никакого отношения к беременности Златы не имею. Тогда эта актриса зарыдала

крокодильими слезами. Родители приняли это на мой счет, но ее слезы

проливались по другой причине. Она жалела, что я не был отцом ее ребенка.

Интересно, а знала ли она кто это был‘?

— Ты, подонок, обрюхатил мою дочь и ничего не можешь сказать’? — заорал ее

отец, отчего я поморщился, а Злата икнула и задрожала.

— Я расстался с вашей дочерью полгода назад, — сухо выплюнул я.

Он остолбенел. Шок и неверие явно прослеживалось в чертах его лица. Мои

родители знали, что мы расстались, но вот родители Златы, похоже, были в

неведении. Глядя на их изумленные лица, в этом не оставалось никаких сомнений.

Мне даже стало любопытно, как эта аферистка выпутывалась полгода. К слову,

ответ пришел совсем скоро.

— А ей ты об этом сказал? Сколько раз моя дочь срывалась, чтобы тебя пьяного из

клуба забрать? Скольких она баб с тебя сняла? Я не вмешивался, думал дело

молодое — пройдет! А сейчас ты стоишь и в лицо мне нагло врешь!

Ой ли?! Баб она снимала с меня, видите ли! Забавно, учитывая, что все было с

точностью наоборот! Сколько раз она ездила по клубам‘? Полагаю, достаточно

часто, только вот отнюдь не меня забирать и были ли это вообще клубы, а не

постель байкера, знала только одна особа в этой комнате.

— Попрошу не оскорблять моего сына! — разъяренно шикнула мама.

Папа на нее взглянул, но ничего не сказал, затем перевел угрожающий взгляд на

Олега Николаевича и отчеканил:

— Вы забываетесь.

Ледяной тон охладил всех на некоторое время. Даже Злата прекратила шмыгать

своим красным носом. В этом был весь отец. Он сперва выжидал, наблюдал, а

затем нападал. Он давал время высказаться человеку, а затем без эмоциональным

голосов разносил его в пух и прах. Однако, за этой мнимой невозмутимостью

таилась настоящая ярость. Это прослеживалась в его резких движениях, которые

обычно были плавными и размеренными.

Мама раздражённо потерла переносицу и рухнула на стул, будто ноги ее не

держали. Мы все мрачно переглядывались с друг-другом. Николай Олегович кидал

на меня испепеляющие взгляды, а Злата дрожала в руках обнимающей ее матери.

Мне определенно нужно было остудить пыл и хоть на минуту покинуть это

удручающее общество, большая часть которого считала меня непроходимым

мерзавцем, способным бросить беременную женщину! Я не собирался

отчитываться, поэтому просто встал и отчалил в ванную комнату, на папино

строгое: «Ты куда’?», я махнул рукой.

Побрызгав водой на лицо, я стал думать, как мне выбраться из этой сопливой

мелодрамы. Час от часу, не легче… Сколько еще проблем с собой принесет Злата‘?!

Безусловно, всю вину своих поступков, я не перекидывал на нее. Правда такова,

что каждый должен думать своей головой и, на самом деле, люди друг другу ничего

не должны, но она стала в каком-то роде моей точкой отсчёта в разбой. В этом не

было ее вины, но она была причастна. Вина белокурой красавицы была в ее

трусости перед отцом-деспотом. Знал бы он, что его дочь уже давным-давно не

берегла свое целомудрие, наверняка сплавил бы ее в монастырь. Брюхатая дочь от

неизвестно кого — это позор для всей их прилежной семейки снобов!

Ручка двери задергалась, а после того, как я повернул замок в ванную, ворвалась

Злата.

Она отчаянно упала в мои объятья, цепляясь за меня.

— Даня! Данечка! Любимый! Прости! Давай начнем все сначала! — шептала она,

как в бреду.

Она была на грани истерики. Ее глаза были безумными. Она так жаждала, чтобы я

ей поверил, что сама не могла различить где правда, а где ложь.

— Злата, нет! — резко оборвал ее, и убрал от своей шеи цепкие руки девушки.

— Я люблю тебя!

— Ложь, — хмыкнул я, а она пуще прежнего заревела. — Тебе придется признаться.

Либо это сделаешь ты, либо это придется сделать мне.

Она сверлила меня взглядом, таким каким смотрят обиженные дети-призраки из

фильмов ужасов. Обиженная, несчастная, безрассудная она была готова

унижаться, как когда-то это делал я.

— Я не люблю тебя, — подобно раскату грома, прозвучали мои слова.

Слова вылетели из моих уст столь легко, что не было никаких сомнений, что так оно

и было.

— Я не могу, — выдавила обессилено она из себя. — Он убьет меня, если узнает.

Что ж, тогда пришло время платить за свои ошибки. Нет, это не месть. Я не могу ей

мстить за то, что девушка меня не любила. Это выбор сердца, а не человека.

Однако, правда вскроется рано или поздно. Бесчисленное количество раз я

отмазывал ее от родителей, когда пьяная в стельку девушка приходила ко мне

домой. Утром она играла в правильную девочку, а вечером гоняла на байках,

тусила по каким-то богом забытым подпольным клубам, а я как последний олень

мчал забирать свою девочку из логова греха. Довольно! Эти игры мне Осточертели!

Теперь она очевидно решила меня на себе женить, дабы у нагулянного ребенка

был отец! Злата, должно быть, считала меня сказочным оленем, раз полагала, что я

кинусь ей на помощь. Не в этот раз.

Последняя попытка: девушка схватила меня за шею и впилась в мои губы своими.

Я оцепенел от такого развития событий. Потому что… Эй, какого черта’?! Знакомые

губы, знакомый аромат, но вместе с тем чужое. Не мое. В сию же секунду, я схватил

ее за руку и оттолкнул от себя, крепко держа.

— Ну, хочешь, трахни меня! — хрипло кричит. — Давай! Я буду делать все, что ты

скажешь! Только не говори ему!

— Дура, — гневно выплюнул я, а затем убрав ее с дороги, вышел из ванной.

Зайдя на кухню, я обнаружил ту же картину. Казалось, все ждут решения моего

отца. И как только Злата появилась в зоне видимости, папа огласил свой приговор:

— Ты женишься.

Мама ахнула, и тотчас же стала перечить, мол что это необдуманное решение.

Услышав это, в разговор уже подключилась мамаша Златы и начался базар. Я же

смотрел на блондинку, ожидая, что она признается, однако та решительно была

настроена играть до конца.

Злата была весьма продуманной особой, и свои похождения скрывала так, будто

заметала свои следы преступления. Она по-другому красилась, одевалась, ничего

не выставляла в социальные сети и никто из наших знакомых не мог и представить

себе какие черти водились в этом омуте. Но, однажды, она все же допустила

ошибку. Это была иголка в стоге сена, но она бы решила эту дилемму: «женюсь я

или нет». Не то чтобы я собирался.

Двадцать первый век — век новых технологий, поэтому без особого труда я нашел

клуб в котором «хорошая» девочка не так давно отжигала на столе. Зря она все-

таки поехала за мной в другой город. Видео где девушка танцует на барной стойке

было одно из самых популярных и набрало баснословное количество пайков.

Я молча подошел к столу, где сидели два взрослых мужчины и положил гаджет

перед ними.

Злата сразу поняла, что к чему. Ее маленькие кулачки сжались, а губы поджались.

Ее ненависть можно было ощутить весомо.

— Что это? — хмуро смотря на телефон, спросил Николай Олегович.

— Это то, чем занимается ваша дочь по ночам.

Мой отец, пожалуй, впервые за несколько часов выглядел потрясенным, когда

видео воспроизвелось и «хорошая» девочка, что сидела на диване, превратилась в

оторву. Даже стриптизерши выглядели на ее фоне монахинями. И дело отнюдь не в

движениях, а в мимике. Девушка будто всех призывала к себе. Дитя порока прям!

Кулаки ее отца сжались, а на лице проступили капельки пота. Лицо покраснело, а

челюсть выдвинулась на несколько сантиметров положенного.

— Довольно! — прогромыхал мужчина, едва ли сдерживая себя и выключил видео.

— Видела, кого ты воспитала?

Злата была растоптана. Ей было стыдно. В нее столько сил вложили, чтоб по итогу

она танцевала на столе.

— Полагаю, вопрос исчерпан, — произнес папа, а его лицо выражало некую долю

облегчения.

Прокурор кивнул.

— Прошу прощения за этот инцидент, — произнес он, а после, встав, пошел на

выход, бросая по пути приказ — за мной!

Родители Златы были воспитаны таким образом, что ни за что на свете не стали бы

устраивать разбор полетов вне своего дома. Что будет со Златой меня не

волновало. В конце концов, я не подкладывал девушку под левого парня, который

не умеет пользоваться средством концентрации.

Двери хлопнули, а мы так и остались сидеть на своих местах. Папа встал, достал из

серванта бутылку виски, налил в два бокала и, подкурив сигару, изрек:

— Выпьем.

Виски обжег горло, но определенно развеял напряжение витающее в воздухе. Мама

молчала, ожидая своего часа. Впрочем, она так рьяно меня защищала, будто

тигрица готовая до последнего защищать свое дитя. Это произвело на меня

впечатление, и теперь нам было что обсудить.

Отец уставился на меня, но понять о чем он думает было невозможно.

— Я знаю о твоем бизнесе, — начал он с самого неожиданного.

Помявшись, я пожал плечами. Это было вполне законно. И к тому же, тортики в

умеренных количествах еще никому не навредили. Можно даже сказать, что я

распространяю радость. Кхм. И отнюдь не ту которую была запрещена. Сладкое —-

это ведь гормон радости, верно’?!

— Хорошая идея, — довольно добродушно отозвался, постучав пальцами по столу.

— Ты также заключил отличную сделку с иностранцами, — задумчиво потер

подбородок.