Дарья Степанова - Девальвация человечности

— Тебе что, не нужны деньги? — спрашивала она у лучшего летчика уже своей армии.

— Если бы мне нужны были деньги, стал бы я работать в ВВС? — рискованно отшутился он.

— Справедливо, — язвительно подметила эта женщина, старательно подбирая новые рычаги воздействия. — Хорошо, — потирая руки, словно сдерживая себя, продолжала она. — У тебя, вероятно, есть близкие, о которых ты заботишься. Ты хоть представляешь, сколько крови было пролито, ради того, чтобы я сейчас стояла здесь? — глаза ее вспыхнули безумием, но голос оставался ужасающе ровным. — Я готова пролить больше, если потребуется.

Отчего-то у Демьяна, создавалось впечатление, будто не лев угрожающе прижимает добычу, а лишь котенок, пытающийся строить из себя льва, во всяком случае, реальной опасности, что нависла над ним, он отчего-то не ощущал.

— Эту угрозу, пожалуй, стоит расценивать как личную. Вы наверняка подготовились и знаете, что у меня нет ни семьи, ни жены. У меня есть я, а у вас нет чести. Тогда давайте не будем тратить мое время, я человек занятой, знаете ли, — потягиваясь словно пробуждаясь, говорил он, для наглядности изображая зевоту, — А вы страшно скучны. Расстрел сейчас? Или подождем заката? Я люблю эффектный финал, — внутри Демьян уже осыпал себя аплодисментами за столь ловкое доминирование в их словесной борьбе.

Что происходило с лицом мисс Гофман после этих слов, надо было видеть. Она выглядела как человек, только что съевший большой кусок лимона, по ошибке принявший его за апельсин, одновременно в глазах ее зарождался гнев, который она, отчего то, отчаянно пыталась погасить, чего не делала ранее. Гофман определенно что-то задумала, но что именно Демьян совершенно не хотел знать. Он не был дураком и прекрасно понимал, во что выльется вся эта выходка, но терять ему было не чего. По крайней мере, он искренно верил в это и единственное чего по-настоящему хотел, так это в последний раз уйти от удручающей реальности через слияние с небом, на своей стальной птице, любимом самолете, что был для него не просто средством передвижения, а чем-то большим, иным, молчаливым другом, лучшим из лучших.

Чуть позже его отвели в специальную комнату, где он должен был ждать своей участи. С момента их последней встречи с мисс Гофман прошло, по меньшей мере четыре часа. В комнате было душно и темно, словно он пребывал в бане по-черному, с минимальным запасом кислорода и тусклым светом, пробивающимся сквозь мелкие деревянные щели. Влажный спертый воздух вместил в себя все запахи, что попадали туда через маленькие щели. Еда, подвал, помет от крыс, сладкий дым от дешевых сигарет и сырость. По отдельности они не представляли ничего сверх ужасного, но вместе заставляли Демьяна дышать хотя бы через раз, чтобы не потерять сознание. К счастью, мисс Гофман хоть и была умна, но не всегда обладала проницательностью. Сразу же после удручающей беседы Демьян стал продумывать пути отступления.

— Надо бежать, но куда? — думал он. И вдруг, максимально неожиданно для себя, вспомнил о недавнем разговоре своих сослуживцев.

Среди летчиков ходили слухи, что в Фестраде, имеющему, прямой выход к заливу Атль, есть возможность уплыть на пароходе, за море, а значит, бежать из страны. Надежда, конечно, была мала, но она была. Когда Демьян был маленький, его отец часто говорил «Пока надежда есть, дерись. Дерись, даже если надежда мала». Как нельзя лучше, эти слова всплыли в его памяти именно сейчас, попутно возвращая его к теплым воспоминаниям о папе, мужчине, что ушел не по своей воле так рано, но навсегда останется жить в его сердце. Конечно, Демьян совсем не хотел получить шальную пулю при попытке бегства, ему всего 26, и это был бы крайне трагичный исход жизни, такого блестящего летчика, размышлял он про себя, пытаясь ободрить боевой дух. Следует отметить, что он не был нарциссом, но от заниженной самооценки явно не страдал. В любом случае бездействовать было глупо. В комнату вошла мисс Гофман и преподнесла ему еще одно предложение о капитуляции.

— У вас либо проблемы со слухом, либо с разумом, — резко ответил он, — в первом случае рекомендую, как следует почистить уши, а вот со вторым я вряд ли могу помочь. Средства позволяют вам нанять хорошего специалиста, потратьте деньги с пользой хотя бы раз, — бросил он ей играючи, вербально по-прежнему отстаивая превосходство.

Ему нужна была ее реакция. Он знал, что оскорбленный вид этой особы и гневный взгляд сразу же прикажет поверенному избить его, он же не теряя времени, выхватит доступное оружие и ключи, что позволит, может и не совсем благополучно, но добраться до самолетов. Все шло по плану. Он получил первый удар и не смотря на то, что это не было неожиданностью сложился пополам словно карточный домик. К такому надо полагать в принципе сложно подготовиться. Затем второй не менее резкий удар, третий. Четвертого не было. В комнате их было трое. Военный, который секунду назад выбивал из него дурь, уже лежал на полу сокрушенный таким же неожиданным ударом, которым пару минут назад угощал заключенного, а рядом с ним мисс Гофман. Демьян вырвал у него из рук пистолет и наставил на нее. Стало тихо. Настолько тихо, что он буквально слышал свое сердце, готовое разорвать грудь. Капельки пота спадают со лба в область глаз, что затрудняет видимость. Он вытирает лицо грязным рукавом рубашки, оставляющим черный след на светлой коже, и на мгновение видимость улучшается, но ненадолго. Обильные капли пота предательски заливают глаза. Дышит слишком часто, что не позволяет сфокусироваться на цели. Воздух, перегруженный тошнотворными запахами чересчур тяжелый, и никак не дает возможности насытится мозгу кислородом и воздохнуть полной грудью. Замер. Ровно 40 секунд продолжалось это молчание. Словно само время остановилось для них двоих в этом душном, затхлом помещении. Еще секунда. Почему ее взгляд такой мягкий, словно мы знакомы? Резкий шум. И вот Демьян в беспамятстве бежит через длинный черный коридор, освещаемый мерзкими грязно-желтыми лампочками. Его преследует, но это уже не важно. Круг его внимания максимально сужен, он никого не слышит, видит только самолет, в который намеревается запрыгнуть. В него стреляют, но не одна пуля не пробивает плоть. Два его товарища Фред и Марк стараются помочь. Они, прикрывая его тыл, дают шанс сесть в самолет. Шум двигателя перебил звук пуль.

— Хэй, запрыгивайте, — призывал громким криком и движением руки Демьян своих товарищей. — Давайте же, быстрее!!

Отрицательный ответ, что прочитал он во взглядах друзей, заставил содрогнуться. Всем им не выбраться, он уже в самолете, они нет. Все ужасающе ясно. Они не полетят. Рев двигателя заглушает звуки, но не невербальную речь. Передавая взглядом благодарность за то, что прикрыли, уже взлетая, он видел как пуля задела Фреда, как скрывается Марк, и что еще хуже, он уже ничем не мог им помочь, скованный жестокой беспомощностью перед обстоятельствами, ощущая дикую боль, что ноюще разрывает грудь, ему не оставалось ничего, кроме как лететь дальше.

— Фестрад, добраться бы до Фестрада, если есть хоть призрачная надежда сбежать из этой чертовой страны, я должен попытать счастье. — Мысль. Еще одна. — Господи боже, что я делаю? Фред, Марк.

При мысли о друзьях, что возможно уже и не живы, он впервые начал молить Господа об их спасении и благодарить небо за свое. Пролетая над базой, он видел этих упертых солдат, что виртуозно стреляли в самолет и мысль о том, что его удачное бегство, дело рук не просто везения и своевременной помощи подоспевшей от ребят, никак не покидали его. Я сбежал, или меня отпустили? не может же быть так, что ни один из этих лучших стрелков не задел меня. Затем фокус его внимания сконцентрировался на еще одной, более душераздирающей мысли. Я чуть не убил человека. Я чуть не убил человека.

Раненный Фред согревал холодную землю своею теплой, алой кровью и умиротворенно наблюдал своим угасающим взглядом за улетающим самолетом, уносящим его товарища все дальше от трагических событий, словно его побег, символизировал шанс на лучшую жизнь, для них всех, возможность спастись. Цель не оправдывает средства. Когда Марку удалось добраться до товарища, было уже поздно.

— Фред, Фред! — он продолжал звать его, надеясь, что тот, все еще жив, просто выключился от потери крови. — Твари! — закричал он не своим голосом, обращаясь к людям, с которыми минуту назад обменивался смертельными выстрелами, прижимая тело погибшего друга ближе к себе. — Давай же, — шепот развеивал легкий ветер. — Давай же! — перешел на крик.

Он неустанно тряс его несколько секунд, полностью отключившись от остальных событий ужасающей реальности, до тех пор, пока не почувствовал отсутствие пульса.

— Черт! — ударил он безжизненную землю кулаком. — Черт! — снова удар, еще один.

На кисти руки проступили кости, кожа разодрана яростью, свисающие ошметки плоти не заслуживают внимания. Никакой физической боли. Их кровь, двух друзей, живого и мертвого, слилась в единую струю, стекающую в никуда, с жадностью поглощаемая ненасытной землей.

— Слишком все это, уже слишком, прости, — наклонившись над телом Фреда, он начал нашептывать ему последние слова. — Не ради такой жизни все мы воевали, не таков должен быть конец. Мы все, мы все еще свидимся. Обещаю тебе. Обещаю. — Марк аккуратным движением грубой мужской руки закрывает глаза друга, оставив на его лице лишь прощальную улыбку.

— Медленно опустите оружие! — Послышался грубый голос командира и Марка стали окружать.

— Но…

— Молчать! — рявкнул он снова.

Марк спокойно опустил оружие и покорно убрал руки за голову, чтобы было проще его схватить.

— Мне плевать, — индифферентно ответил он.

Подул холодный ветер и одним жестким ударом, мужчина, что ранее был его же командиром, наставником этой троицы, вырубил его. Алчность и вседозволенность разжигают в сердцах истинного дьявола. Оглушенный ударом Марк проснулся уже в своей комнате, запертый и отрезанный от внешнего мира.