Дарья Степанова - Девальвация человечности

После ужина Ия пришла в комнату Демьяна. Он встретил ее поцелуем и сжал в крепких объятиях.

— Любовь моя, могу ли я задать тебе вопрос, что тревожит меня? — начал он издалека.

— Что-то не так?

— Все замечательно, просто, извини, он твой друг, но этот Ренат мне не нравится. Что-то с ним не так.

— Ты ведь понял, что он говорил обо мне, да?

— Да, почувствовал его взгляд на тебе. — Демьян сказал это с горечью, ему был неприятен этот парень, а вернее не сам он, а то, что он чувствует к ней.

— Он друг Игната, в принципе он почти часть нашей семьи. Мы встречались недолгое время, когда я была на первом курсе. Ты, правда, хочешь об этом знать? — резко прервала она себя. — Мне нечего скрывать, но просто обычно мало кто в отношениях любит подобные темы, — осторожно полюбопытствовала Ия.

— Я видел, как он смотрит на тебя, так что, пожалуйста, развей мои тревоги, — смущаясь, ответил он.

— Знаешь, я думаю, в отношениях очень важно внимание, — углубляясь в воспоминания начала она. — Изначально у нас с Ренатом были достаточно хорошие взаимоотношения, но постепенно я стала ощущать, как он постепенно отдаляется, знаешь словно память, ускользающая от человека в пожилом возрасте, сначала исчезает вербальная память, затем образная, двигательная и под самый конец эмоциональная. Как оказалось, он заинтересовался другой, и я им явно мешала.

— А ты всегда ловко подбираешь метафоры, это восхищает.

— Это закон Рибо, глупенький, — засмеялась она прежде, чем продолжить свой рассказ. — Так вот, на чем это я остановилась? Он пытался вернуть меня примерно через год, но я никогда не возвращаюсь к людям, что ушли от меня. Уходя, уходи. Такой вот главный железный принцип. Демьян, правда, в том, что на самом деле он не любит меня, я думаю, что это эгоистичная форма псевдолюбви, просто незакрытый гештальт, незавершенное действие, возникшее в ответ на мой отказ вернуться.

— Интересная мысль, в любом случае, гештальт, не гештальт, а ты ему явно не безразлична. Что будешь с этим делать?

— Делать? А я ничего не собираюсь делать. Я уважаю себя и свой выбор.

— Какой выбор? — он сказал это играючи и улыбаясь, заранее зная ответ.

— На комплимент напрашиваешься? — рассмеялась Ия.

— На нежные слова, — дополнил он, абсолютно влюбленный и крепко прижимающий ближе к себе.

— Я выбрала тебя. Мой второй железный принцип.

И пока Ия весьма успешно развеивала тревоги Демьяна по поводу своих взаимоотношений с призраком из прошлого, сама она чувствовала себя загнанной в угол. Слишком много хорошего связывало ее с ним, ровно как и плохого, которое отчего-то более не доминировало над первым, как это было ранее. Конечно, простить она его так и не смогла, и, не смотря на явное отрицание нежных чувств к этому мужчине, по какой-то неведомой ей самой причине, с момента его возвращения она стала периодически вспоминать их отношения. То ли для того чтобы убедиться в своем решении не возвращаться, то ли по иным причинам, в любом случае, она возвращалась к мыслям о нем все чаще. Нет, нет, обрывала она себя, я люблю Демьяна, или. Как же Ия боялась даже в беззвучном монологе произнести слова о любви адресованные Ренату. Нам надо поговорить, иначе это сведет меня с ума. Заключила она и прильнула к сонному Демьяну, что даже в спящем виде рассеивал ее страхи.

Глаза слипаются от усталости, полумертвый доходяга, я хочу спать, не видя снов, жить без воспоминаний, что словно кислота внезапно выливаются на свежие раны покалеченной души. Касаюсь головой подушки и вот, я снова там. Снова безмолвно борюсь за жизнь, согреваюсь мыслями об Ие, и каждый день принимаю бой с системой, что создана крушить прежние идеалы в угоду новых, безумных идей.

С того момента как Ренат бежал из «Ясного разума» ни одной спокойной ночи, ни одного безмятежного сна. Страшные картины, всплывающие неожиданно в его воспоминаниях, зачастую ближе к ночи, лишают сна. Я боюсь спать, боюсь кошмаров, мне страшно, закрывая глаза, вижу одиноких людей, тихонечко плачущих мужчин и их женщин, маленьких беззащитных детей, которых не кому утешить, все они не властны над губительными обстоятельствами, и эта безвыходность душит. Кошмар наяву. Алкоголь помогает забыться, но лишь на время, мне этого мало, мало всего, секс не приносит удовлетворения, все женщины безразличны с их пышными, казалось бы, соблазнительными формами, телами, все пустые, кроме одной. Опять жуткий сон, «Ясный разум», я снова там, мерзкий стук метронома бьет по ушам и страшно раздражает, нет, не просто раздражает как какая-нибудь, жужжащая мелодия будильника, нарочито выдергивающая из сна, нет, этот стук жутко бесит, выводит из себя. Вспомнившийся звук, да, да, именно его включали на обязательных беседах с садистами, когда пытали или когда убивали, включали всякий раз перед тем, как принести кому-то боль. В сознании Рената именно этот стук словно предвестник болезненных переживаний, соединился с ними воедино, представляя отныне собой лишь страдание. Вторую ночь Ренат проводит дома и не первую просыпается от своего же громкого крика. В холодном поту, судорожно оглядываясь по сторонам, озираясь на знакомые стены, он медленно и тихо выдыхает воздух, постепенно опустошая свои легкие, я дома, не спеша позволяет себе вдохнуть, все хорошо, я дома. Полагая, что следует дать себе отдых от кошмаров, он решил спуститься вниз и хотя бы попробовать притупить эту эмоциональную горечь бесполезным в плане содержания какао, но таким вкусным шоколадом, молочным, а не горьким, химозным, а не натуральным. На маленькой кухне приятно пахло жасмином и мятой. Ия была здесь, подумал он, мечтательно представляя, как она элегантным движением кисти, по одному отрывает лепестки свежей мяты с подоконника и небрежно бросает их в кружку с чаем. Переждав несколько секунд, Ренат наполнил свою кружку еще не остывшим кипятком, после чего, стянул из холодильника маленький кусочек шоколада и аккуратно прошел в гостиную комнату, слабо освященную пламенем камина, из которого слышался приятный треск древесины. Ия сидела возле него, укутавшись в старый плед.

— Когда я была маленькой, всегда любила воображать, будто искорки представляют собою маленьких человечков, танцующих в огненном пламене, словно волшебные друиды, или липриконы. Треск — лишь следствие танца, звон их башмачков, разлетающийся по комнате и согревающий как жар пламени, но не обжигающий, оставляет теплоту на сердце, чувство упоительной истомы. Мне здесь уютно.

— Ты слышала? — удивленно ответил Ренат, наивно полагая, что вошел незамеченным.

— Да Ренат, я услышала тебя.

— Ну хорошо, а то я боялся испугать тебя.

Ее длинные волосы отражали горячий цвет огня, и казалось, были окрашены в дерзкий медный. Она была так же красива, как и всегда, Ренат смотрел влюблено, сознавая, что именно в это мгновение действительно отдыхает от тягот прошлого, забывая обо всей той боли, что накопилась в нем, словно гора мусора в грязном баке. Минуту они, молча, смотрели на камин. Она словно прекрасный цветок и он, жутко уставший на вид, с огромными синяками и волосами цвета ржавчины, не красивый, подозрительный, но явно нуждающийся в поддержке.

— Теперь ты с ним?

— Да, — медленно протянула она без капли смущения, не отводя глаз от камина. — Теперь с ним. Я все пыталась понять, почему с того момента как увидела тебя постоянно возвращаюсь к прошлым воспоминаниям. Ты разбил мое сердце, и гордая натура не допустила бы этого снова.

— Ия, я бы никогда не причинил тебе боль.

— Это я уже слышала, — засмеялась она. — Причинил же, однажды.

— Посмотри на меня. Ия, прошу, обернись! Я люблю тебя, — смело произнес он грубым голосом слова, которые так долго боялся озвучивать. — Глупо отрицать очевидное. Теперь ты с другим, и это страшно злит меня, ранит, но я смирюсь, лишь бы ты была счастлива.

— Что прости? Смиришься? — наконец-то обернувшись, передразнила она его. — Ренат, правда, в том, понимаешь, я сама не знаю, что чувствую к тебе, зато точно знаю, что чувствую к Демьяну.

Можно ли любить обоих? Думала она про себя, сознавая, что чувства к последнему, более сильны и чисты, совсем не омрачены предательством и болью. Может то, что я чувствую к Ренату и не любовь вовсе, а тот самый гештальт, про который она недавно говорила Демьяну, или может это просто привязанность, но не к новому человеку, что два дня назад постучался в дверь, а к старому, что некогда так ранил ее в самое сердце. По неведомой ей причине она разделила Рената на до, и после возвращения. Мысли сыпались на нее словно град, пугая, путая и настораживая.

— Я сделал много ошибок, потерял тебя и страшно жалею до сих пор, попал в «Ясный разум» и этот кошмар неустанно довлеет надо мною, не давая спать, думать, не давая жить. По правде говоря, за последнее время я впервые чувствую себя спокойно, здесь, с тобой.

— Я рада, что могу хоть как-то облегчить твои страдания. И мне, правда, жаль, что все так сложилось, у тебя, у нас с тобой, но прошу, отпусти меня.

— Мне казалось, мы были счастливы, — печально подчеркнул он, надеясь выжать из Ии хоть небольшую дозу сомнения.

— Счастливы?! — с несдержанной резкостью переспросила она. — Опомнись, наши отношения были нездоровыми, твоя постоянная ревность, сомнения в подлинности моих чувств, и требовательность, — ухххх, тяжело вдохнула она. — Нет, понимаю, что сама была не идеальна, но я хотя бы, не возводила тебя на пьедестал, ожидая, что ты будешь соответствовать моим идеалам, я принимала тебя таким, каким ты был, — стремительно теряя самообладание, словно открыв внутренний ящик Пандоры, Ия освежив старые раны перешла в наступление. — Ты же боготворил меня, и когда мое реальное поведение расходилось с идеальным шаблоном, что был в твоей голове, шаблоном который ты сам же и создал, мы ругались. Помню, как услышала от тебя, Ия, ты не такая идеальная, как была вначале наших отношений. Вот тебе новость, я человек, человек не без изъяна!