Упрямо шагая вперед, он твердил себе, что всего этого не существует. Реальны только вязкая земля под ногами, поводья в правой руке и ладонь Доминики в левой. Все остальное — иллюзии, порожденные его воспаленным сознанием.

Солнца по-прежнему не было видно. Только впереди, медленно угасая, мерцало неясное сияние, и Гаррен вел паломников в направлении этого света. Что с ними будет, когда опустится ночь? Как они продолжат путь в темноте?

Вскоре он потерял счет времени. Не представляя, куда заведут его ноги, он шел, не снижая темпа, но не потому что уверовал. Просто ничего другого ему не оставалось.

В конце цепочки кто-то споткнулся.

— Это безумие. — Голос Ральфа. — Я возвращаюсь назад.

— Нет, подожди! — крикнул Гаррен и ощутил, что в цепи стало на одного человека меньше. Ральф, этот единственный человек, не навесивший на него титул Спасителя, ушел, исчезнув в зияющей пасти тумана. Чувство потери было таким острым, словно Гаррен потерял брата, но допустить, чтобы и остальные разбрелись по болотам, было нельзя.

— Сестра, — попросил он монахиню, — поддержите нас песней.

И сверху полилось, обволакивая его защитным коконом и перекрывая стенания духов, ее благодатное чистое пение.


Верь, и ты воспрянешь на крыльях

Взлетишь, как Ларина, взлетишь, как Ларина;

Верь, и ты взлетишь, как Ларина

Прямо в чертог Его.

Гаррен вскинул голову.

Песня, распирая грудь, распечатала его горло, и он вопреки туману запел. Он пел, и его переполняла пронзительная радость оттого, что он все еще жив. Пел и не страшился ни старых, ни новых богов. Пусть слышат. Пусть поразят его. Ему было безразлично. Если ему суждено умереть, он умрет, но не перестанет петь — исступленно, неистово, звонко.

За ним с небывалым рвением запели братья Миллеры. Затем Саймон — громко, взахлеб, доказывая всем, что он выучил слова до конца. Потом Джиллиан — протяжно и чисто. И, как обычно запаздывая, — Вдова.

Слева тихо выводила мотив Доминика. Слившись воедино, их голоса образовали хор, прекраснее которого он не слышал нигде, даже в церкви.

Внезапно позади раздался звук приглушенного удара, а следом вопль. Песня оборвалась.

— Что случилось? Все целы?

Обернувшись, Гаррен различил очертания торчащего из земли валуна — большого, пропитанного сыростью камня ростом почти с Доминику. Видимо, в эту махину и врезался Джекин.

— Не расшибся?

— Нет, — ответил Джекин и, заикаясь, спросил: — Что это может быть?

— Это обычный камень, — сказал он. — Или дорожная веха.

— Вон еще один! — крикнул Саймон.

Они увидели несколько валунов, которые образовывали круг.

— Наверное, это какое-то предостережение, — проговорил Джекин.

— Мы пилигримы, а значит бояться нам нечего, — возразила Доминика, но голос ее дрожал.

— Я слышала об этом месте, — тихо сказала сестра Мария. — По легенде несколько дев обратились в камни после того, как осквернили субботу танцами на болотах.

Липкий, почти осязаемый страх стрелой прошил их сцепленные руки. Гаррен стиснул ладонь Доминики. Нельзя, невозможно допустить, чтобы страх загнал их в болото.

— Господь защитит нас! — выкрикнул он ложь, в которую и сам хотел бы поверить. «Проклятье, ну докажи, что Ты существуешь!» — мысленно воззвал он к Всевышнему, который не защитил ни его родных, ни Уильяма.

И вдруг они услышали собачий лай, настойчивый и возбужденный.

— Иннокентий, где ты? Сюда! — крикнула Доминика.

Впервые у звука было четкое направление. И Гаррен, отчаявшись, пошел на этот звук и потянул за собой остальных.

Пока они шли, туман несколько рассеялся. Когда под ногами стала видна земля, по цепочке пронесся вздох облегчения.

Из тумана выплыла каменная стена, и Гаррен еле успел остановиться, чтобы не врезаться. Невысокая, взрослому человеку по пояс, она тянулась в обе стороны. Ее высоты могло хватить, чтобы сдержать овец, но не солдат. Впрочем, здесь, в этом странном месте воевать было не за что.

А за стеною жизнерадостно заливался лаем Иннокентий.

Гаррен выронил руку Доминики и пошел вдоль стены, ощупывая древнюю кладку в поисках прохода. Нашел и ступил внутрь.

И услышал журчание ручья. Увидел маленькие круглые хижины с обвалившимися крышами и кучку булыжников вокруг давным-давно умершего очага.

Чья-то заброшенная стоянка.

С его плеч будто сняли тяжеленный груз.

— Здесь мы и заночуем.

Внутри почерневшего круга обнаружилось несколько высохших веток. Откуда они взялись, было загадкой, ибо за весь день пути паломникам не встретилось ни единого дерева. Дрожащими руками Гаррен достал кремень и высек искру. Ветки занялись огнем, и его жар и сияние распугали оставшихся духов. Набрав за стеною торфа, паломники бросали его в костер, покуда дым густым потоком не взвился в ночное, чудесным образом прояснившееся небо.


***

Доминика сидела у костра и, расслабив глаза, задумчиво взирала на плывущие в прозрачном воздухе языки пламени. Иннокентий, этот пропахший торфом маленький герой, дремал у ее ног.

Гаррен сидел чуть поодаль за ее спиною, безмолвным щитом отгораживая Доминику от темноты после того, как весь день продержал ее за руку. Она прижала руку к губам, страдая от ноющего ощущения пустоты в ладони.

Сегодня он с помощью Всевышнего спас их — от ее глупости и упрямства. Это из-за нее они пошли через болота и заблудились. И почему она решила, что один сэкономленный день что-то изменит? Гаррен был прав. Лорд Ричард, верно, уже свел своего брата в могилу, и на пергаменте теперь написаны слова мертвеца.

Сквозь мерцающее пламя костра было видно, как братья Миллеры и Саймон играют в кости.

— Ну надо же, как мне сегодня везет! — вскричал Саймон. — И это после того, как Господь избавил нас от болотных демонов.

Ее пробрала дрожь. Где-то там, во мраке, блуждал в одиночестве Ральф.

— Перебрось, — потребовал старший Миллер. — Мне сегодня свезло не меньше.

— Господь присматривал сегодня за всеми нами, — молвила сестра Мария достаточно громко, чтобы ее услышала молодежь. — Давайте-ка лучше вспомним, ради чего мы вышли в путь. Я расскажу вам историю Блаженной Ларины, а вы, покуда будете слушать, молитесь за Ральфа.

Игроки отложили кости и притихли, своим недовольным видом напоминая детей, которых обещанием сказки уводят спать. Лекарь потряс Вдову за плечо и разбудил ее, чтобы она тоже послушала.

Доминика знала историю Ларины наизусть, но каждый раз внимала ей с неиссякаемым интересом. Когда-нибудь она обязательно перенесет ее на пергамент.

— Жила на свете девушка по имени Ларина, — начала свое повествование сестра. — Она верила в Бога и в то, что Он всегда будет оберегать ее. Однажды, когда она шла по лесу и несла гостинцы для одной бедной семьи, за ней погналась стая диких кабанов. Ларина бросилась бежать.

Десятки раз Доминика слышала эту историю, но отчего-то сегодня она воспринималась иначе. Если Господь хотел спасти Ларину, то почему Он не наделил ее способностью приручать диких зверей? Святые сплошь и рядом владели этим даром. Святой Амвросий, к примеру, был известен тем, что во младенчестве без ущерба держал в устах пчел, а святого Патрика понимали змеи и послушались его приказа уйти из Ирландии. Для Бога усмирить кабанов было проще простого.

— Она бежала со всех ног, — продолжала сестра Мария своим певучим, размеренным голосом. Ее слушателям стало немного жутковато. — Запиналась о корни деревьев, продиралась сквозь колючие ветви, которые застилали глаза и хлестали ее по щекам, но не останавливалась. Солнце тем временем опускалось все ниже и ниже. В лесу стало темно, и девушка уже не понимала, где она и куда несут ее ноги.

Сестра выдержала паузу и молчала до тех пор, пока Доминика не вспомнила, что по обыкновению в этом месте всегда задавала вопрос.

— И что случилось потом? — спросила она без былого энтузиазма.

— Потом она, наконец, выбежала из леса и помчалась дальше. Но вдруг увидела впереди высокий обрыв! А внизу бушевало море. Ларина поняла, что если прыгнет, то упадет в пену прибоя и разобьется о скалы. Она была обречена!

Братья Миллеры подались вперед. Вдова вытянула на голос сестры шею и навострила свое здоровое ухо.

— И тогда Ларина обратила взор к небесам и сказала нашему Отцу Небесному: «Я отдаю себя в твои любящие руки», а потом побежала прямо к обрыву, прыгнула и взлетела…

— Будто ангел! — восторженно воскликнула Доминика, наверстывая недостаток интереса в начале истории.

— Будто птица. Она взмыла ввысь, пронеслась над волнами и благополучно опустилась на камень, где кабаны не могли до нее добраться. И все потому, что Ларина не теряла веры, — назидательно заключила сестра. — Она доверилась Богу, и за ее спиной выросли крылья.

— Потому что она не теряла веры… — повторила Доминика шепотом. Похоже, не вера заставила ее настоять на своем в выборе дороги, а глупая гордыня. Потому что на деле она пала духом и утратила веру в Гаррена — и разуверилась в Боге — в первой же затруднительной ситуации.

— Господь перенес Ларину в безопасное место и защитил от бушующих волн. Теперь там стоит ее усыпальница.

— На острове? — послышался сзади несколько удивленный голос Гаррена.

— Скорее на большом камне, ибо там едва умещается ее могила и святилище с несколькими перышками из ее крыла. Попасть туда пешком можно только во время отлива.

— И как часто бывает отлив?

— Один раз в день, насколько я помню. В остальное время нужно нанимать лодку.

По небу, цепляясь за клочья тумана, плыла полная луна. Одного за другим паломников сморил сон, и тишина заполнилась дыханием спящих. Юноши, закутавшись в балахоны, легли на земле. Джекин и Джиллиан уединились в одной из полуразрушенных каменных хижин. Лекарь и Вдова захрапели в унисон, привалившись друг к другу.