— Матушка, но вы же знаете, я создана для того, чтобы нести слово Его. — Она подошла поближе и понизила голос. — Я хочу перевести Священное Писание на обычный язык, чтобы простые люди лучше его понимали.

Настоятельница прижала пальцы к губам. Ересь. Под ее крышей завелась еретичка. Если Редингтоны узнают, не видать ей больше от них ни фартинга. Впору пожалеть о том, что она позволила девчонке выучиться читать и писать.

— Я точно знаю, мое место здесь, — продолжала тем временем девушка. — И вы тоже убедитесь в этом, когда я доберусь до усыпальницы, и Господь даст мне знак. — Лицо Доминики вспыхнуло столь истовой верой, какую настоятельница много лет не наблюдала в других и не испытывала сама. — Сестра Мария будет моей свидетельницей.

Сестра Мария всегда ее баловала.

— Но за чей счет ты собралась путешествовать? Кто купит тебе дорожную одежду и оплатит пропитание? Кто будет выполнять твои обязанности во время твоего отсутствия, в конце-то концов?

— Эту ношу согласились взять на себя сестры Катерина, Барбара и Маргарита, а сестра Мария обещала оплатить мое пропитание из своего приданого, — дерзко ответила та. — Я много не съем.

— Приданое сестры Марии принадлежит монастырю. — Настоятельница прижала кончики пальцев к пульсирующим вискам. Вот что бывает, если позволять монахиням заводить любимчиков.

— Прошу вас, матушка Юлиана. — Наконец-то додумавшись смиренно встать на колени, девушка потянула настоятельницу за край черного одеяния. Пальцы ее были выпачканы чернилами, а ногти обкусаны так сильно, что земле в огороде было совершенно не за что уцепиться. — Мне очень, очень нужно пойти.

Настоятельница, совершенно ошарашенная, вновь заглянула в ее глаза. В них горела вера. А может быть страх.

Внезапно она поняла, чем все может окончиться. Познав жизнь за пределами монастырских стен, Доминика не вернется. С ее-то внешностью, которой позавидовала бы любая девица из числа мирян, она ляжет с первым же мужчиной, который задумает ее обольстить. Ну, а с ребенком в животе ни о каком постриге не может идти и речи.

Мать Юлиана вздохнула. Впрочем, кто знает, как оно обернется. Эти горящие истовым огнем синие глаза горазды отпугнуть любых ухажеров. На все божья воля. Лучше отпустить ее. Пусть унесет свои опасные идеи подальше от ушей господ и аббата. Правда, в ее отсутствие монахиням придется заниматься стиркой и огородом самим, ибо нанять работницу из деревни им было не на что.

— Хорошо. Будь по-твоему. Но чтобы больше я не слышала от тебя ересь. Если во время путешествия с тобою случится хоть малейшая неприятность, можешь не рассчитывать сюда возвращаться, а тем более принимать постриг.

Доминика сложила ладони и возвела очи к небесам.

— Спасибо тебе, Отец Небесный. — И она, не дожидаясь разрешения, резво выбежала из кельи.

Настоятельница вздохнула. Ее саму и единым словом не поблагодарили. Только Господа. Что ж, пусть отныне Он о ней и заботится.


***

Доминика задыхалась от радости. Не чуя под собой ног, она птицей летела по коридору. В груди разлилось теплое чувство уверенности. Господь всегда отвечал на ее молитвы, пусть иногда ему и приходилось немного помочь.

Она нашла сестру Марию на залитом солнцем монастырском дворе, где монахиня учила Иннокентия, пса Доминики, команде «сидеть». Точнее, пыталась. Лохматый черный пес, как и его хозяйка, был никому не нужным, случайно прибившимся к монастырю существом, бесприютным и непослушным.

— Она разрешила, разрешила! — Доминика закружила сестру по двору и не отпускала, пока они обе не запутались в подоле ее длинного черного одеяния. Пес возбужденно залаял. — Мне тоже можно пойти!

— Тише, тише, — попыталась сестра угомонить и Доминику, и пса, который, заливаясь лаем, вертелся в погоне за своим коротким хвостом. Этому трюку его научила Доминика.

— Хороший мальчик. — Доминика почесала его за ухом. Второе ухо у собаки отсутствовало. — Не волнуйся, сестра. — Девушка крепко обняла ее. — Господь сказал мне, что все будет хорошо.

Сестра с опаской огляделась по сторонам.

— Только не вздумай говорить матушке Юлиане о том, что ты слышишь Его голос.

Доминика пожала плечами. Мать Юлиана уже это знает, но сообщать об этом сестре необязательно.

— В Писании сказано: «Стучите, и отворят вам», — сказала она на латыни.

— Если она услышит, как ты болтаешь на латыни, то может и передумать.

— Но зачем затыкать уши, когда Господь говорит с нами?

— Затем, чтобы не вкладывать в Его уста свои собственные слова.

Доминика вздохнула. Господь одарил ее ушами, глазами и разумом. Наверняка он не против, чтобы она использовала их по назначению.

— Неважно. Главное, что она разрешила, а когда мы вернемся, я стану послушницей.

Присев, сестра взяла Доминику за руки. Доминика любила прикосновение этих рук — мягких, ибо им не приходилось стирать или возиться в земле, с жилистыми, привыкшими держать перо, пальцами. В детстве Доминика ужасно завидовала мозоли на среднем пальце сестры, этому отличительному знаку переписчиков, и мечтала скорее обзавестись такой же.

— Только помни, дитя, Господь не всегда отвечает на наши молитвы так, как мы ожидаем.

— Да разве Он может ответить иначе? Здесь вся моя жизнь. — Доминика любила ее размеренность и предсказуемость; тишину часовни, где Бог тихим голосом говорил с нею; яркость красных, синих и золотых красок, которыми она расцвечивала Его слова. Она хотела остаться здесь навсегда, стать настоящей монахиней, как сестра Мария. — Я читаю не хуже сестры Маргариты, а пишу лучше всех, кроме тебя.

Сестра вздохнула.

— Доминика… Ты опять забываешь: нет гарантии, что Господь одарит тебя тем, к чему ты стремишься.

— О, в Нем я уверена полностью. Осталось уговорить матушку Юлиану.

Сестра смиренно воздела руки к небу.

— С возрастом ты научишься меньше полагаться на Господа. Идем. Надо собрать вещи. — Она тяжело встала. Привыкшая часами сидеть за работой в скриптории, сестра передвигалась с трудом. — Завтра мы выходим в дорогу.

Доминика улыбнулась. Когда послание будет передано в надежные руки и они вернутся, ей больше никогда не придется покидать монастырь.

Главное — истинная вера. И решимость.


***

— Нам нужны деньги, ваша светлость. — Мать Юлиана заставила себя склонить шею. Перед таким человеком, как лорд Ричард, унижаться было нелегко.

Чтобы он согласился ее принять, пришлось прийти сразу после дневной трапезы, когда парадный зал был переполнен стражниками, охранявшими замок, оруженосцами и слугами. В их присутствии лорд Ричард не посмел отослать ее прочь. Когда все разошлись, в воздухе остался витать запах тушеной баранины. В желудке у нее заурчало.

— На что вам деньги, матушка? — спросил Ричард. Узкоплечий, длинноносый, он опустился в кресло, покопался в ухе мизинцем и принялся вычищать из-под ногтя грязь. — Я думал, монашки равнодушны к мирским вещам.

Неужели он настолько груб со всеми просителями? Она вовсе не собиралась его грабить. Ей была нужна ничтожная сумма.

— На продукты, чернила и средства для ежегодного паломничества, ваша светлость.

— Увы, мы все переживаем тяжелые времена. — Он положил ногу на ногу и покрутил ступней, рассматривая носок своего башмака.

— Ваш отец всегда покровительствовал нашему монастырю, — напомнила она. Стены парадного зала, как и при жизни старого графа, были завешаны гобеленами, но после его смерти здесь будто бы стало холоднее. Никогда еще она не скорбела о его кончине так сильно, как сейчас, когда наблюдала перед собой его младшего сына — темноволосого человека, с высокомерным, желтоватым лицом. — Он обещал поддерживать нашу работу в скриптории.

— Мой отец умер.

— Поэтому я пришла к вам.

— Как вам известно, с подобными просьбами положено обращаться к моему старшему брату. А это в данный момент невозможно.

— Мы денно и нощно молимся за него. Как его здоровье, ваша светлость?

Лорду Ричарду не удалось скрыть за напускной скорбью улыбку.

— Боюсь, матушка, дни его сочтены, но мы не теряем надежды. — Он подавил смешок. — Наемник даже вознамерился совершить ради него паломничество.

Она перекрестилась.

— Вы о том рыцаре, который воскресил вашего брата из мертвых? — Весть об этом разнеслась во всей округе. Некоторые богохульники даже прозвали его Спасителем.

Лорд Ричард откинулся на спинку кресла и фыркнул.

— Если верить его словам. Сложно, знаете ли, доверять человеку, который воюет за деньги, а не во имя преданности своему сюзерену.

Интересная претензия, если вспомнить, что сам лорд Ричард сделал все, чтобы отвертеться от воинской службы во Франции.

— Чем только не приходится заниматься безземельным рыцарям. Воистину пути Господни неисповедимы.

— Неужели? Ну что ж, возможно, ваши молитвы и поход наемника смягчат сердце Блаженной Ларины, и мой братец чудесным образом исцелится. — Его тон поскучнел. — Кто в этом году исполнит обет?

— Сестра Мария. И Доминика, — добавила она, помолчав.

Он весь подобрался, выпрямил спину и впервые поднял на нее глаза.

— Эта маленькая переписчица? Разве она уже пришла в возраст для такого путешествия?

Неужели о том, что девчонка умеет писать, известно решительно всем? Лишь бы она не проболталась в замке о своих еретических устремлениях.

— Ей минуло семнадцать, милорд.

Нос его дернулся, будто у гончего пса, почуявшего добычу.

— Надеюсь, она еще девственница?

Настоятельница выпрямилась.

— Вы столь низкого мнения о моем монастыре?

— Будем считать, вы ответили «да». Чего она ждет от этого паломничества?