боже, танцевать!

Черт побери! Я говорила, что его голос сексуальный’? Забудьте! Движения его

бедер, что плавно двигались, вот это было по-настоящему горячо. Провел рукой по

волосам, прикусил губу, посмотрел исподлобья, а я между тем сглатывала

собравшиеся слюни.

— Чувства на замок, но у тебя ключи, — указал на меня пальцем. — Я разучился

любить, ты ведь смогла меня научить. Я ведь чёрствый грубиян, без головы, потому

эгоист, — усмехнулся, —

отличаешься от всех, ты тянешь вверх, суки тянут вниз.

И тут он стянул футболку, чем заставил меня практически впасть в кому. Вмиг

преодолев расстояние между нами, он в считанных сантиметрах от моего лица,

пропел:

— Я закрываю глаза и вновь вижу твои,

Вновь вижу твои. Вновь вижу твои.

Я открываю глаза и вновь вижу двоих,

Вновь вижу двоих. Вновь вижу двоих.

Дерзкая улыбочка красовалась на лице, когда его рука властно и одновременно

нежно, схватила меня за затылок и его губы накрыли мои.

Можно ли сойти с ума от поцелуя?! Я точно сошла… Плавно, нежно, грубо,

покусывая, этот соблазнитель лишал меня остатка здравого смысла. Я ухватилась

за его плечи, чувствуя что сейчас упаду, но его руки подхватили меня.

— Детка, знай, знай: я не буду бегать у тебя на поводу.

Ты уйдёшь по английски, но я тебя найду.

Ты знаешь я друп но ты ввязапась в игру,

Теплота твоих рук меня с ума сведут, вот так, — взял мою руки в свою, провел по

кубиками пресса.

Лямка платья спала, немного оголяя кусочек кожи, вплоть до груди. Жадно меня

осмотрев, Разумовский припал поцелуями к моей шее, которую я податливо

закинула вверх. Вторая лямка тоже спала, и теперь платье держалось на одном

честном слове. Но разве меня это меня волновало?! Отнюдь! В частности, когда

ладонь Даниила прошлась по моей груди, сжимая. Тихий полустон вырвался из

глубины моего горла. Рыкнув, парень подхватил меня под попу и понес в комнату.

Мы упали на кровать, отчего мое платье задралось. Блондин, не упустив момент,

провел горячими ладонями по моим ногам, а губы уже вели дорожку по ложбинке

груди, тем самым заставляя меня выгибать спину.

— Еще, — потребовала я, сама от себя не ожидая.

И он дал мне еще. Платье уже было на талии, а моя грудь осталась без прикрытия.

Две опытные руки решительно накрыли их, вызывая томление внизу живота.

Отнюдь, не робкие губы втянули мой сосок, что заставило мои бедра дернуться и

потереться. Даже сквозь джинсы я могла почувствовать насколько Разумовский был

возбужден.

— Ты уверена‘? — оторвавшись спросил, смотря мне в глаза.

— Мне стоит переживать, что утром я проснусь в одиночестве?

— Нет. Никогда, — уверенно изрек.

Большего мне было не нужно. Потянувшись, я схватила парня за шею и потянула к

себе. Наши тела плотно прилегали к друг другу. обжигающие страстью поцелуи,

стоны, все смешалось воедино… Нирвана, должно быть, это была она. В какой-то

момент мое платье исчезло, так же как и штаны Даниила. Его руки прошлись вдоль

моего внутреннего бедра, а затем одним резким движением он закинул мою ногу

себе на спину. Ахнув, от такого напора, я уже готова была сорвать с себя и него все

лишнее, но Разумовский не спешил. Осыпая мою грудь поцелуями, он практически

невесомо поглаживал мой комочек нервов, а после его пальцы плавно в меня

вошли.

Мне было мало этого, но он словно мучал меня томлением. Когда я уже готова

была умолять парня перейти к более решительным действием, мои трусики, как и

его боксеры, полетели в неизвестном направлении. Продолжая поглаживая меня

пальцами, Разумовский чуть привстал и начал лазить в прикроватной тумбочке. В

его руке оказался серебряный квадратик, который он в нетерпении надорвал

зубами. Еще мгновение, и парень вошел в меня. Мне стало неуютно и я поерзапа

бедрами, тем самым пытаясь облегчить неприятные ощущения.

— Больно? — обеспокоенно заглянув в мое лицо, хриплым шепотом спросил

блондин.

— Скорее непривычно.

Он хотел остановиться, но я схватила его за руку, прежде чем парень дал заднюю,

и покачала отрицательно головой.

— Продолжай.

И Даня продолжил, медленно сантиметр за сантиметром он продвигался, тем

самым давая мне привыкнуть. Остановившись, он начал колебаться, что было

глупо, учитывая, что мы уже зашли дальше некуда. Тогда, я немного подалась

бедрами, призывая его к действиям. Рывок и резкая боль пронзила мой низ живота,

отчего я зажмурилась и схватилась за Даниила, как за спасательный круг.

Некоторое время мы не двигались, но когда первая вспышка боли прошла, я

разжала свои руки и расслабилась. Понемногу парень начал двигаться, и теперь

кроме боли я чувствовала едва ощутимое удовольствие. Рука Разумовского

оказалось между нашими телами и, найдя мой центр удовольствия, начала

поглаживать в такт своим движениям. Тогда, моя голова уже перестала соображать.

И даже если мне было больно, я этого не замечала. Толчки стали резче, стоны

громче, кайфа больше, и каждый раз я чувствовала что все ближе и ближе подхожу

к краю. Еще несколько сбивчивых стонов, и я взорвалась и рассыпалась на

множество фейерверков. Внутри меня будто пускали салюты, это определенно

стоило той неловкости вначале. Даниил кончил следом за мной.

Тяжело дыша, мы лежали лицом к лицу. Руки парня то и дело касались моего лица,

целовали плечо, поправляли волосы. Расслабленная безмятежная улыбка не

покидала его лица. Сегодня существовали только мы вдвоем.

Вспомнив, я резко раскрыла глаза.

— Твои родители?

— Отец будет завтра, он, похоже, с любовницей, — хмыкнул Даня, обнимая меня за

талию и притягивая к себе.

— Отдыхай, — прошептал на ухо.

— Мне нужно…папе, — зевнула.

— Я разберусь. Попрошу Цукера сказать, что ты с ним, а теперь спи, — поцеловал

мой лоб, а я уже закрыла глаза, отдаваясь сну.

Глава 28

Даниил

Что может быть лучше утром, чем проснуться в одной постели с любимой

девушкой? Как мало тех, с кем можно лечь в постель, как мало тех, с кем хочется

проснуться, писал Эдуард Асадов, и я полностью с ним согласен. Особенно,

наблюдая за тем, как время от времени брови Матильды хмурились, а во сне она

изредка бормотала: «Разумовский, бестолочь!», или же «Катись к себе в

преисподнюю, Сатана!», что вероятно тоже было адресовано мне, но затем ее

брови разглаживались, а на лице появлялось совершенно безмятежное выражение.

В такие моменты она тихо сопела и утыкалась лицом мне в грудь, обнимая за

талию, как любимого плюшевого мишку.

Я бы мог вечно так лежать и просто смотреть на нее. Лишь бы она была со мной.

Вчера я пообещал своей девочке-беде, что никуда не уйду от неё, и я намеревался

сдержать данное обещание. По крайне мере, до тех пор, пока она меня сама не

прогонит. Впрочем, даже если прогонит, ей придется иметь дело с неугомонным

нравом Разумовских. Настойчивость у нас в крови.

Глядя на эту очаровательную девушку рядом с собой, я не понимал, что находил в

других. Так странно… Мне было знакомо это чувство влюбленности, но никогда

прежде оно не было настолько сильным. Будто все, что было прежде, было лишь

небольшим дождиком, тогда, как сейчас бушевал настоящий ураган.

Матильда начала шевелиться. Сперва она закинула на меня ногу, затем положила

обратно на кровать. А потом как дала по моей голени, что я чуть было не взвыл!

Она, что, в своих снах в футбол играет?! Прошипев, я потер ушибленную

конечность, между тем наблюдая за тем, как ресницы девушки затрепетали и

открылись.

Её взгляд был первые несколько секунд расфокусированный, будто она не имела

представления, где находится, но тут же стал более ясным.

— Ты здесь, — прошептала моя малышка, улыбнувшись краешком губ.

— Конечно, — ответил я, наблюдая за тем, как девушка заматывается в простынь,

как в кокон. Её щеки разрумянились, а взгляд застенчиво потупился.

Решив сбить эту неловкость, я не придумал ничего лучшего, чем игриво

произнести:

— Это же моя комната, где мне еще быть’?!

Матильда нарочно недовольно надула губы, а после саркастически изрекла:

— И это все? Где романтика?

Хрипло рассмеявшись, я притянул девушку к себе, и, Приподнявшись на локтях,

навис над ней.

— Хочешь романтики? — озорно блеснул глазами, а мой рот изогнулся в грязной

ухмылке.

Марголис это не напугало. Отнюдь. Потому что я знал, эта девчонка не нуждалась в

красивых словах. А еще ее заводили игры, споры, и она любила покомандовать, но

в постели может быть только один генерал. И, как бы я не любил красивые глаза

своей соседки, уступать свое место я не намерен.— Конечно, — дернула она

плечиком, мертвой хваткой вцепившись в простынь на своей груди.

Смотря ей в глаза, рукой я начал стаскивать простыню около бедра, и. когда она

поддалась мне, просто откинул в сторону, открывая взору прекрасные ноги.

Матильда закусила губу в предвкушении, а руки ее заметно ослабли, когда я

ладонью провел по внутренней стороне бедра. Она тяжело задышала и закрыла

глаза, а я между тем, наклонившись, потерся своим носом об ее, оставляя легкий

поцелуй на губах. Мы оба были заведены. И, вне всяких сомнений, оба хотели

продолжить. И мы бы определенно сделали это, если бы не противный звук

телефона, который раздался в комнате.