Губы Гаррена дрогнули в улыбке.

Она тоже улыбнулась в ответ. И представила, как погружается пальцами в темные кудри, которые вились на его загорелой шее.

Как ни в чем не бывало он продолжал:

— А что вы будете делать, если ваши мечты не сбудутся?

Она убрала ноги под скамью.

— Но они сбудутся. — В ее сознание прокралась крошечная неуверенность. Господь не всегда отвечает на наши молитвы так, как мы ожидаем.

Он не стал искать под столом нового прикосновения.

— Почему вы настолько уверены?

— Иисус сказал: «Просите, и дано будет вам». Я изложила свою просьбу достаточно четко. — Она опять вытянула ноги, придерживая Иннокентия, чтобы тот не соскользнул на пол. — А что попросите у Блаженной Ларины вы?

Он выпрямился, скрестил ноги под лавкой и сделал большой глоток эля.

— Невозможного. Чтобы Уильям жил.

Доминика пристыженно согнула колени. Пока она втайне надеялась еще раз к нему притронуться, он переживал о здоровье графа. Ну и пусть за паломничество ему заплатили. Подобную преданность за деньги не купишь.

— Для Бога нет ничего невозможного. Но разве вы не хотите попросить чего-нибудь и для себя?

Его лицо снова ожесточилось.

— Мне, — с нажимом ответил он, — Блаженная Ларина ничем не поможет.

По лестнице с громким топотом спустился хозяин.

— Сколько у вас женщин? Три? — Его бесцеремонный окрик разбудил Вдову и сестру Марию. — Можете занять комнату по правую руку. Но поспешите, пока там всего одна девица в постели.

Опустив Иннокентия на пол, Доминика помогла сестре встать. Долгие часы в седле добавили к ее застарелым хворям несколько новых.

— Вообще-то с собаками в кровать не положено, — проворчал хозяин. — Все зверье должно оставаться внизу.

Она хотела было заверить его, что у Иннокентия нет блох, но поняла, что уже совсем в этом не уверена, и промолчала.

— С вас крона за всех. — Он подхватил на лету брошенную Гарреном серебряную монету и придирчиво осмотрел ее со всех сторон. — Еще шиллинг сверху за сено для лошади. И если ваша псина чего погрызет или сломает, заплатите за ущерб.

Помрачнев, Гаррен ссыпал в его потную пятерню еще несколько монеток.

— Манеры у этого пса будут получше твоих.

Неужели стол и кров стоят так дорого? Она пересчитала взглядом монеты — одна, две, три — и понадеялась, что граф заплатил своему паломнику достаточно щедро.

Иннокентий умчался вверх по лестнице, обгоняя Вдову и сестру Марию, а Доминика обернулась к хозяину.

— Вы не подскажете, как нам быстрее всего добраться до усыпальницы Блаженной Ларины?

— Обычно ходят в обход болот через Тависток. Это три дня ходу. И от Тавистока еще столько же.

— Шесть дней! — вскричала она. Продержится ли граф так долго? — Нет ли пути покороче?

Хозяин, прищурившись, смерил ее взглядом.

— А куда тебе спешить, девица?

Его маленькие глазки остановились на ее груди, и Доминика порадовалась, что сегодня ночью будет спать вместе с женщинами наверху.

— Она задала тебе вопрос, — сказал Гаррен, оторвавшись от кружки с элем. — Есть дорога короче?

— Да понял я, понял. — Он развязно подмигнул Гаррену. — Есть такая дорога. Напрямки через болота. Сбережет вам день или два. — Одну за другой он побросал монетки в кошель. — Но, говорят, на болотах до сих пор обитают старые боги, а если опустится туман… — Его пробрала дрожь. — Можно оттуда и вовсе не выбраться. — И с этими словами хозяин скрылся за дверью своей каморки.

— Целый день, Гаррен. — Она присела возле него на скамью. Наверное, он слушал невнимательно, иначе не смотрел бы с таким отсутствующим видом на огонь. — Вы слышали? Если пойти через болота, можно выгадать день. А то и два.

— Зачем? — бросил он, не поворачивая головы. — Ну, станете монахиней на день раньше, и что с того?

Брат медленно убивает меня— всплыли в памяти слова графа, и она похолодела.

— Дело не во мне, а в лорде Редингтоне. Этот день может спасти его жизнь.

— Уильям, скорее всего, уже умер. — Он осушил кружку до дна и со стуком поставил ее на стол.

Наверное, у него в организме избыток черной желчи, подумалось Доминике. Иначе никак не объяснить его меланхолию. Он ведь однажды уже сотворил с Божьей помощью чудо. Зачем же отчаиваться? Неужто Господь откажется сотворить второе? Придется напомнить о его долге.

— Но он доверил вам свое послание…

Гаррен прищурился.

— Послание?

Выходит, граф не посвятил своего гонца в его содержимое?

— Я видела пергамент с печатью, — осторожно сказала Доминика, наблюдая за его глазами. — И сделала вывод, что это какое-то послание.

— Это письменное подтверждение подлинности перьев, — ответил он отстраненным тоном.

— Значит, я ошиблась. Но разве вам не хочется поскорее добраться до усыпальницы, чтобы помолиться о его выздоровлении?

— Мне что, отрастить крылья как у Блаженной Ларины и полететь? — Он издал саркастичный смешок. — На мне лежит не только долг перед Уильямом, но и ответственность за несколько душ. Предлагаете завести их в непролазное болото?

— Вы поведете нас не в одиночку. Рядом будет Господь.

Он демонстративно огляделся, обозревая пол, на котором вповалку храпели спящие.

— Что-то я не вижу рядом никакого Господа.

— Незримо Он всегда с вами. — Даже если Гаррен не святой, как он может отрицать тот очевидный факт, что Господь избрал его своим орудием? — Он помог вам спасти лорда Редингтона.

— Но я не смог спасти ничего из того, что Он у меня отнял. — Лицо его исказила озлобленная гримаса. Глаза стали похожи на твердый, темно-зеленый малахит. — Может, мне попробовать спасти вас, Ника?

Она облизнула губы и открыла рот, но слова не шли с языка. Внутри, угрожая разгореться пламенем, вспыхнул крошечный огонек.

— Спасти от чего?

— От ваших желаний. — Его ладони зависли над ее плечами, и она ощутила, как по коже поползли мурашки. — Вот например сейчас вы хотите, чтобы я к вам прикоснулся.

— Неправда.

— Неужели?

Большая, квадратная ладонь опустилась на изгиб ее шеи. Она затрепетала. Сердце подпрыгнуло вверх, забилось где-то в области горла. Это злость, сказала она себе, едва дыша. Обычная злость. Он разозлил ее. Вот почему в груди стало так тесно и горячо.

— Я, как и вы, хочу только одного. Как можно скорее добраться до святилища.

Обеими руками он плавно прошелся вверх по ее шее, заключил ее лицо в ладони и наклонился так близко, что она почувствовала его дыхание. И захотела попробовать его губы на вкус.

— Это что, очередное испытание? После того, как я обошла вас в теологии, вы решили зайти с другой стороны и испытать меня через плоть? Прекрасно. — Она стиснула зубы, чтобы остановить дрожь. — Моя вера сильна и выдержит любое искушение.

Большим пальцем он очертил линию ее подбородка, медленно провел им вдоль горла и остановился посередине, вынудив ее нервно сглотнуть.

— Даже такое?

— Да. — Она таяла в его руках. И впервые в жизни засомневалась в том, чего же на самом деле хочет.

Она хотела смотреть, как меняется под влиянием настроения цвет его глаз, превращаясь из травянисто-зеленого в изумрудный. Хотела слышать его смех, когда она скажет что-нибудь особенно умное. Внимать вместе с ним ароматам цветов, следить за полетом птиц в небесах, смотреть на звезды и день за днем познавать все сотворенные Господом земные чудеса.

Она хотела, чтобы он прижал ее к себе и никогда не отпускал из спасительного убежища своих рук, чтобы он залечил тот надлом внутри, о котором она до сего момента не подозревала.

Когда Гаррен отпустил ее, Доминику сотрясла дрожь разочарования.

— У вас есть постель. — Он перевел взгляд на пустую кружку. — Вот идите и ложитесь.

Окружающая действительность — запахи куриных объедков, дыма из очага и кислого эля — разом обрушилась на нее, распирая грудь. Словно, когда Гаррен трогал ее, она не дышала.

— Я твердо решила принять постриг и переложить Библию на английский язык. Вот чего я хочу. Вы сами одобрили мое решение. И моя вера достаточно крепка, чтобы устоять перед любыми соблазнами, которыми Господь испытывает меня через вас.

Она решительно оттолкнулась от края стола и встала. Гаррен не сделал попытки ее задержать, и тогда она на неверных ногах поплелась к лестнице, не останавливаясь и не оборачиваясь из страха превратиться в соляной столб — как жена Лота, которая обернулась, чтобы взглянуть на грешные Содом и Гоморру.

Но когда она поднялась на первую ступеньку, то все-таки не устояла перед соблазном услышать его голос и оглянулась.

— Неужели вам совсем нечего попросить у святой?

Он заново наполнил кружку элем, глядя, как сквозь тугую золотистую струю просвечивают, будто солнечные лучи чрез стекло витража, языки пляшущего в очаге пламени. Потом произнес:

— Разве что дар забывать.

Мир вокруг пошатнулся, и Доминика поспешила подняться наверх. Ориентируясь в темноте на храп Вдовы, она отыскала стоявшую у оконца кровать. Из конюшни внизу долетал запах слежавшегося сена и свежего лошадиного навоза.

— Ника, где ты была?

Услышав голос сестры, она вздрогнула.

— Мы обсуждали дорогу на завтра. Я думала, ты давно спишь. Надо постараться выспаться, пока есть кровать и крыша над головой.

— Увы, Господь не одарил меня глухотой как у Вдовы.

Она чувствовала, что сестра улыбается, но расслышала в ее голосе сдержанное страдание. Сестра всегда заботилась о ней. Теперь, когда ее терзала боль в спине и коленях, пришел черед Доминики о ней позаботиться. Но как?

— Тебе что-нибудь принести? Может быть, еще одно покрывало?