— Проходи, — сухо кинул, так и не повернувшись ко мне.

Стоило мне только плюхнуться в кожаное кресло, как папа заговорил…

— Скажешь прессе, что случайно увидел, как перевозили товар. Вот и невольно

стал свидетелем. Тогда это сыграет нам на руку.

Безусловно, «нам» на руку это не сыграет, а только «ему», но я разумно

промолчал. Впрочем, что мне остается’?!

— Я был в отделе, — сквозь зубы прорычал отец, а затем одним махом осушил

стакан. Поморщившись, он продолжил, — Калинин хочет свободы в обмен на свое

молчание. Хочешь знать, почему только ты замешан в этом дерьме?

Теперь все вставало на свои места.

— Чтобы тебя можно было использовать. Потому что все знают, кто твой папаша, и

что он сделает много ради того, чтобы вытащить твою задницу.

Слова звучали, как упрек. Всякий раз, стоило мне что-нибудь вытворить, как папа

повторял одно и тоже, а именно как я всем ему обязан. Даже будучи ребенком в

школе за мелкие пакости, которые к слову были не особо значимыми, я каждый

гребаный раз слушал упреки. За двойки, за проигрыш команды в футболе, будто я

один играл из всей команды.

— Не думал я, что ты такой дурак бестолковый! — горько покачал головой словно в

отчаянии, а после добавил, — Можешь быть свободен.

Кивнув, я встал и поспешил покинул это логово.

С детства я не любит посещать этот кабинет. Для меня он был, сродни камерой

пыток. Каждый раз я там получал. Благо, отец меня не бил. Отнюдь, это было ниже

его достоинства, а вот говорить что я бестолочь, позорище, подкидыш и тому

подобные красноречивые эпитеты, в самый раз. Не помню, когда все это началось.

Кажется, лет в пять…

Тогда я случайно разбил вазу и впервые узнал, что такое унижение. Вполне

возможно, я должен был вырасти запуганным и неуверенным в себе, но к счастью,

этого не произошло.

Порой я задумывался, как жилось маме с таким тираном. Он не знал ласки, заботы.

К ней он относился как к должному. Он уважал ее, говорил почтительно и по делу,

не поднимал руку, но вместе с тем был холоден и отчужден.

Час от часу, мне казалось что ему вообще нет никакого дела до нас. Впрочем,

пожалуй так оно и было. Даже когда жена ему изменила, он отнесся к этому, как к

ничего не значащей мелочи.

Единственная его слабость была пару дней тому назад, когда отец сказал что ему

«больно». Хорошо, возможно, это звучало не совсем так, однако смысл

определенно был в этом. А в остальном он вел себя безразлично. Была и была.

Нет?! Ну и фиг с ней!

Нет, мать я не простил. И даже не мог понять, неужели было сложно просто

развестись, а не укатить в закат с любовником?!

Я лежал на спине в своей комнате и размышлял о своем крайне тяжелом «бытие»,

как раздался телефонный звонок, тем самым прерывая мои «думы».

«мегера» — высветилось на экране, а мое лицо между тем исказилось неприязнью.

Если и есть в этом мире человек, который бесит меня больше нежели

недоженщина соседка, то это вне всяких сомнений, староста.

Однажды с ней по пьяни переслав, я подписал себе приговор. Теперь эта грымза

пыталась всякий раз мне насолить. Пожалуй, будь я не таким козлом и запомни ее

имя после нашей совместной ночи, то она бы не стала меня отмечать на каждой

паре, однако алкоголь оказался столь крепким, что на утро я нихрена не помнил. И

нынче мне приходилось расплачиваться.

— У аппарата, — принял я вызов.

— Разумовский, — высокомерно проговорила эта горгона. — Ты еще жив?!

Я закатил глаза на её реплику, эта девушка- анаконда, проглотит и не подавиться.

— Вашими молитвами, сударыня! — в тон ей ответил, усмехнувшись.

— Какая досада! — гаркнула. — В общем так, — тотчас же сменился ее голос на

серьезный, — в понедельник, чтоб был как штык в универе. В десять утра мы

принимаем абитуриентов, и, будь добр, без опозданий!

— Я постараюсь, — хмыкнул.

Вероятно, разговор был окончен, так как мегера бросила трубку со словами

«болван».

А я между тем готов был лезть на стену от безысходности. Ко всем прочим

«прелестям» теперь еще и универ. Не жизнь, а сказка…

Глава 9

Матильда

Мои счастливые безмятежные выходные подходили к концу. Вот же ‚как странно

жизнь складывается. Еще в начале недели я жаловалась, мол скучно жить, а нынче

с бесконечной тоской в глазах заводила будильник на восемь утра.

Староста позвонила в субботу утром и сообщила мне «чудесную» новость, а

именно, что с понедельника начинается каторга, то бишь абитуриенты нуждаются в

нашей помощи. Я сквозь зубы прорычала что-то, отдаленно похожее на «хорошо»,

а затем швырнула треклятый телефон на кровать, будто он был виноват что

прошлый семестр я не могла заставить свою ленивую задницу учится.

К слову, хоть субботнее утро было отвратительным, однако остальные выходные я

провела на «ура».

Не знаю, каким образом, но в воскресенье мне удалось уговорить Цукера научить

меня водить машину.

Разумеется, тот долго отнекивался и находил кучу «но», однако шутливая фраза

«развод и девичья фамилия» определенно поспособствовала его хоть и весьма

неохотному, но согласию. Бедный еврейчик хватался за сердце, когда я слишком

сильно поворачивала, тем самым едва ли не сбивая бордюры, или же когда

излишне резко тормозила.

— Женщина, ты нас угробишь! — кричал Яшка, когда я вдавила педаль газа в пол.

— Цукер, с каких пор ты стал таким трусливым‘? — фыркнула, останавливаясь.

— С тех пор, как ты села за руль, и моя жизнь пронеслась перед глазами, —

язвительно промолвил, с неким беспокойством косясь на мои ноги, словно

опасаясь, что я вновь ударю по газам.

Хмыкнув, я вытащила ключ из зажигания, чем вызвала облегченный вздох своего

чрезмерного эмоционального друга, а после откинулась на сидение.

— Не хочу завтра ехать в универ, — несколько по-женски захныкала.

— Ой, да ладно тебе, — махнул Яшка рукой, будто не столь важно. — Посидишь

часок, примешь документы и свалишь.

— Ага, если бы! Я ж в этом ни черта не понимаю! — ударила по рулю, чем

заставила ошалевшего еврейчика подскочить и посмотреть на меня

укоризниным взором.

Мда, порой мужчины к своим машинам относятся с большим трепетом, нежели к

женщинам. Если бы хоть часть времени некоторые особи мужского пола проводили

не в гараже, а с семьей, то вполне возможно процент разводов по всей стране

значительно уменьшился.

— Проблема века, — закатил глаза Цукер, — Примкнешь к кому-нибудь. Ты же

многих знаешь.

Это была правда. Человеком я была довольно общительным, и пусть друзей у меня

было немного (как известно, важно качество, а не количество), однако знакомых

хватало. Полагаю, спорт сыграл особую роль. Впрочем, у меня были достаточно

неплохие отношения со старостой, возможно она мне и поможет. В любом случае

это в её же интересах, что ни говори, а если я накосячу, то спрашивать будут с нее.

Пожалуй, поэтому я не стремилась брать на себя ответственность. Будем

откровенными, это один сплошной геморрой.

— Ладно! Как-нибудь да разберусь, немаленькая, — буркнула, без особого

энтузиазма, на что мой друг лишь обреченно покачал головой.

Он не понаслышке знал о моей жизненной позиции: «Как-нибудь».

Порой Цукер сравнивал меня с главным героем мультфильма «Вовка в тридевятом

царстве», что всякий раз повторял: «Ладно, и так сойдет!». впрочем, сравнение

было весьма обоснованное.

Понедельник не задался с того самого момента, когда я вышла из своей квартиры и

лицом к лицу встретилась со своим соседом. Его брови были нахмурены, когда этот

оболтус закрывал дверь и что-то крайне недовольно ворчал себе под нос. Я лишь

единожды кинула на него взгляд, а затем направилась уверенными шагами к лифту.

Безусловно, было бы вежливо сказать «доброе утро» или на худой конец

поздороваться, однако после неприятного инцидента в четверг с этим слизняком

даже жить на одной планете не хотелось, не говоря уже о большем проявлении

«дружелюбия». Спиной я слышала как он подошел и встал сбоку от меня.

Очевидно, здороваться со мной тоже не входило в его планы. Пожалуй, в этом мы

солидарны.

До меня донесся его смешок, и украдкой я посмотрела на это недоразумение.

Разумовский смотрел на меня с неприязнью и неким высокомерием. Должно быть,

со стороны мы выглядели довольно забавно.

Девчонка в шортах и футболке, и одетый с иголочки пижон. Мне даже стало

любопытно сколько же стоит его костюм. Белая Накрахмаленная рубашка, темные

штаны зауженные к низу, какой-то неприлично дорогой марки ремень и пиджак в

руке. Весь его вид, так и твердил о его мажорской натуре.

Лифт оповестили нас о своем прибытии, и немедля я поспешила в него зайти.

Остаться в тесном пространстве с ненавистным тебе человеком чревато

последствиями.

Напряжение витало в воздухе, и мне усилием воли удавалось сохранять

невозмутимость. Белобрысый же в свою очередь что-то настойчиво печатал в

телефоне, время от времени исподтишка на меня поглядывая.

Мои глаза, будто приклеенные, смотрели на кнопки с номерами этажей.

«Третий… Второй… Первый» — считала я про себя этажи.

Еще секунда и двери разъехались в разные стороны. Не мешкаясь, я вышла, а

следом и парень.

Признаться честно, для меня стало полной неожиданностью, когда вместо

припаркованных автомобилей, парень направился на остановку. Мы шагали