Амина Асхадова - Девочка Эмина

Если это массаж, то самый необычный из всех.

И самый страшный. До темноты в глазах страшный.

Я издаю стон. Прикрываю влажные веки.

Эмин отпускает мою шею, и я падаю на постель — обнаженная, убитая и возрожденная.

Его пальцы скользят, минуя поясницу. Поднимаясь по ягодицам, они опускаются ниже, и тогда его ладонь накрывает самое сокровенное.

— Нет, Эмин.

Выходит хрипло и болезненно.

Пытаюсь встать, но тело обездвижено его движениями.

Он знал, что делал.

— Да, маленькая.

Перед моими глазами опускается ремень — Эмин крепко и показательно держит его в своей руке. В сильной руке. Один удар, и его рука снесет мою голову.

Эмин тяжело дышит. И делает всего движение, раскрывая меня — его палец напряженно скользит между складками. Другая рука крепче сжимает ремень. Вены на его руке вздулись до неестественного состояния.

Эмин сдерживается. Сдерживается изо всех сил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Если бы он сжал мою шею так, как сжимает этот ремень, я давно была бы мертва. Он бы меня задушил.

Сжимаю ноги, вытягиваясь подобно струне. Но это уже не помешает Эмину. Мое бессилие читается в позе. Его уверенность читается в силе.

— Твое тело сдалось, Диана. Сдалось победителю. Раздвинь ножки.

Голос Эмина хрипит. Он сдерживает себя яростно и невыносимо. Вижу это по венам. По дыханию тяжелому. По крупной дрожи, что охватила наши тела.

— Я твоей не буду.

Сжимаю руки в кулаки. Выходит слабо. Дергаюсь, но распаляю зверя еще больше.

Замкнутый круг.

— Девочка Эмина. Ты — девочка Эмина.

Сопротивляюсь этой мысли. Он хотел меня убить — сегодня приставлял пистолет к моей голове. Почти убил.

Все происходит в считанные секунды. Эмин рывком переворачивает меня на спину, заставляя смотреть в его безумные глаза. Я сдавленно вскрикиваю.

Кладет массивную ладонь на живот.

И взгляда не отводя, начинает раздеваться. За секунду его обнаженное тело накрывает мое, а руки беспрепятственно подгибают мои колени.

Ноль сопротивления.

Одно движение — и он во мне.

Я невольно дергаюсь и чувствую, как моя плоть трется об его — твердеющую и горячую.

Но Эмин медлит. С бешеными глазами и хриплым дыханием — медлит. Дает время привыкнуть к факту собственности.

И вытирает влагу с моих глаз.

— Я твоим первым стану. И последним, — тихо рычит он, — ты поняла?

Он сильнее сжимает колени. Разводит их в стороны и скользит по мне взглядом. Тело бросает в дрожь. От его взгляда или от завывающего в простреленное окно ветра — грудь твердеет.

Эмин подается вперед, и влажное нутро чувствует горячий напор. Твердый. Деревенеющий с каждой секундой.

И это войдет в меня?

Боже.

— На меня смотри.

Я глотаю воздух ртом. Эмин трется своим органом о влажные складки. Нарочито медленно толкается внутрь концом, разрабатывая меня. Всхлипываю. Он медлит, разжигая огонь.

Голова отчаянно сопротивляется.

Я извиваюсь в его руках, но каждый раз возвращаюсь на исходное место — невольно толкаюсь навстречу его члену. Боже, он не поместится в меня. Это невозможно. Наверное.

— Не торопись, — жестко усмехается, — я и сам боюсь сдохнуть, если не возьму тебя сейчас.

Эмин целует. Сильно. Жадно. С рыком вдавливая меня в кровать.

Большой орган скользит в меня — тяжело, туго, он устремляется в горячее лоно. Растягивает сантиметр за сантиметром. Прорывается внутрь, сдирая преграду в кровь, и наполняет всю, без остатка. Так, что во мне ему не остается места.

Я глухо вскрикиваю. Тело сотрясает дрожь от боли и нехватки кислорода. Эмин вошел в меня. Ворвался. Грубо и совсем не сожалея о своей жестокости.

Я вцепляюсь в его плечи, впиваюсь в них ногтями и пытаюсь сделать вдох. Эмин набросился на меня, лишив напором дыхания.

Его огромное тело придавило меня к постели.

Его огромный орган заполнил меня до конца. Лишил невинности. Стал первым.

Раздвигая меня изнутри, он прорывался все глубже и глубже. Пока не уперся до конца.

— Моя девочка. Моя жена. Моя собственность.

Полурык. Полустон.

Я обвиваю его бедра своими. Сжимаю с силой, чтобы заглушить боль где-то внутри. Распирающую и давящую.

— Моя вся.

Эмин обещал что-то хорошее, когда яростно насаживал меня на свой орган.

Эмин говорил, что мне будет нравиться, когда внутри распирало до искр. Когда он нанизывал меня на грех.

Говорил, что теперь я принадлежу ему. Что была непорочной и чистой, а стала его — мраком и пороком. А меня раздирало на части.

И он начал двигаться. В глазах потемнело. Вновь.

— Маленькая, сейчас будет хорошо.

Отчаянно качаю головой. Он таранит меня. Где хорошо?

И снова нанизывает на себя. Пронзает толчками — один за другим. Я сжимаюсь в ожидании такой же боли.

— Не сжимайся! — цедит сквозь зубы, — не сжимайся, твою мать!

— Эмин, мне больно, — я плачу, не скрывая слез.

Эмин чертыхается. Кулаками упирается в кровать, избавляя от груза своего тела. Но не избавляя от органа во мне.

— Я не выйду из тебя, пока не перестанешь сжиматься, — цедит, тяжело дыша, — иначе второй раз будет тоже больно.

А второй раз будет? Мамочки…

Эмин продолжает входить в меня, пожирая глазами. На его лбу выступили капельки пота. На шее вздулись вены. Он успевает вытирать мои слезы и толкаться. Еще сильнее разводит колени в стороны.

Я всхлипываю, но пытаюсь расслабиться. Мое тело не готово принять его, но принимает. И рвется на части.

Все внутри сжимается. Хочет вытолкнуть инородное, чужое, и тогда Эмин шипит, как израненный зверь. И не перестает толкаться.

Его орган внутри меня становится все больше, хотя я не понимаю куда — больше?

В глазах темнеет. Внутри пульсирует. Эмин не тормозит, он безумен.

И мне приходится справляться одной.

Я в его мире всего лишь женщина. Еще одна девственница. Бывшая. Женщины созданы для удовлетворения их потребности.

И тогда, когда спасения я уже не ждала, Эмин выходит из меня. Чертыхается. И целует. Опускается на меня телом, тяжело дыша. Проникает внутрь рта и хозяйничает в нем языком.

Вновь устраивается между широко разведенных бедер, но не торопится входить. Чувствую ласку его грубых рук. В моих распахнутых глазах читается удивление — Эмин умеет быть нежным. Он опускается ниже и накрывает сокровенное. То, что горит огнем. Умелыми движениями пальцев Эмин крадет мое дыхание и заставляет воздушное тело метаться на постели.

Фейерверк эмоций. Чувств. Грехопадения.

Слышу стон. Не сразу понимаю — мой…

Я толкаюсь в неведомую тьму — тому, кому я принадлежу. Кому тело принадлежит.

— Эмин!

Я глухо вскрикиваю. Он кусает мою шею. Клеймит. Руками гладит израненное тело. Которое сам изувечил.

Разводит ноги. Шире.

И вновь овладевает. Не резко, но размашисто. Без чувств и эмоций. Только тяжело дышит. Сдерживается.

Он меня растягивает. Под себя гонит. Дико и необузданно.

Потому что по-другому не умеет. И не станет.

Моя обязанность ноги раздвигать. И принимать его дикую звериную любовь.

Он твердеет внутри меня. Становится больше. Шире. Я хватаюсь за плечи Эмина, и от скорости его погружения в меня становится страшно.

Эмин хватает мои бедра. И как в последний раз — толкается так дико и глубоко, что я кричу. Толкается как поршень.

Я вскрикиваю от боли и дикой смеси. Смеси нового и непонятного. Страшного и звериного. Мои мышцы обхватывают его орган. Эмин шипит. Матерится. В глазах темнеет от его глубины.

Настигает все вперемешку. Я выгибаюсь дугой. Теряю право голоса, становясь безвозвратно его игрушкой. Собственностью. Рабыней. Он так сказал. Тот, кто взял мое тело первым и последним.

Эмин выходит из меня. За секунду опустошает. Его огромная штуковина больше не наполняет меня.

— Ты же не хочешь залететь от меня, маленькая?

Эмин хрипло смеется. Тихо. А затем мрачнеет и обхватывает свой орган.

И на животе я чувствую теплую струю. Не сразу понимаю, а затем до меня доходит — Эмин помечает меня. Присваивает. Ладонью растирает свое семя по животу, бедрам, груди. Его собственная метка.

Эмин смахивает слезы с моих глаз. Тащит мое израненное тело, припечатывает к своему.

Я кусаю губы, унимая дрожь. И с ужасом понимаю: моим первым мужчиной стал самый жестокий мужчина из всех.

Батальонная встречала закат. Набережная переливалась в красках. Казалось, что до лета осталось совсем чуть-чуть, но мнение было ошибочно: весна в свои права только вступила.

Это была моя первая весна в Волгограде.

Я откинула влажные волосы за спину. К балкону постепенно поступал запах жареного мяса. Готовить ужин стало традицией, так же как заваривать чай по вечерам и варить кофе по утрам.

Я полюбила кофе. Эмин приучил.

— Хорошие окна поставили? Пуленепробиваемые. На будущее.

Мужские руки тяжело опустились на мои плечи. Сегодня утром все установили. Быстро. Только вчера ночью Эмин прострелил их вместо моей головы.

А потом я ему отдалась.

Скоро стемнеет. Вода станет черной. Колесо обозрения приобретет мрачное настроение. В окна третьей комнаты с камином будет заглядывать монумент, которым так славится город-герой. Влево стараюсь не смотреть — стадион даже с 13 этажа казался большим и пугающим.

Красивый вид. Для кого-то, но не для меня. А люди покупают здесь квартиры за баснословные деньги. Эмин купил.