— Какая же ты худенькая… — в карих глазах тети Гали отражался весь ужас.

Я задумалась, оглядывая себя.

Может быть, эта женщина и права. Вот, даже то самое кольцо стало мне чуть великовато, как бы не слетело в один момент… Обручальное еще держалось до поры до времени, а вот мое любимое, с голубым камнем, немного болтается.

Оно одно осталось. Обручального кольца на мне больше нет.

Мы покидали мост, когда первым делом Давид схватил меня за руку и, не позволяя опомниться, стянул кольцо с безымянного пальца.

— Оно не пригодится, — пояснил он, ошарашив меня своим взглядом.

— Вы пожалеете, — сказала я ему тогда.

На мою угрозу Басманов лишь усмехнулся. И спрятал мое кольцо у себя в кармане.

Рядом тяжело вздохнула тетя Галя, напоминая о своем присутствии:

— Ты бы хоть немного улыбнулась.

— Не хочу. Не буду, — бросила я грубо.

Стушевавшись, женщина покинула комнату. Наконец, меня оставили в покое. Без надзора, которого и так хватало во дворе дома в виде камер и Басмановской охраны.

Идет четвертый день моего заточения на окраине Волгограда, а я все неустанно прокручиваю ту ночь в голове. Тот мост, то нападение на нас с Эмином.

Мой муж… он едва им стал. В ту ночь Эмин был так распален и зол, что забыл об истинной опасности. А опасность была так близка!

Как Эмин сейчас? Ищет ли меня или… или он давно сошел с ума? Ведь он обещал, что без меня потеряет контроль. И всем будет плохо.

Но пока плохо только мне.

Я хорошо помню, как меня посадили в машину. Помню, как та резко сорвалась с места, а я бросила взгляд в окно и увидела его выражение лица. Выражение лица как у раненого зверя. В тот миг мне стало страшно. Его взгляд был искажен отчаянием и жестокостью.

А потом меня привезли сюда. Я не знала окрестности Волгограда, но на подсознании чувствовала, что мы где-то на окраине. Мы ехали около часа, прежде чем остановились у одичалого дома рядом с лесом. В большом двухэтажном доме нас встретила родственница Басманова, это я поняла сразу.

Не обмолвившись со мной ни словом, Давид передал меня в ее руки. А сам уехал решать дела. Откуда я это знала? Эмин всегда так делал. Оставлял меня, чтобы что-то решить. Он ведь мужчина, он всегда должен что-то делать — и днем, и ночью.

А женщина должна покорно ждать. И все на этом.

Стук в дверь прерывает мои мысли. Тетя Галя открыла дверь и зашла с подносом.

— Я заберу тарелки, — оповестила она.

Я ничего не съела. Не хотелось.

— Диана, мне придется доложить Давиду, — недовольно качнула она головой, — ты так и помрешь здесь!

— Тогда помогите мне. Я не хочу уезжать с Давидом, — отодвигаю полные с едой тарелки, — вы же понимаете, что это никакое не похищение невесты? Давид вас обманывает, и я замужем за другим!

Тетя Галя, словно боясь поверить мне, резко закачала головой:

— Такие традиции. Я вот тоже говорила такое, когда меня мой муж похитил. Сопротивлялась, дралась и устраивала голодовку, а потом ничего, даже влюбилась.

Я тяжело вздохнула. Для девочки из Сибири, росшей в обычной семье, все это казалось бредом.

— Давид забрал мое обручальное кольцо, — предпринимаю последнюю попытку, — если вы заявите в полицию, то узнаете, что я говорю правду!

— Бог мой! — громко воскликнула женщина, — я против своего племянника буду заявлять?! Грех какой! Грех на душу брать не стану!

Тетя Галя унеслась к двери, словно только что увидела перед собой настоящего дьявола.

Я уткнулась в ладони, тяжело дыша.

Сложно идти против мужской силы, а против религии — еще сложнее.

Я зажмурилась, а затем резко бросила взгляд в окно. Вечерело. Зеленые деревья манили своей красотой, лес был таким густым и глубоким, что поражал своей красотой. Зимой вид со второго этажа однозначно был бы еще красивее, но до зимы меня здесь точно не продержат.

Либо Эмин найдет, либо Булат-таки откроет границы и позволит Басмановым увезти меня в Москву…

Задумавшись, я не сразу замечаю его — внимательный взгляд совершенно чужих глаз. Рядом с мужчиной в черной футболке стоял тот самый внедорожник, на котором меня увезли с моста.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Приехал Давид.

Тело покрылось мурашками и сердце забилось в желании сбежать отсюда прочь. Только прочь не получится, здесь больше дюжины охраны.

А через несколько минут, едва Басманов закрыл за собой ворота, раздался стук в мою комнату. Осторожный, но твердый. Не робкий, как у тети Гали.

Сейчас не спрашивают, можно ли войти. Сейчас предупреждают.

Лоб покрылся испариной, и я статуей замерла в кресле — качалке.

Глава 34


— К тебе можно?

Можно ли ко мне? Меня спрашивают так, словно это я управляю ситуацией.

Не дождавшись от меня ответа, мой похититель проходит внутрь, не закрывая за собой дверь. Это дарит мне надежду и позволяет поверить в хорошее. По крайней мере, меня не тронут. По крайней мере, сейчас.

— Мне сказали, что ты ничего не ешь.

Мужской голос недовольный, но в то же время осторожный, словно прощупывающий почву.

Когда Эмин был недоволен, он был зол. А как было здесь?

До этого времени Давид не приходил ко мне и не разговаривал. Он был занят, и я даже догадываюсь, кем он был занят.

Эмином.

И, судя по настроению Давида и тому, что мы все еще не можем покинуть Волгоград, Эмин не сдавал позиции.

— Говори со мной, Диана.

Я вздрагиваю, когда мужская рука опускается на стол. Прямо рядом со мной. Показательно и сильно.

Этот показательный жест заставляет меня поднять взгляд. Черная футболка плотно обтягивала мужские мышцы, на его руках сильно выступали вены. Давид рядом и едва ли в хорошем настроении. Это плохо.

— Я терпеливее Эмина. Однако, у всего есть предел, — добавляет мой похититель.

Пробыв с Эмином столько месяцев, я уже поняла, что молчанка к добру не доведет. Я поняла, что с такими мужчинами лучше не показывать свой характер. Однако, и быть послушной игрушкой, добровольно переходя из рук в руки, я тоже не собиралась.

Надоело. Я устала принадлежать кому-то, но не себе.

— Я не выйду за вас замуж только потому, что вы терпеливее Эмина.

Пусть мой голос дрожит. Зато слова достойные. Правда?

В полном молчании я еще больше выпрямляю спину. Хотя, казалось бы, куда еще больше? Я и так статуя. Твердая и напряженная.

На этой кондиции я отвожу от Давида взгляд, боясь…

Удара?

Я действительно боялась удара. За свою дерзость, за свои гордость и молчание. С такими мужчинами нельзя быть горделивой, но я ничего не могу с собой поделать.

Я не игрушка. Я слишком долго привыкала к Эмину, но больше ни к кому привыкать не стану. Больно это — привыкать. Это почти что сломаться, а затем возродиться вновь.

Но после Давида я больше не возрожусь. В его руках я помру.

— Об этом рано говорить, — сдержанно отвечает Давид.

Я с удивлением отмечаю, что после моего ответа мужчина не разозлился. Наоборот, даже успокоился. Отнял руку от стола и отошел от меня на несколько метров.

Тяжелые шаги раздавались по небольшой спальне, в которой меня заперли. А я неизменно смотрела в окно на летний лес. Лес — это все, что окружало меня.

— Сначала выйдем из Волгограда и вернемся в Москву. Затем я докажу тебе, что я не Эмин. Я не бью и не запугиваю.

— Вы похищаете. Вы насильно сняли кольцо, чтобы затем насильно надеть свое…

Прикусываю губу, чтобы вовремя остановиться. Опасно это все, Диана. Да, минуту назад тебя не ударили. Но ты думаешь, что его терпение вечно?

Словно в доказательство этому размашистыми шагами Давид стал приближаться. Я прикрыла глаза, издавая тяжелый вдох.

Сейчас ударит.

Совершенно точно.

Эмин так делал, чтобы привести меня в чувства. Проучивал и показывал, как нельзя с мужчиной говорить, а как можно.

Сейчас снова уроки начнутся. Больные и жестокие.

Но когда я осмелилась и открыла глаза, то напротив я встретила совершенно спокойный взгляд темных глаз. Но я все равно была уверена, что это хладнокровие давалось ему с трудом. Так будет первое время. Все равно скоро он покажет свое истинное лицо.

Ведь я по лезвию хожу.

— Мне жаль, но у тебя такая судьба. В мире твоего отца побеждает сильнейший. И сильнейший забирает награду.

— Я человек, а не награда… — пытаюсь возразить.

— Я же сказал: такая судьба.

На этих словах Давид сжимает челюсти, рвано отводит взгляд. Вот и начинается агрессия. Эмин просто не сдерживал себя никогда, он прямолинеен — говорит, как видит.

— У нас многое впереди, Диана. Перейдем на ты. Уяснила?

Это не вопрос. Это факт.

Кусаю губы, опуская взгляд. Похититель зашел ко мне первый раз за четыре дня. Нужно спросить что-то еще, пока он вновь не покинул меня на долгое время.

— Давид…

Его имя из моих уст звучит странно. Дергаюсь даже я, не говоря уж о моем похитителе.

Я продолжаю после небольшой заминки:

— Сколько еще времени мы пробудем в Волгограде?

— Все зависит от твоего отца.

Я вспоминаю папу и пулю в его лбу. Сибирь и первую встречу с Эмином.

А затем понимаю: речь идет не о папе, а об Анархисте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это болью отдается в моей груди.

— Наши родители ведут переговоры, — продолжает Давид, — как только Булат отступится и позволит нам с тобой покинуть город, мы двинемся в Москву.

— Булат не отступится, — качаю головой, — вы же понимаете, что Эмин не позволит?