никогда не рассказывала Эвелин о своих опасениях, все же она беспокоилась, что ее дочь останется старой девой. Она чувствовала, что Эвелин не желает связывать свою судьбу с Эрни, и боялась, что не найдется другого мужчины, способного рассмотреть ее обаяние за скромными манерами и простой внешностью. Кем бы он ни был, этот Нат Баум, он, по мнению Наоми Эдвардс, был достаточно чутким и восприимчивым, если уж полюбил Эвелин, а значит, и сам молодой человек был также обаятельным и достойным любви.

Саймон Эдвардс был более сдержан. Он должен был думать о будущем своей дочери.

– Чем же занимается этот Нат Баум? На что он живет?

– Он сейчас учится в Колумбии. На курсах для ветеранов.

– Как же он собирается содержать тебя? Ведь он студент.

– Он сможет содержать семью, папа. Я знаю, что сможет. Он добьется, чего хочет.

Саймона это не убедило.

– Вы не сможете жить только любовью, – сказал отец Эвелин.

– О, папа, я знаю. У нас будет все хорошо. Я в этом не сомневаюсь. Ты сначала познакомься с ним. Ты увидишь, что я была права.

– Ну, если ты так уверена… – только и смог сказать отец.

Саймон еще никогда не видел свою дочь такой уверенной в себе и понимал, что, если он будет против свадьбы, Эвелин впервые в своей жизни ослушается его. Эта мысль пугала его. С другой стороны, рассуждал он, Эвелин, может быть, и права. Может быть, этот Нат Баум и в самом деле сделает карьеру и будет хорошим мужем и кормильцем семьи. Саймон решил не торопиться с выводами до встречи с Натом Баумом. А кроме того, больше всего на свете Саймон любил свою дочь и хотел, чтобы она была счастлива, а если этот Нат Баум и в самом деле сделает ее счастливой…

– Если ты его любишь, милая, я уверен, что он такой, как ты про него говоришь.

– Ты тоже полюбишь его, папочка. Я точно знаю, ты полюбишь его.

– Тебе понравятся мои родители, я знаю, – повторяла Эвелин, когда они с Натом ехали по направлению к Нью-Джерси. – А они-то уж точно полюбят тебя.

Эвелин показывала Нату дорогу, пока они не приехали к дому Эдвардсов. Это был добротный дом, стоящий в стороне от дороги, выкрашенный в белый цвет, с серыми ставнями, с бронзовым, безупречно отполированным дверным молотком. Типичный дом американца среднего сословия.

– Вы, наверное, Нат Баум? – спросил Саймон Эдвардс, открывая им дверь. Он пожал руку молодого человека и сказал очень серьезно, бросив одобрительный взгляд на его костюм, галстук и стрижку. – Добро пожаловать в нашу семью.

– Спасибо, сэр, – ответил Нат.

Он выглядел таким красивым и серьезным, находясь в ее доме и пожимая руку ее отцу, что Эвелин подумала, что еще никто в мире не испытывал таких чувств, какие испытывала сейчас она.

Мать Эвелин ничего не сказала. В ее глазах стояли слезы. И, поколебавшись какое-то время, не зная, что делать, она просто поцеловала Ната в щеку.

Когда они уселись в гостиной, мать Эвелин принесла на серебряном подносе рюмки с хересом. Все неловко молчали.

– Эвелин сказала мне, что вы с ней хотите пожениться, – прервал молчание Саймон Эдвардс. – Я помню, как мне было непросто просить у отца Наоми ее руки. Я тогда дрожал от страха и хочу избавить от этого вас, – сказал он, обыгрывая классическую картину сватовства.

После того как все отсмеялись, заговорил Нат Баум.

– Вы очень добры ко мне, – сказал он. – По правде говоря, я ужасно волновался. Я не знал, каких слов ждут от меня.

– Скажите только, что вы любите мою дочь и готовы взять на себя заботу о ней.

– Тогда это очень просто, – сказал Нат. – Я люблю Эвелин и готов посвятить ей всю свою жизнь.

В течение всего обеда Саймон общался с Натом на равных, обсуждая политические события, новости коммерции, они даже затронули искусство.

Нат отвечал почтительно и остроумно. Он съел все, что у него было в тарелке, и попросил добавки. Он восхитился хрустящей корочкой жареной курицы и воздушностью картофельного пюре, при этом чрезвычайно угодив хозяйке дома.

Эвелин почти не разговаривала. Она смотрела на Ната и любовалась им. Ей было приятно, что родители оказывают ее жениху такое внимание. В его выдержке и умении держаться не было ничего от дерзости, которая так нравилась ей и которую, естественно, не одобрили бы ее родители Эвелин со страхом и удовольствием вспоминала о том, как неделю назад они с Натом занимались любовью, боясь, что по выражению ее лица родители догадаются, о чем она думала. Но, по-видимому, никто ничего не заметил.

Между тем обед подошел к концу. Нат Баум был принят как член семьи. Наоми Эдвардс пригласила его остаться и переночевать в гостиной. Нат принял приглашение, и вскоре родители Эвелин, будучи в восторге от молодого человека, выбранного дочерью, удалились на покой, оставив влюбленных одних.