Малыша. Кто знал?

Кто знал, что Кристина… беременна.

Чёрт. Это так больно.

Это пиздец как больно.

Рваная, кровоточащая рана в душе. В которой ковыряют ржавым ножом — моя расплата за ошибки.

— Тебя это интересует, серьёзно? — фыркаю.

Рифат кивает, облизывая разбитые в кровь губы.

— Она тебе понравилась, так? Запал, верно? Решил таким вот уёбищным образом её у меня отнять. Действовал как трус. Подставил девчонку как трусло самое последнее. И после этого смеешь мне спокойно в глаза смотреть? Не будь ты моим братом, я бы тебя расчленил. А остатки скормил кабанам в лесу.

— Прости, Гек. Прости. Тронулся умом, как и ты! Как только девчонку твою увидел. В первый раз. А потом окончательно башню снесло, тупо переклинило в башке, когда случайно подсмотрел, как она на шесте сексуально извивается. Она ведь такая… ты сам знаешь какая. Невозможно взгляд отвести.

Это верно. Но она МОЯ.

Я резко даю по тормозам. Глушу двигатель. Сую руку в карман и нож оттуда вытаскиваю. Рифат сглатывает, глядя, как в мои руках угрожающе сверкает острое лезвие.

— Нет, Гек, нет, — назад пятится, а я на него. — Задумайся, — машет руками. — Прирежешь меня? Брата своего?

Оскалившись, я резко дёргаюсь к нему.

Рифат зажмуривает глаза.

Щёлк.

Лезвие рассекает воздух рядом с его горлом и распарывает верёвки на связанных запястьях.

Да, смерти достоин, но я не стану руки марать о родную кровь. Большой мир за границей города сам это сделает за меня. Не сомневаюсь. Быть изгнанным с позором из семьи — хуже смерти.

— Выметайся, — пинаю ногой дверь, Рифат вываливается на улицу. Падает спиной в грязную лужу. — Запомни, ты — никто. Не Мурадов больше. И я тебя не прощу никогда. А вернёшься… Медлить не стану. Устрою самую что ни наесть адскую пытку, ты меня знаешь.

Последний раз смотрю в стеклянные глаза твари, предателя, захлопываю дверь, жму на газ, не оглядываясь.

С этого момента у меня нет больше брата. Он умер. Навсегда. В моём сердце. Кровь Мурадовых кипит лишь во мне. Я последний потомок рода. Это наводит меня на горькую мысль, что с этим надо срочно что-то делать.

Я быстро разворачиваю тачку, выжимаю максимум из железной крошки и мчусь к ней. К моей малышке. Мой любимой, сладкой девочке.

Не знаю… сможет ли она меня простить?

За то, что бросил её на погибель верную и не поверил.

Эпилог

Я вижу свет. Здесь всё такое белое и яркое, что глаза болят. Я постепенно прихожу в себя, интенсивно моргаю, осматриваясь по сторонам. Мне уже намного лучше. Живот не болит, да и тело тоже. Сначала я подумала, что умерла, но потом вдруг Гектора увидела.

Он рядом сидит. Ни на шаг от меня не отходит. Смотрит на меня. Внимательно, не моргая, не может ни на секунду оторваться. Взволнованный весь такой, серьёзный, будто на ножах сидит мягким местом, ей-богу.

— Пришёл? — вздыхаю, тянусь к нему рукой, он её в воздухе перехватывает и крепко сжимает. Я чувствую жар его могучего тела, мне становится ещё лучше. Почти идеальное самочувствие. Ведь он — моё лекарство. Моё исцеление.

Ненавижу ли я Гектора?

Нет. Ни капли.

Он должен быть действовать именно так, вождь не должен рисковать. На кону власть. Вся его жизнь. Это прописано в уставе хозяина города. Рифат поступил слишком хитро. Будь я на месте Гектора, тоже бы ему поверила. Врал слишком убедительно, предоставив серьезные факты.

Главное, что успел. Осознал, что не прав. Извинился.

Жаль, малыша спасти не удалось… Я вообще, если честно, не поняла, что была в положении. Раз… И нет. Не успела толком принять, поверить, как следует прочувствовать внезапно случившуюся беременность.

Я поднимаюсь на кровати, двигаюсь ближе к Гектору. Руки тяну к мужчине, обнимая его мощные плечи. Щекой к груди, к сердцу припадаю, прикрывая глаза. Стучит. Сильно. Быстро. На пределе.

— Прости, малыш. Прости…

Склонив голову, он грустно кается.

— Мразь. Он тебя не тронет больше. С ним покончено. Он страдал. Так, как ты страдала.


Сглотнув сухость, киваю, сбивчивым голосом отвечаю:

— Люди ошибаются, Гек. Бывает. Будь я на твоём месте, так бы и подумала, что ты пригрел на сердце подлую змею, шпионку, раз я связана с отчимом была — бывшим соратником Саида.

— Гек… еще раз, малыш, — отстраняется, смотрит глаза в глаза.


Мягко, с сожалением. Взглядом провинившегося ребёнка.

— Что?

— Назови меня ещё раз так сладко. Гек.

— Гек, — улыбаюсь.

— Ты очень добрая. Ангел мой. У тебя слишком нежное сердце. Раз ты так запросто меня простила. За это я тебя и… люблю.

— Что ты? — мои зрачки расширяются.

— Люблю тебя, Кристина. Не представляешь, насколько сильно. Я твёрдо решил, что хочу, чтобы ты была моей.

— Девочкой? Так я и так твоя, — хихикаю.

— Нет. Больше.

— Кем? — затаив дыхание смотрю в гипнотизирующие чёрные бездны.

Его глаза. Любимые глаза. Моего бандита.

— Невестой? — не выдерживаю.


Сердце грохочет навылет от бурного разговора и заявления вожака.

— Нет, — с ухмылкой качает головой.

— Женой? — почти кричу, не в силах утихомирить эмоции.

— Не-а, — улыбается. Мягко, чувственно.

— Ну кем же?!

Гектор собственнически хватает меня за талию, тянет к себе, ловко подхватывает на руки. Находит ушко, томно шепчет, елозя носом по мочке, порождая на коже жаркие волны мурашек.

— Жизнью.

— Ох, — не могу говорить. — К-как это?

— Это значит, что всем. Больше, чем девушка, невеста, жена…

— Не понимаю, — жадно обнимаю в ответ крепкое мужское тело.


Как же сильно мне его не хватало!


Всего несколько дней прошло, а мы словно год не виделись.

— Всё вместе, девочка. Теперь я тебя ни на шаг не отпущу. Сам лично буду охранять. Наручниками к себе пристегну. Не могу бороться с тем, что сидит в груди. Отступаю от своих принципов и хочу сделать тебя своей. Навсегда. Без срока давности.

— Ты понимаешь, насколько серьёзно звучат твои слова? Пути назад уже не будет. Ведь слова вожака нерушимы. Это клятва. До самой смерти.

— Ты права.


Вот так просто и быстро отвечает.

Ничего себе.

Слов нет.

Боже! Я в шоке.

Неужели сегодня сбылась самая моя заветная мечта?

Мурадов, король бандитов, хозяин города, стал моим. Только моим.


Одним и единственным.

— Когда я тебя потерял… я понял, что не смогу без тебя жить! Девочка моя. Кристина. Малыш. Зачем мне тогда власть? Зачем эта жизнь поганая? Если рядом не будет тебя? Моей девочки. Моего ангела.

От сумасшедших откровений мужчины бросает то в лёд, то в пламя.

Он продолжает открывать передо мной свою душу. Свой загадочный и таинственный внутренний мир, который открыл лишь мне одной.

— Ты меня изменила. Всецело и полностью. Я из кожи вон вылезу, буду оберегать тебя, как будто ты… моё сердце. Тебя больше никто и никогда не посмеет и пальцем тронуть. Я убью всех и каждого, кто ещё раз хотя бы в мыслях посмеет причинить тебе муки. Разорву на части. Голыми руками! Даю слово.

Буду оберегать своё сокровище. Стану твоим вечным сторожевым псом. Больше не допущу ошибок. Да, я готов. Впустить в свою душу любовь. Нарушить правила. Ради тебя. Потому что понял, сука, как сильно в тебе нуждаюсь и как сильно ты изменила мою жизнь, крошка.

Он опускает меня обратно на кровать, опускается передо мной на колени.

Крепко обнимает. Рыдает…

Что? Рыдает?

Дёргается весь. Без единого звука.

Нет слов. Это шок для меня!

Видеть, как плачет такой сильный и непробиваемый зверь, как Мурадов.

Но такой ли он на самом деле непробиваемый?

Нет. У него хрупкая душа. Но он выстроил вокруг неё мощнейшую оболочку.

Которая треснула. Впервые за всю его жизнь. Причина — я.

— Пожалуйста, успокойся… — шепчу, сама реву как дура.

Его объятия, его слезы раздирают меня на части.

— Не уберёг тебя. Не защитил своё дитя…

Влага скатывается по щекам сама по себе.

Без звуков. Без всхлипов. В полной тишине.

— Прекрати! Ты не знал…

— Не прощу себе никогда.

— Простишь! Ты не виноват! Ты ведь даже не знал! — падаю перед ним сама на колени, беру в руки его лицо, искаженное болью, глажу пальцами бледные щеки и нежно припадаю губами к губам бандита, сладко и отчаянно их целую. — Не вини себя, не вини. Не хочу, прошу. Ради меня, Гектор! Ведь у нас будут ещё дети. Вот увидишь! Я… я люблю тебя. Ты ведь мне жизнь спас. Из мусора вытащил, помнишь? Я дышу только благодаря тебе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Малыш, — обхватывает меня обеими руками. Мощно, сильно, жадно. К себе на колени усаживает. — И я тебя люблю. Больше всего, нахуй, на свете.

Мои губы вдруг расплываются в улыбке.

— Знаешь, ты такой забавный, когда материшься.

— Что? — удивленно вскидывает брови, а я глажу его по шелковистым чёрным, как ночь, волосам. — Улыбаешься?

— О, да! Ты… Ты замечательный мужчина. Ты самый лучший на свете, — говорю это со смешинкой, падаю лбом на мускулистую грудь, жадно втягиваю его запах. Запах силы, власти, бесстрашия. — Давай забудем, ладно? Всё, что было вчера, там и останется. В прошлом. Я рада, что ты успел, что вижу тебя и говорю с тобой. Это самое главное. А насчёт ребёнка, — запинаюсь, — рожу тебе столько детишек, сколько пожелаешь. Клянусь! Я смогу. Обещаю! Если ты захочешь, конечно.