Хочу отшатнуться, уйти прочь. Но это еще больше злит Эмина.

Я его не узнаю.

— Стреляй! — почти утробно.

Он пьян. Зря я сидела в ванной так долго. Не думала, что он выпьет весь коньяк.

— Ненавидишь меня оправданно. Отомсти.

— Я тебя не…

— Жми на курок, Диана, — цедит.

— Эмин! Мне не за что тебя убивать…

Он улыбается. Как-то безумно и отчаянно в то же время. Его рука сжимает мое тело так сильно… но еще сильнее он прижимает курок к телу пистолета. Вот-вот прозвучит выстрел.

Но я не готова мириться с его погибелью.

— Молю, приди в себя! Мне страшно, — прошу онемевшими губами.

— За маму отомсти. За годы преследования. За пощечины, Диана. Ты ведь помнишь их?

Пощечины помню. Никогда не забуду. Их было три…

Рука у Эмина сильная, тяжелая. Такое невозможно забыть.

— Не буду мстить… Это не стоит жизни. Даже твоей.

Его губы растягиваются в злой усмешке.

— Лучше стреляй, Диана. Потому что только так ты сможешь уйти от меня.

— Чтобы угодить в руки Басманова? Ты этого хочешь? — шепчу обессиленно.

— Это будет твой выбор.

Я качаю головой. Нет тут выбора. Это иллюзия.

— Мне не за что тебя убивать, — на моих глазах появляются слезы, — отпусти меня, Эмин. Ты делаешь мне больно.

— Ты считаешь меня убийцей, Диана. Сделай это, моя девочка…

В голове отчаянно возникает образ Кристины. И мрачная темнота заполняет сознание. Его горячий палец сильнее давит на курок. Металл упирается точно в его висок. Широкая грудь вздымается часто, но не от страха.

Эмин пьян.

Я с криком дергаюсь в сторону — подальше от него, подальше от пистолета. Вырываю палец из-под курка, цепляюсь за рукоять.

И отбрасываю чертов металл. С силой. С ненавистью.

Я не убийца!

Квартиру оглушает звонкий звук скольжения. Металл летит по паркету с бешеной скоростью.

А мы смотрим друг другу в глаза безотрывно.

Ты прав, Эмин. Я ненавижу тебя. Но никто не поможет мне, кроме тебя.

— Ты ненавидишь меня, Диана.

— Замолчи, Эмин!

— Ненавидишь за то, что глотку судьбе грызу за твою жизнь, — цедит он.

Хочу отвернуться, но Эмин не позволяет. Рукой вцепляется в шею.

Безумный шепот озаряет кухню, погрязшую в полумраке:

— Вернись за оружием. Подними его. И сделай то, что должна. Мои люди помогут тебе спрятаться. В поезд сядешь, уедешь далеко. Счастлива будешь.

Каждое слово давалось ему тяжело. Эмин говорил с перерывами, шумно дыша.

Возможно, утром он даже не вспомнит о том, что разрешил мне быть свободной.

«Вернись за оружием. Подними его. И сделай то, что хочешь…»

Киваю покорно и зло. Эмин отпускает меня, но глаза его пристально следят за каждым моим действием.

Иду по коридору. Опускаюсь. Мокрые волосы касаются пола.

Я поднимаю пистолет и делаю, как он меня учил.

Слегка придавливаю курок указательным пальцем, пробуя давление. И медленно приближаюсь к опьяневшему Эмину.

На моем безымянном пальце мелькает кольцо… Голубой камень напоминает мне о безумии Эмина. О его любви ко мне.

Одно действие, и я буду свободна.

От его любви. От ее оков. Эмин больше никогда не прикоснется ко мне и не назовет меня своей девочкой.

— Больше шанса не будет, маленькая, — он прищуривается, — один шанс на попадание.

Я навожу пистолет. Руки дрожат, ноги почти не держат. Я не выдержу этого больше. Остановись, Эмин!

Именно так приручают зверя. В любом цирке или в ситуации беды — зверя приручают страхом.

Окруженный стаей собак — поднимает камень с земли.

А прожженный циркач давит на зверя ожиданием новой порцией боли.

И также Эмин. Он ожидает боли, ожидает смерти.

Смотрит на неподвижный курок и задается вопросом, когда я выстрелю.

Как будто не понимает, что сделать этого я не смогу.

— Моя мама уже бегала. И набегалась…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эмин молчит. Понимает, о чем я.

— Умрешь ты, и на меня объявят охоту. Анархист найдет меня.

— Я спрячу надежно. До смерти не найдет, — обещает, не моргая.

— Против системы легче идти вдвоем, — качаю головой, — я хочу остановить его. Вместе с тобой.

Пистолет выскальзывает из моих рук. Уже на предохранителе.

— Зря, Диана.

Вцепляется взглядом в мои пустые руки. Я безоружна. Я не воспользовалась его шансом.

— Второго такого не будет.

— Но мне и не надо.

Делаю шаг. Всего один — его достаточно, чтобы оказаться в объятиях Эмина.

Мама сказала, что Булат был безнадежен.

И я согласилась с тем, что Эмина еще можно спасти.

Если поддаться ему, а не злить.

Если не бежать, а быть рядом — на его стороне, в его руках.

Так он горы свернет ради меня. Если будет знать, что я ему принадлежу.

Я поднимаю голову и тянусь к его лицу.

— Что ты делаешь? — с вызовом смотрит в мои глаза.

А сам руки сжимает у меня под ребрами и челюсти крепче сжимает.

Я хватаюсь за его плечи и дотягиваюсь до губ. Тихо, осторожно. Его напора я не переживу, если все выйдет из-под контроля.

Эмин овладевает моими губами в три счета. Его не устраивает нежность, ему нужен огонь. Эмин — жестокий мужчина. Я знала это с нашей первой встречи. Поздно идти на попятную.

— Пожалуйста, не торопись, — прошу тихо, уклоняясь от его губ.

И он сбавляет напор. Нас резко переворачивает, меня к окну прижимает.

— Диана, ты будешь жалеть, — хрипит в висок, сжимая мое тело в своих руках.

Он говорит, но не позволяет ответить. Воздуха не дает. Близость с Эимном всегда пугает. Не знаешь, чего ожидать — то ли грубости, то ли боли. Иногда подсыпает ложку нежности… иногда.

— Пожалеешь, что снова мне отдалась, — обещает он, — я чувствую твой страх и неуверенность. Нахрена ты это делаешь?!

Он злится, руками меня от себя отстраняет. Но глазами все равно пожирает.

Качаю головой и подаюсь вперед. В его руки.

— Не пожалею.

Запускаю пальцы под его рубашку, нащупывая теплую жесткую грудь. Она напрягается под моими руками. Эмин превращается в кусок железа. В его глазах лавина плещется и обещание расплаты, если я вдруг передумаю. Если отступлюсь. Если забоюсь его.

— Просто скажи мне, что ты не убил ее.

Расстегиваю его рубашку. В губы мольбу шепчу.

— Умоляю, Эмин. Скажи, что ты спас ее. Спас, как и меня. Скажи?

Эмин молчит. Только тело его еще больше напряглось. И останавливаться он, увы, не собирался. Вне зависимости от своего ответа.

Грубо стянул верх моей пижамы. Бордовой…

И к шее припал, тяжело дыша.

— Диана… маленькая…

— Скажи, что не убивал…

Я знаю, что сама виновата. Эмин ведь спрашивал, может ли Кристина принесли проблем.

А я промолчала. Не позволила ему спасти ее.

А теперь оказалось слишком поздно.

Эмин отвечает мне. Но перед этим одежду с нас стягивает и бросает под стол. Туда, где стоит почти законченная бутылка.

— Раз ты хочешь это услышать… Не убивал. Но главное, что ты стоишь передо мной. Целая и невредимая, маленькая.

Эмин разводит мои колени. Требовательно, но нежно. До меня доходит сказанное, когда ему остается одно движение.

Мы встречаемся глазами, но в моих — стоят слезы. Он признался.

Эмин вытирает мое лицо осторожно. Между ног я ощущаю его неостывшее желание. На его губах привкус коньяка, в глазах небольшой туман. Больше похожий на дурман…

Эмин выглядел разбитым. Старше своих лет. Признание далось ему тяжело.

— Я ради тебя все сделаю, Диана. Все тебе дам. Но без тебя во тьму уйду. В беспросветную. Он утянет меня за собой. Не вытащит оттуда уже никто.

Эмин приближается телом, и вместе с тем он прорывается внутрь. Входит в меня нарочито медленно и осторожно. Проверяя, буду ли я сопротивляться.

Я не делаю этого. Только вцепляюсь в его плечи в ожидании боли, как в прошлый раз. Эмин толкается внутрь, одним движением всю меня заполняет. Под себя раздвигает. Привыкнуть дает, чтобы больше не тормозить, чтобы больше не останавливаться.

Стон облегчения вырывается из меня, когда он покидает лоно. Я еще не привыкла к нему, но второй раз я переживаю значительно легче.

Эмин перехватывает меня под колени удобнее и вновь толкается. Внутрь погружается с ощутимой агрессией. Он умеет быть нежным, но недолго. Эмин распаляется, и поцелуи его становятся жестче. И толчки, и погружения в глубину…

— Ты мой свет, — хрипит в полном мраке, — уйдешь, и я места себе не найду. С катушек сойду, понимаешь? Я не шантажирую. Ты вольна уйти. Просто предупреждаю.

Понимаю, Эмин. Поэтому привыкаю к твоей жесткости. Поэтому больше не бегу.

Эмин сжимает мое тело, врываясь в меня сильнее, быстрее. Врываясь остервенело. Прижимая меня к окну, он работал бедрами как поршень. Только мои тихие вскрики разносились по покрытой полумраком кухне, и его жадные стоны.

В какой-то момент Эмин упивается происходящим. Забывается. И я позволяю себе закрыть глаза, не думая о грядущей войне. Не думая о том, что нас ждет впереди.

Я подчиняю голову Эмина, а он подчиняет мое тело. Резко, жадно, глубоко. Толчок, еще один… он погружается так глубоко, что я вскрикиваю. Его плечи царапаю, не щажу. Из губ моих стон вырывается, а в глазах — приятная темнота. Эмин целует в ответ, хрипло чертыхается и резко покидает лоно.

Теплая жидкость струится по бедрам. Эмин мелко дрожит, сжимая меня в своих руках. До хруста. До боли. Я тяжело дышу, чувствуя его семя между ног.