— Ты в руках его еле держишь. Не глупи.

Прищуриваюсь. Диана храбрится, цепляется второй рукой за массивную рукоятку. Пытается целиться в меня своими воспаленными глазами.

Делаю шаг. Ее пальчик усиливает напор. Курок сдвигается с места.

Твою ж…

— Тихо, маленькая. Все хорошо.

Ее тело пробивает дрожь, отсюда вижу. Надо бы ее переодеть. Из-под рваной сорочки проглядывается напряженная грудь.

И у меня встает.

Чувствую, как в штанах становится тесно.

Я осознаю, что вновь имею право на ее тело. Что не родные.

И плевать я хотел на то, что она дочка Шаха. Сейчас она моя.

— Не подходи!

Диана сильнее сжимает пистолет и вздрагивает, когда замечает мой взгляд. Он гуляет по ее телу, касается обнаженной груди, ее стройных ног и тонкой шеи.

Она замечает, с какой силой я сжимаю кулаки, чтобы сдержаться и не подойти.

А очень хочется.

И не только подойти.

Кажется, пришло твое время, девочка. Этой ночью все будет иначе.

Хоть разум и твердит, что надо оставить ее в покое, накачать успокоительными и не трогать ее. Хоть и помню, как планировал ее убить.

Но ждать больше не имею сил. И желания.

— Ты хотел меня убить.

А сейчас хочу тебя взять.

— Ты больной. Ты психопат!

Наконец, она замечает мое состояние. Опускает взгляд ниже. Ее глаза расширяются, в них плещется голубой невинный океан.

— Маленькая, опусти пистолет.

Голос хрипит. Пытаюсь откашляться, незаметно делая еще один шаг.

Диана шарахается в сторону, сползая с кровати.

Перехватывает пистолет, который держать-то толком не умеет.

— Ты не тронешь меня.

Трону. Не сейчас так потом.

Но лучше сейчас.

Маленькая читает мой взгляд и испуганно распахивает губы.

— Ты в своем уме? Ты хотел меня убить! Я выстрелю в тебя, если ты меня тронешь!

— Это было ошибкой. Ты успокоишься, и я расскажу тебе правду.

Чертов хрип подводит меня. Я уже у шкафа. До кровати осталось всего ничего. Постараюсь не сломать ей руку, когда буду перехватывать пистолет.

Всего два метра. Можно кинуться в прыжке, но она же не в себе. Выстрелит, а дуракам везет — может и попасть.

— Иди к черту со своей правдой, понял ты?!

Диана всхлипывает. Секундное помешательство позволяет мне приблизиться. Всего на шаг.

Она отчаянно качает головой.

— Не хочу тебя слушать. Не хочу верить.

— Я расскажу тебе правду.

Она вновь опускает взгляд ниже.

Ничего не могу поделать с этим состоянием. Ее сорочка постоянно сползает, оголяя все выпуклые участки тела.

И еще больше возбуждая меня.

Плевать, что дочка Шаха. Главное, мне не родная. С остальным разберусь позже.

— По-моему, ты хочешь меня изнасиловать. Только прикоснешься — и я тебя убью!

Нормальная реакция, если этой ночью к ее виску приставляли пистолет.

Я тебе прощу эти угрозы, моя девочка.

И насиловать тебя никто не собирается.

Я буду тебя любить.

— Довольно, Диана. Опусти пистолет!

Она лишь пытается казаться храброй. Выхода из квартиры нет. Булату ее не отдам.

— Твою мать! Опусти!

Я рычу, сжимая кулаки. Диана на миг теряется.

И этого достаточно, чтобы кинуться на кровать и сократить между нами расстояние вдвое.

Не выстрелила — уже хорошо. Но успела улизнуть на мое место, поближе к выходу.

— Я в тебя не стрелял, — пытаюсь вразумить ее, — я бы не смог.

— А я смогу. Я хочу жить. Я хочу на свободу!

Не сможешь. Не выстрелишь.

Но, твою мать, она выстрелила!

Нажала на чертов курок, да еще и зажмурилась.

Успеваю пригнуться — годы тренировок спасают мою голову от этой безумной девчонки.

И пуля пробивает окно. Второе окно в моей квартире за одну гребаную ночь!

Она нажимает на курок снова и снова.

Но бьет уже холостыми.

Все пули остались в окне ее спальни.

Я прихожу в себя быстрее. В считанные секунды оказываюсь перед ее телом.

— Наигралась?!

Хватаю ее за запястье, выхватывая пистолет из ослабевших рук.

Наивно полагал, что они ослабевшие.

До тех пор, пока ее рука не коснулась моей щеки. Резко так. Неожиданно.

И больно, черт возьми. Диана продолжает бить в грудь, кричать, извиваться. Изливаться ненавистью.

А я потираю щеку и мрачнею. С каждой секундой все больше.

Что ж, эмоции лучше, чем трясучка и бред во сне. Истерика пройдет.

Диана вскрикивает. Я набрасываюсь на нее, как изголодавшийся зверь. Подхватываю ее под колени и резко развожу ноги в стороны.

Делаю больно, ударяя ее лопатками об жесткий шкаф.

— Ненавижу тебя!

— Я тебя тоже, — цежу сквозь зубы, до боли сжимая ее хрупкие колени.

Она морщится и замахивается — второй раз.

Вторую пощечину я тебе с рук не спущу, девочка.

С рыком перехватываю ладонь, дергаю вниз. Она морщится от боли.

И замахивается другой рукой.

Ты совсем охренела?!

Также грубо перехватываю вторую ладонь, ее тело остается висеть на моих бедрах.

— Ненормальный! Ты псих!

Она беспомощно дергается, осознавая свое поражение.

А я крепко сжимаю ее запястья. До боли.

— Как и ты. Мы стоим друг друга.

Вжимаю ее в шкаф и припечатываю губами.

Диана глотает воздух, не смирившись с участью. Дергается, извивается, но этим лишь сильнее распаляет меня. Трется своим бедрами об мои.

И с опозданием понимает, что зря.

Ухмыляюсь, не прерывая поцелуй. Раздвигаю ее губы языком.

И там она пытается укусить. Недовольно рычу и делаю сильный толчок. И руку перемещаю на шею, чтобы сжать. Чтобы подавить. Заставить подчиниться.

Это лишает ее дыхания. Диана беспомощно распахивает губы, и я врываюсь в ее рот. Пожираю — грубо, жадно. Чтобы знала свое место.

Ослабляю хватку на ее шее. Пользуюсь заминкой и бросаю ее на кровать.

Ее глаза испуганно расширяются, но слишком поздно.

Я порвал ее сорочку до конца. И схватился за пряжку своего ремня.

— Закончилась свобода. В собственность переходишь. Моей сегодня станешь.

Глава 12


Диана


— Закончилась свобода. В собственность переходишь. Моей сегодня станешь.

Чувствую его руку на своей шее. Помню, как сильно он ее сжимал, чтобы я потеряла силы.

И как ноги сильно раздвинул, вжимая в шкаф.

И на руках отметины чувствую.

Зверь. Дикий зверь, который распален и зол.

Остановить которого я не в силах.

Пытаюсь царапаться. Извиваюсь как уж на сковороде, пока звенит пряжка его ремня. Толстого и тяжелого. Ремень бьется об голые бедра, наказывая болью.

Пусть Эмин и не хотел стрелять. Я все равно его ненавижу.

— Пусти меня!

Эмин усмехается. Ремень ударяет вновь.

Я никогда не встречала таких мужчин. Могучих, горячих, жестких. Беспринципных и беспощадных. Его голодный взгляд шарит по моему телу. Ощупывает. Трогает. Подчиняет и присваивает.

Я метаюсь по постели под напором его рук, а он вытягивает ремень и складывает его вдвое.

И взглядом нехорошим смотрит. От которого в дрожь бросает.

Его штаны расстегнуты и сильно выпирают. Голодный взгляд касается моей груди. Опускается ниже. Одним движением Эмин срывает последнюю преграду.

В глазах разлетаются искры от боли. Ткань впивается в кожу, прежде чем покорно треснуть.

Он хватает меня за талию и рывком переворачивает на живот. Кладет руку на спину. Беспощадно придавливает к кровати.

Я неспокойно дышу. Глотаю воздух широко распахнутыми губами.

А ягодиц касается холодный металл. Бляшка ремня.

— Ты перешла грань. Никогда не поднимай на меня руку.

Его тяжелый голос покрывает мурашками тело.

— Это наказание за пощечину.

Воздух со свистом отдается в ушах. И ягодицы моментально обжигает болью.

Я вскрикиваю, захлебываясь холодным воздухом. Сминаю в руках простынь, впиваюсь зубами в подушку. Эмин убирает руку со спины, перемещает ее на макушку. Глушит мой крик, вдавливая рот в кровать.

— Тихо.

Его хрип заглушает рвущиеся рыдания.

— Совсем не больно. Больше страшно. Так, моя девочка?

Я облизываю соленые губы. Он отпускает голову, позволяя сделать первый судорожный вдох.

— Чувствуешь, как сходит напряжение?

На место, где наверняка остался след от ремня, ложится его ладонь. Большая, горячая. Он сжимает кожу и тяжело дышит.

— Моя. Ты моя, Диана.

Его ладонь давит на позвоночник.

Во мне что-то хрустит, и по телу начинает бегать кровь и адреналин.

Выходит напряжение. Я издаю первый хриплый стон.

Чувствую вторую руку на пояснице, Эмин кладет ее на бок и поднимает меня. Ненамного. Вытягивает тело в сторону, заставляя прогнуться.

Еще один хруст.

— Твое тело совсем не податливое. Я это исправлю.

Он делает то же самое с другой стороной.

Я чувствую себя истощенно. Морально и физически. Меня будто переехал поезд, но твердый бугор на его штанах говорит о том, что ночь еще в самом разгаре.

Меня сегодня убили. И это только начало.

Его горячие руки мнут мое тело как пластилин. Я стараюсь вернуть дыхание в норму — после рыданий, после криков, после боли. Учусь дышать заново после перекрытия кислорода. Шея до сих пор чувствует его пальцы. Они сжимают и разжимают. Позволяют дышать и запрещают.

— Сейчас будет больно.

Я вздрагиваю. Эмин хватает меня за щеки и тянет вверх. Делает всего одно движение, от которого тело наполняется жизнью. Становится больно, но я вновь могу дышать. И слезы больше не душат горло.