Она перенесла вес с онемевшего левого колена на правое. Еще три молитвы Богородице, и Господь, возможно, простит ее. Правда, она не была уверена, что сможет простить себя сама.

— Матушка Юлиана, пилигримы вернулись.

Как странно, подумала она, отталкиваясь от деревянной молитвенной скамьи и вставая. В голосе сестры Агнес почему-то не было ликования. Значит, не у нее одной сегодня тяжело на душе.

— Хорошо, сестра Агнес. Приведи ко мне сестру Марию. — С Доминикой она поговорит позже.

— Не могу.

— То есть как?

Сестра Агнес всхлипнула. По ее щекам потекли слезы.

— Сестра Мария умерла.

Мать Юлиана перекрестилась дрожащими пальцами.

— Как это произошло?

— Не знаю, матушка. С нею была Доминика.

Она вздохнула. Настало время встретиться со своими грехами лицом к лицу.

— Приведи ее ко мне.

С нею без приглашения явился наемник. Верно, чтобы забрать свою награду, которую он, вне всякого сомнения, заслужил. Мать Юлиана поняла это в ту же минуту, когда увидела их стоящими вместе в проеме двери. Можно было даже не спрашивать. Девочка превратилась в женщину, и это превращение усмирило ту неугомонную энергию, которая раньше пронизывала каждое ее движение.

Уже не девственница. Лорд Ричард будет доволен, подумала она с содроганием. Но то был только ее грех. Доминика не должна за него расплачиваться.

— Добро пожаловать домой, Доминика. — Она обняла ее точно маленькую девочку, которой та когда-то была. — Я знаю о сестре Марии. Мне очень жаль.

— Мать Юлиана, — встрял паломник, — мне надо сказать вам…

— Не сейчас, — ответила она, качая головой. — Моя овечка вернулась.

— Но Господь послал мне знамение…

— Несомненно о том, что Доминика должна вступить в орден.

На секунду он замер с раскрытым ртом. А потом улыбнулся.

— Именно так, мать Юлиана.

— Господь явил мне такое же знамение. — Странно, но хорошо, что наемник ее поддержал. Может быть, он даже не попросит денег. А с лордом Ричардом она как-нибудь разберется.

Она отодвинула Доминику на длину руки и окинула ее взглядом. Как же быть? Девушка вроде бы стала еще выше ростом. Хорошая ряса сестры Марии не придется ей впору, даже если надставить низ, а денег и времени на то, чтобы сшить новую, нет.

— На следующей неделе сестра Мария будет смотреть с небес, как ты приносишь обеты.

Девушка шагнула назад.

— Я не вступлю в орден.

— Но, дорогая моя, я больше не возражаю. — Настоятельница переплела руки на груди и просунула их в рукава. В синих глазах девушки, еще недавно таких пронзительных и непокорных, она разглядела новообретенное смирение. И, кажется, что-то еще. Или кого-то. Кого же?

— Ника, — заговорил наемник. — Ты же так этого хотела…

— Мне тоже было знамение, мать Юлиана. Но не то, которого я ждала.

Воистину пути Господни неисповедимы, подумала настоятельница, несколько устыдившись испытанного облегчения. Она опустилась в кресло и поманила девушку к себе.

— Присядь, дитя мое, и объясни, почему.

Доминика оглянулась на наемника.

— Как-нибудь потом. Может быть.

А тот, плотно сжав рот, взирал на нее как на Святой Грааль.

Так вот оно что. А она-то, похоже, и не подозревает.

— Но что ты будешь делать, дитя мое? Как ты будешь жить? — Не собирается же она вернуться к работе прислуги. Будет жаль, если в конце концов девушка достанется лорду Ричарду, хотя это, конечно, будет уже не ее проблемой. А может, ее возьмет к себе наемник. Не как жену, разумеется.

Доминика сложила руки в замок.

— Сперва я помолюсь за душу лорда Уильяма. И попрошу у неба прощения за то, что не отвела от него смерть.

— Смерть? Но лорд Уильям жив!

Налет взрослости мигом слетел с лица девушки, а наемник расплылся в широченной улыбке.

— Еще одно чудо.

Порывисто подхватив ее руку, он поцеловал костяшки ее пальцев. Она же в ответ улыбнулась, а потом отстранилась.

Что ж. Пусть разбираются со своими чувствами. Повезло ей заполучить мужчину, хоть у него нет и фартинга за душой.

— Он пошел на поправку сразу после вашего ухода, — сказала настоятельница. Или после отъезда лорда Ричарда.

— Мы должны повидать его. — Не спрашивая разрешения, девушка метнулась к выходу и потянула наемника за собой.

Она предостерегающе крикнула им вслед:

— Граф уже не тот, каким был раньше.

Доминика убежала вперед, а наемник задержался на пороге.

— Я тоже, мать Юлиана.

Много же чудес свершилось во время их паломничества.

— Лорд Ричард уже в замке? — Скоро ей предстоит держать перед ним ответ. — Уверена, он будет счастлив узнать о выздоровлении брата.

— Лорд Ричард мертв. — На лице наемника отобразилось мрачное удовлетворение. — Такова была Божья воля.

Настоятельница перекрестилась. Еще одно следствие ее прегрешения. Боже, прости меня за то, что я радуюсь его смерти. Она подняла глаза. И как теперь с ним расплачиваться? С покойника обещанных денег не возьмешь.

Уголок его рта насмешливо дернулся вверх.

— И долги его умерли вместе с ним.

Боже, подумала она, снова осеняя себя крестным знамением, прости меня за то, что позволила себе усомниться в величии Твоего плана.


***

Над крепостными стенами замка Редингтон не реяло черных траурных полотнищ. Сидя впереди Гаррена на несущемся к замку Рукко, Доминика не могла заставить себя спросить, поверил ли он в то, что она не останется в монастыре. В Эксетере Господь открыл перед нею новую дорогу.

Но ведь Гаррен взял ее за руку. Прямо на глазах матери Юлианы.

— Гаррен! С возвращением! — На мост, нетерпеливо простирая навстречу им руки, шагнул высокий, худой, светловолосый человек.

Ее брат.

Соскочив из седла на землю, Гаррен помог ей спешиться, и Уильям тут же заключил его в объятья. Они похлопали друг друга по спинам, потом переглянулись и вновь крепко обнялись, словно оба восстали из мертвых.

Доминика изумленно моргала. Уильям жив. Возможно, у Бога все-таки был план, и он воплотился в жизнь.

Держа Уильяма за плечи, Гаррен отодвинулся и окинул его взглядом.

— Скажи, как ты умудрился выжить?

Уильям улыбнулся. Еще не окрепший, с поредевшими волосами и выцветшими синими глазами, ныне он был бледной копией своего отца.

— Как только Ричард уехал, Никколо перестал кормить меня ядом. — Толстогубый итальянец стоял позади и терпеливо ждал, пока Иннокентий обнюхает его кожаные сапоги. Доминика впервые увидела его при солнечном свете, и он, почувствовав на себе ее взгляд, неожиданно приветливо улыбнулся, обнажив крупные зубы.

Гаррен гневно воззрился на итальянца.

— Почему он стоит с тобой рядом? Он же пытался убить тебя!

— Он давал мне яд понемногу, затем, чтобы провести Ричарда, но не убить.

— Ты выжил только Божьей милостью, — сердито ответил он.

Уильям сжал его плечо.

— У него были свои причины. Он вылечил меня. И просит прощения.

Гаррен вспыхнул.

— Просить прощения нужно не ему одному.

Она ждала, что сейчас он посмотрит на нее и снова попросит простить. Да — ответит она. Да, тысячу раз да.

Уильям оглянулся на пустую дорогу.

— А где мой брат?

Гаррен опустил голову.

— Он мертв.

На лице Уильяма промелькнуло нечто похожее на сожаление.

— Быстро же Церковь вершит свой суд.

— Господь оказался быстрее.

Уильям нахмурился.

— Похоже, друг мой, Господь дал нам повод о многом поведать друг другу.

— Господь дал тебе кое-что еще. — Гаррен открыл помятый реликварий и вытащил двумя пальцами самое маленькое перышко. — Птица оставила его в усыпальнице. — Он положил комочек пуха Уильяму на ладонь и завернул его пальцы, все еще покрытые сыпью, в кулак.

Уильям побледнел.

— Это…

Гаррен кивнул, потом осторожно закрыл створки реликвария, где осталось лежать последнее перо, и заправил его за ворот туники. Ударившись о свинцовую ракушку, коробочка весело звякнула.

— Пусть оно будет напоминанием о том, что иногда чудеса все-таки случаются.

Сжимая в кулаке перо, Уильям впервые обернулся к Доминике.

— Доминика, прости, что не поздоровался с тобой должным образом. Где сестра Мария? Уже в монастыре?

На глаза вдруг навернулись слезы. Может, и хорошо. Может, они скроют ее секреты.

— Сестра Мария упокоилась в земле недалеко от святилища.

Уильям коснулся кулаком лба, потом груди и плеч. Его взгляд затуманился скорбью.

— Она навсегда останется в памяти Редингтонов. Знаю, в монастыре тебе будет не хватать ее больше, чем кого бы то ни было. — Он испытующе посмотрел на нее.

— Вы правы, милорд, мне будет ее не хватать, — медленно проговорила она. Гаррен не сводил с нее взгляда, словно ее слова предназначались ему, а не Уильяму. — Но в монастырь я не вернусь.

У Гаррена перехватило дыхание.

— Но что ты будешь делать?

— Ты спас не только мою жизнь, но и мое призвание. — И мою душу, добавила она мысленно. — В Эксетере я познакомилась с одним писцом, которому нужен помощник. — Зрение этого славного человека с возрастом испортилось настолько, что буквы расплывались у него перед глазами. Она будет писать, пусть и не слово Божье.

— Это абсурд, — резко возразил Гаррен. — Я не позволю тебе жить в городе одной.

— Я буду не одна. Я буду жить в его семье. Ты же сам сказал, что Господь хочет, чтобы я продолжала писать.

— Я подразумевал — писать здесь, в Редингтонском монастыре.

— «Я подразумевал»? Значит, это не Господь гонит меня из твоей жизни, а ты сам?