— Не нужно, спасибо. Все хорошо.

Доминика разделась. Скатав балахон и подложив его под голову вместо подушки, она примостилась на краешке кровати и натянула на себя простыню. На нее вдруг снова накатило то самое, пережитое наедине с Гарреном, чувство — словно она стояла на краю пропасти и с замиранием сердца готовилась прыгнуть вниз. Рядом зашуршал набитый соломой матрас. Сестра ворочалась с боку на бок, устраиваясь поудобнее.

— Сестра, ты еще не спишь?

— Нет. Что такое, дитя?

— Расскажи мне… — Темнота придала Доминике храбрости. — Расскажи мне о мужчинах и женщинах.

Шорох прекратился.

— Почему ты спрашиваешь?

Из-за Гаррена. Но в этом невозможно было признаться.

— Вот Джиллиан и Джекин… — торопливо заговорила она. — Почему Господь сделал соитие грехом, если по Его замыслу именно таким способом мы должны размножаться?

— В самом соитии греха нет. Похоть — вот что отвращает нас от Господа.

Этот довод бы ей известен. Она сама привела его Гаррену.

— Но их переполняло такое счастье. — Счастье. Это слово и близко не подходило для описания того наслаждения, невольной свидетельницей которого она стала.

— Что ж, счастливые браки приятны Господу. Истинная любовь между мужчиной и женщиной подобна любви Христа к его Церкви.

Все это Доминика слышала много раз и раньше, но теперь это сравнение казалось кощунственным.

За окошком, вторя храпу Вдовы, заухала сова.

— Ника, тебя одолевало искушение?

Да. Но она устояла. И это самое главное.

— Просто мир за пределами монастыря оказался сложнее, чем я себе представляла.

— То, что притягивает мужчин и женщин друг к другу, есть самая могущественная сила на свете. Прежде чем принять обет, убедись… — Шепот угас. — Убедись, что сможешь перед ней устоять.

— Конечно, смогу. — Но долго ли? Она устремила взгляд в темноту, мечтая, чтобы вместо потолочных балок над нею раскинулось звездное небо. — Сестра, а ты сама когда-нибудь испытывала искушение?

Снова скрежет совы — будто предостережение.

— Как и все смертные.

Доминике вдруг подумалось, что все происходящее с нею — часть Божьего замысла. Он испытывал сестру, и она устояла. Иисус в пустыне тоже устоял. Она перекатилась на бок и, подперев голову, попыталась рассмотреть во мраке лицо сестры.

— А как распознать его, это искушение?

— Когда ты возжелаешь мужчину превыше воды и пищи, превыше жизни. — Слова рвались наружу глухими проклятиями. — Превыше своей бессмертной души.

Какая же она сильная, подумала Доминика, закрывая глаза и готовясь прочесть перед сном молитву. Что ж, если сестра не дрогнула, то и она устоит. Она пройдет через все испытания и докажет Всевышнему, что достойна принять постриг.

«Введи меня во искушение, если иначе нельзя», — обратилась она к небу, — «и пошли мне сил устоять».

Однако вместо этого Господь подарил ей ночь невероятных снов.


*** 

Следующим утром Гаррен стоял на перепутье и, морщась от головной боли, чувствовал себя Моисеем, которому предстояло провести свой народ через пустыню. Небо милосердно заволокло солнце облаками, но легче от этого не стало. Каждый шаг болезненным эхом отдавался в его голове, которая трещала от эля, выпитого накануне, когда он опрокидывал в себя кружку за кружкой в попытке забыть.

Забыть о том, что ему предстоит разрушить ее жизнь. Что Уильям наверняка уже мертв. Что наутро перед ним встанет непростой выбор.

После часа пути из Эксетера на запад уклоняться от выбора более было невозможно. Слева от него лежала удобная, проверенная дорога вдоль морского побережья. Справа — неверная, но короткая тропа через болота. Один выгаданный день.

— Я всегда ходила южной дорогой, — сказала сестра Мария.

— Давайте пойдем через болото. — Саймон, совсем как Рукко в предвкушении боя, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Лично я не боюсь.

— Ох, не нравится мне эта затея, — высказалась Вдова. — Я хорошо помню, как мы заблудились в Пиренеях по дороге в Сантьяго.

Доминика молчала.

Щурясь, он устремил взгляд в сторону болот, будто мог разглядеть витые древние камни, венчавшие вершины холмов. Там обитают старые боги. Даже если и так, то что? Между старыми богами и новыми нет никакой разницы.

Ветер закружил по траве, окутав их запахом торфа и сырого гранита. Стоит ли так рисковать? Уильям наверняка уже мертв.

Но он дал слово. Он обещал доставить послание и принести перо. И если есть хоть какой-то шанс, пусть даже призрачный, что Ларина сможет повлиять на Всевышнего, если существует хотя бы небольшая вероятность, что он снова поможет Уильяму выкарабкаться…

— Carpe diem, — произнесла Доминика.

Пусть он не сможет подарить Уильяму жизнь, зато поможет ему упокоиться с миром.

Гаррен кивнул направо.

— Сюда.


Глава 11 

В этом краю заплутал бы и сам Господь — думал Гаррен следующим утром, глядя как из-за горизонта ползет солнечный диск, окрашивая желтоватым цветом бессердечное небо. Моисей скитался по пустыне сорок лет. Сколько же им по прихоти Божьей предстоит блуждать по болотам?

С самого рассвета пришлось идти очень медленно, с осторожностью ступая по топкому торфяному настилу поверх твердого, как основа мироздания, каменного плато. Холмы, усыпанные стадами овец, остались далеко позади. Изредка путникам попадались старые, давно заброшенные хижины, в которых свистел ветер. Вокруг не было ни единого деревца. Только каменные глыбы вклинивались в безжизненный пейзаж, вздымаясь из земли исполинскими витыми столбами, похожими на дым из котла преисподней.

С запада, напоминая о близости моря, тянуло сыростью. Лай Иннокентия, который ощетинивался на каждый шорох, стук лошадиных копыт и бесконечное ворчание Вдовы, пророчившей напасти, были единственными знакомыми звуками в этом враждебном, чужеродном пространстве.

— Что скажете? — спросил он Доминику, которая шагала слева.

— Мы словно на краю света, — прошептала она, во все глаза обозревая раскинувшееся перед ними пространство.

«Точнее не скажешь», — подумал он и вновь обратил взгляд на запад.

Внезапно горизонт заволокло туманом. Огромное облако, сырое и плотное, как свалявшаяся овечья шерсть, надвинулось на паломников и в мгновение ока, будто тьма египетская, окружило их непроглядной стеной. Первые минуты сквозь туман еще проглядывало тусклое пятнышко солнца, а потом исчезло и оно.

— Возьмитесь за руки! — крикнул Гаррен. Клочья тумана застилали ему глаза, забивались в уши и рот, поглощая слова. Услышан ли остальными его призыв?

— Где сестра Мария? — где-то слева испуганно вскрикнула Доминика. — Я ничего не вижу.

Он простер в направлении ее голоса руку, и она по локоть растворилась в тумане. Потом натолкнулся на пушистую макушку. Нащупал плечо, соскользнул по руке вниз, нашел ее кисть и крепко сжал, с облегчением чувствуя, как она пульсирует в его ладони.

Поводья, обмотанные вокруг его запястья, натянулись. Рукко, хоть и был закаленным в сражениях боевым конем, испугался невидимого врага и встревоженно заметался. Сестра Мария призрачной тенью качнулась в седле. Потрепав коня по шее, Гаррен попытался ее успокоить:

— Сестра, не бойтесь. Поводья у меня.

Вдалеке послышался лай.

— Иннокентий, ко мне! — Доминика рванулась в сторону, и Гаррен еле успел ее удержать.

— Ника, не ходите за ним, иначе потеряетесь. Он отыщет нас сам. Собаки это умеют. — Он очень надеялся, что не солгал.

А туман вокруг сгущался все сильнее и сильнее, будто древние боги прогневались за то, что путники потревожили их обитель.

— Слушайте все! — крикнул Гаррен в клубящуюся пустоту. — Пусть каждый возьмет своего соседа за руку и громко скажет свое имя. Сделаем перекличку. Давайте, по очереди. — Он нащупал холку Рукко. — Сестра?

— Я здесь.

— Гаррен, — с вызовом отозвался он, сжимая пальцы Доминики, доверительно лежащие в его ладони.

— Доминика.

— Джиллиан.

— Джекин.

Последним, где-то в самом конце, пробурчал свое имя Ральф.

— И что теперь? — От страха голос Джиллиан взвился до визга.

Туман наполнился многоголосым бормотанием.

— Надо остановиться и переждать.

— И сгинуть? Надо вернуться!

— Когда я заблудилась в Пиренеях…

— Давайте повернем назад и пойдем южной дорогой, как и следовало сделать с самого начала.

— Это безумие. Мы блуждаем на болотах вторые сутки. Отсюда уже не выбраться.

— Куда нам идти? — вцепилась в него Доминика. — Вокруг ничего не видно.

Она так верила, что Господь будет направлять их, но Он бросил их на произвол судьбы. И Гаррен разозлился на небеса за то, что они подвели ее.

— Мы пойдем вперед, — сказал он. — Все вместе. Держитесь за руки и, что бы ни случилось, не отпускайте друг друга.

Не слушая ничьих возражений, он расправил плечи и потянул паломников за собой, ощущая себя волом, волокущим тяжелый плуг.

Доминика пошла следом. Джиллиан и остальные, очевидно, тоже, ибо натяжение ослабло и идти стало легче. Неуверенно и медленно, огибая топкие места и напоминая заползшую на болота змею, людская цепочка двинулась вперед.

Никакого Господа я рядом не вижу. Прямо-таки напророчил. Ослепленный туманом, Гаррен не разбирал перед собою ни зги. Если бы не теплая ладошка Доминики, он бы решил, что остался совершенно один.

Со всех сторон его — лишенного слуха и зрения — обступили фантастические видения. Пронзительный сатанинский визг сменялся воем невидимых духов. Мимо проплывали, растворяясь в тумане, завернутые в длинные белые саваны девы. Затылок холодило чье-то ледяное дыхание, словно позади бесплотной угрозой притаился призрак. Смех да и только, ведь он верил в призраков не больше, чем в Бога. Но в этом месте был готов уверовать разом во всех.