… — Зоя, ты это все делаешь, потому что тебе это действительно нужно? — пытала Люда подругу.

— Это им нужно, — отвечала та, — значит, я должна помочь.

— А как же они без тебя жили раньше?

— Понятия не имею. Так и жили. Я же тебе рассказывала, что прилично Гранин выглядел только в своей морской форме.

— Но дело же не в этом? — Люда пыталась деликатно намекнуть на то, что Зоя живет точно сбоку припека чужой семьи. Что внешне это выглядит не только странно, но и подозрительно. Во взаимных отношениях Люде особенно не нравился этот момент.

— Господи! Да ты о чем?! Почему подозрительно? Я же с его женой не в подругах! Мы не общаемся даже. И Гранину я запретила упоминать ее в наших разговорах. Люда, милая, я не люблю пошлости и двусмысленности. Я не позволю появиться тройственному союзу, ни в каком виде.

— А сейчас у вас что?

— Сейчас у меня отношения с Граниным. У него — отношения со мной. Поэтому мы должны друг другу помогать. Что у них с женой — мне неинтересно. Уже неинтересно. Это — пройденный этап. Если он не уходит от нее, значит — нельзя. Но веришь ли, вот я бы с ним в одних стенах и полгода не прожила. Так что все складывается как нельзя лучше.

— Слушай, он тебя любит? — спросила донельзя удивленная Люда.

— Он?! Он, по-моему, не верит своему счастью! Что ему такая женщина досталась! — счастливо рассмеялась Зоя.

Она давно уже почувствовала свое превосходство. И давно не мучилась от мыслей, насколько прочно чувство Гранина. Она жила так, будто бы их будущее уже предопределено — они будут вместе так, как это уже сложилось. И наметившееся равновесие никто из них никогда не нарушит. Только изредка Зоя, как фокусник-картежник, доставала из рукава козырного туза — изумленный Гранин очередной раз признавал не свое поражение, а ее победу.


— Я сегодня заеду за тобой. — Голос Гранина был далеким, словно доносился из другого города.

— Ты где? — улыбнулась Зоя. Как приятно не реагировать на любимого мужчину. Не реагировать пульсом, сердцем, жаром. Как приятно просто улыбнуться, произнести первые пришедшие на ум слова приветствия. Как приятно не искать тайный смысл в его речах и его смех не толковать пятью способами. Как приятно быть уверенной в отношениях настолько, чтобы не придавать значение всему, что так часто отравляет жизнь в начале романа.

— Я — в пробке, на Кольце, — голос Гранина был все так же далек, — я за тобой заеду, и мы поедем ужинать. У меня целый вечер свободен.

— Не получится, — Зоя почти прокричала ему в ответ.

— Почему? — Голос Гранина неожиданно оказался очень близко, так что Зоя чуть не оглохла.

— Я иду на вечер в Дом литераторов.

— Одна?

— Нет, там будут мои подруги, много знакомых.

— А что это ты вдруг? В Дом литераторов? — подозрительно спросил Гранин.

— Пригласили. — Зоя рассмеялась. — А хочешь, приходи, я тебе пригласительный оставлю. А как мероприятие закончится, нам с тобой можно будет и поужинать.

— Я не знаю, — на том конце явно надулись.

— Ну как знаешь, — легко отозвалась Зоя, — тогда до завтра?

— Во сколько там надо быть? — Гранин тут же попался на Зоину уловку.

— Где?

— Ну, в Доме литераторов.

— Начало в семь. Приезжай в половине седьмого. Возьмешь пригласительный и проходи в зал. Я тебя найду.

— Как ты меня найдешь?

— На билетах же места проставлены. Я буду знать, где ты сидишь.

— Ладно, договорились. — И все-таки Гранин не выдержал, отомстил. Он повесил трубку не попрощавшись.

Зоя не обратила на это внимания. У нее сегодня был особенный день. Сегодня она должна была вспомнить самое начало своего творческого пути. Сегодня Зое Абрикосовой предстоит принять участие в торжественном вечере, который посвящен одному уважаемому журналу, где когда-то печатались ее стихи. «Как давно это было и как странно, что я этим занималась! Как странно, что не делаю этого сейчас! Ведь тогда казалось, что поэзия — это то, что я никогда не смогу разлюбить!» — подумала Зоя. В этот день работала автоматически, она вся была в воспоминаниях, в грустном элегическом настроении и предвкушала встречу с теми людьми, которых не видела очень давно и к которым до сих пор питала теплые чувства.

Она ушла из поликлиники пораньше. Пешком через Арбат и Молчановку дошла до ЦДЛ и в толпе людей у входа увидела своих подруг, которые держали в руках цветы.

— Это что еще такое? — спросила Зоя и покраснела от удовольствия.

— Это — тебе. Ты же у нас поэтесса. Хоть я не любила твои произведения, надо отдать должное — они у тебя были красивые. По молодости нам казалось, что рыцари и принцы — это смешно. А сейчас полжизни отдали бы за самого завалящего, — с чувством сказала Люда, вручила Зое букет и поцеловала ее.

— Спасибо тебе, дорогая! — Обнявшая Зою Соня тоже выглядела растроганной. — Спасибо, только ты, единственная из нас, была романтиком. И только тебе это не помешало жить нормальной полноценной жизнью. И выстоять в этом циничном материальном мире.

— Девочки, вы так говорите, словно мы — старухи! Это что такое? Ну-ка марш в зал, сейчас немного позаседаем и будем пить шампанское! — С этими словами Зоя подтолкнула подруг к входу.

А ее уже окликали. Кто-то норовил поцеловать руку, кто-то обнял, кто-то приглашал на свои мероприятия, протягивая визитки. Она была окружена мужчинами — ведь в литературном мире их несколько больше, чем женщин. Так, в сопровождении свиты она поднялась в зал, там села в президиуме. Его составляли солидные мэтры, и только Зоя была молода и красива. Когда ее пригласили сказать слово, она легко поднялась, простучала каблучками, подойдя к микрофону, потом минуту разглядывала зал и, тряхнув рыжими локонами, произнесла:

— Я всегда писала о любви, потому что я всегда мечтала о любви. Теперь я ничего не пишу. Наверное, потому, что она у меня уже есть.

Зал по-доброму хихикнул. Обернувшись к главному редактору журнала-юбиляра, Зоя продолжила:

— Но вы не думайте. Теперь я буду писать стихи о детях.

Выступление Зои так отличалось от пафосных и официальных речей, она была такой задорно рыжей и наивно милой, что зал долго хлопал.

— Рожать собирается, что ли? — озабоченно спросила Соня Люду.

— Аллегория, — пояснила Люда. — Аллегория женского счастья. Любовь. Дети. Зойка-то всегда о счастье писала.

— О рыцарях.

— Тоже аллегория. Рыцарь у нее — это то же самое, что счастье.

Только один зритель не хлопал Зое. Алексей Александрович Гранин сидел и не верил своим ушам и глазам. Его Зоя, и без того прекрасная, деятельная, добрая, превосходный медик и отличная хозяйка, оказалась еще и поэтессой, которую не только печатали в журналах, но которую издавали. Гранин видел эти ряды красивых изящных книжиц, выставленных в фойе по случаю юбилея. Он слушал комплименты в ее адрес и понимал, что они ничуть не преувеличение. Что они справедливы и даже недостаточно цветисты. Он видел, как ею восхищаются, и понимал, что это малая толика того, что она заслуживает. Он видел мужчин, которые почли бы за счастье быть рядом с Абрикосовой Зоей. И понимал, что это далеко не все мужчины, которых Зоя заинтересовала бы. Он слушал, смотрел и не понимал, за что ему такое везение. И правильно ли он прочитал знаки судьбы, не перепутал ли что?

Гранин не стал дожидаться окончания мероприятия и уехал. А Зоя провела с творческими коллегами и подругами один из лучших вечеров в своей жизни. Она понимала, почему Гранина нет рядом. Ему надо было еще раз осмыслить произошедшее в их жизни. Ему надо было справиться с удивлением, ревностью, завистью и (тут Зоя позволила себе самонадеянность) с мыслью, что их отношения — это надолго. Что он попал в соблазнительный капкан, который расставила ему умная, деятельная женщина. «Ну да, тебе повезло, дорогой!» — подумала она между бокалами шампанского и великодушно отправила Гранину эсэмэску: «Я тебя люблю!»


Через несколько дней Зоя и Аня встретились в салоне. Накануне Зоя устала на работе и в какой-то момент пожалела о своем предложении. Ведь обычно в салон она ходила, чтобы расслабиться. А завтра это не получится сделать. Надо будет следить за каждым своим словом. К тому же Аня — человек настроения. И каким оно будет у нее завтра — большой вопрос! Но делать было нечего, а потому в назначенное время Зоя ждала дочь Гранина.

Опоздала Аня не намного, долго извинялась, и Зоя даже устыдилась собственного раздражения. Ведь девушку явно не балуют такими вещами. Более того, Зоя была уверена, что Аню даже не приучили к ним. И не из‑за отсутствия денег. Из‑за особых Татьяниных подходов к воспитанию.

— Ну, давай-ка немного отвлечемся от будней, — бодро предложила Ане Зоя и вошла в салон. Их тут же окружили вниманием и заботой.

— Как же у вас это хорошо получается — все организовывать, доставать, устраивать! Вы такой внимательный врач. А еще стихи пишете! — заметила Аня, когда они уже сидели с укутанными в специальные варежки руками.

— Да, писала. Пока — не пишу. Времени нет, — подтвердила Зоя и переспросила: — А тебе папа сказал?

— Да, он вашу книгу купил.

— И ты ее прочла? — Зое было интересно мнение девушки, а еще ей было интересно, как на эту покупку отреагировала жена Гранина.

— Я не понимаю, — призналась Аня. — Я не понимаю, как можно писать о чем-то фантастическом. Почти сказочном.

— Ну а в детстве, в детстве ты сказки читала?

— Да, когда была маленькой совсем. Потом — перестала.