— Я ни с кем не была. Эльдар запретил Давиду трогать меня, пока все не уляжется. Альберт… не успел.

Эмин успокаивается.

Но внутри у меня остается горечь. Эмин собственник. Нельзя, чтобы кто-то тронул его девочку. Это позор и некрасиво. А еще жутко неприятно, если в твоей женщине побывает кто-то другой.

Мне стало горько и жутко. А еще очень больно.

Сколько допросов мне предстоит пройти? Сегодня Эмин утих, а дальше снова?

Взгляд Эмина опасно затуманился. Его руки опустились на мои плечи, притягивая к себе.

— Хочу тебя.

— Ты обещал, — проблеяла я.

Его твердая грудь вжимала меня в окно. Он в стеклопакете был уверен, а я не особо — мне так и мерещились страшные звуки. Так и казалось, что вот-вот стекло даст трещину, и я сорвусь вниз.

Им овладел адреналин, мною — страх.

— Целуй меня чаще, — приказал он, — мне это нравится.

— Когда мы съездим к маме, я тебя еще поцелую.

Фраза прозвучала грубо. Странно. Непонятно для остальных, но понятно для нас.

Эмину понравился мой невинный поцелуй, и он сделает ради него все.

— Поцелуешь, — согласился он.

Его глаза беспрерывно сканировали мое лицо. Наш разговор затянулся, пора было спать. Но Эмин слишком соскучился, чтобы этой ночью меня отпустить.

— Ты призналась в любви. В том доме, когда сидела на столе. Помнишь?

«Я никуда с тобой не поеду, Альберт! — закричала я, — мне жаль. Но я люблю Эмина».

— Это правда? — спросил он.

Люблю ли я тебя?

Я прикоснулась к разбитой губе.

Что будет, если я скажу, что это правда? Ты перестанешь делать мне горько?

А если нет, снова сделаешь это?

— Не знаю, — вымолвила я, — прости, я не знаю! Только не бей…

Его взгляд прояснился. Эмин отшатнулся от меня, резко нахмурив брови. Он встрепенулся, отошел, пытаясь успокоиться. Желая переварить мой ответ, который его совершенно точно не устроил.

— Ничего, — сказал он, — полюбишь. Это все можно исправить. Согласна, маленькая?

Я неуверенно кивнула. Это ему тоже не понравилось.

— Пойдем в спальню, моя девочка. Здесь становится холодно.

Он протянул руку в ожидании моей покорности.

Но сегодня у меня была еще одна задача. Важная, большая. Я была уверена, что у меня получится. Эмин добр ко мне — он соскучился и хочет добиться моего расположения, чтобы я скорее не противилась близости с ним.

Он согласится. Я была уверена, что согласится.

— Эмин, я хочу работать, — выпалила я на одном дыхании.

Муж улыбнулся. Его красиво очерченные губы растягивались в почти волшебную улыбку. А его смех в следующую секунду заставил меня съежиться. Громкий смех, хриплый. Насмешливый.

В горле пересохло, но я старалась не опускать взгляда. Почему ты смеешься, Эмин? Ты смеешься надо мной?

Полина много говорила о том, как особенно важно обрести самостоятельность. И я посчитала, что удачный момент попытаться — сейчас.

Я наивно посчитала, будто мой муж не самый жестокий человек.

Тем временем Эмин подходил ко мне все ближе и не переставал смеяться. А я все упиралась в окно, за которым равнодушно шевелилась черная вода.

— Моя маленькая Диана.

Его шершавые пальцы коснулись моей щеки. Я слегка дернулась — не ожидала от него нежности.

Только я еще не понимала, что нежность его была обманчиво ласковой.

Но хотя бы так. Правда?

— Кажется, воздух свободы был слишком холодным для тебя.

Я не поняла смысл этой жестокой фразы.

Пока его рука не вцепилась в мое запястье — за него он вывел меня из балкона.

Шагая за Эмином, я растерянно оглянулась назад. Именно там, откуда открывается панорамный вид, произошел наш радикальный разговор. Я никогда его не забуду.

Я молила его о работе, а он жестоко рассмеялся надо мной.

Воздух свободы был слишком холодным для тебя…

— Слишком холодным? — переспросила я.

— Вероятно, ты простудилась. Идем, моя девочка, я буду тебя лечить.

Глава 55


Эмин


Девочка захотела работать.

Ничего удивительнее в своей жизни я не слышал, клянусь. Диана вновь бьет все рекорды. И далеко не из-за глупости.

Наивность — не равно глупости, я в этом глубоко убежден. И все равно усмехаюсь этой наивной просьбе, поедая ужин в одиночестве. Есть она отказалась. После возвращения на Батальонную прошла неделя, а меня все еще колошматит без остановки. Не верится, что она рядом.

Диана просила не трогать ее, дать время, и я посчитал, что эта просьба куда реальнее тех, что она просила вдобавок. Но с каждым днем держать свое слово становится все тяжелее, спасают только неотложные дела. Никто не решит за меня накопившиеся проблемы — сорваться в Москву мне дорогого стоило.

Я отложил вилку в сторону и медленно дожевал мясо. Готовила она также вкусно, как и до московских разборок. Домашняя девочка, ее к этому приучили. Должен был сказать ее отцу спасибо, но не успел.

Осушив бокал с напитком, поднялся из-за стола. Ноги сами понесли к ней, через пару минут я затормозил в проходе своего кабинета. Диана сидела за столом и что-то дописывала — вот уже который день строчила, словно не успевала по срокам дописать отчет.

Я сложил руки на груди. Диана заметила меня не сразу. Но позже обязательно вздрогнула и подняла на меня свой настороженный взгляд. И блокнот от моих глаз закрыла. Я сам ей этот блокнот купил, а сейчас дико хочу знать, что там написано.

— Я заказал для тебя стол. Поставят в нашу спальню, поэтому скоро ты сможешь перебраться туда.

— Мне нравится кабинет.

— Тебе не стоит здесь часто находиться, — отрезаю я.

И делаю шаг вперед.

По взгляду вижу — мой запрет на кабинет ей не понравился.

— Что у тебя там? — прищуриваюсь.

— Я закончила. Могу освободить кабинет, — пролепетала она.

— Сидеть!

Она замерла, но встать не отважилась. Голубые глаза неотрывно следили за моим приближением.

На столе меня ждала интересная новость. Я был в этом уверен. Тонкие пальцы мелко подрагивали, накрыв собой обложку блокнота. В другой руке она крепко держала ручку, словно от сердца оторвала.

— Что ты пишешь?

— Это личное, — насупилась она.

Я прищурился.

Обиделась, значит? Решила уйти в себя и делать вид, что меня не существует? Все не может забыть, как я расквитался с ее обидчиками? Нежная, ранимая. Другая бы меня не выдержала. Другая не нужна.

— Не смей обижаться, Диана. Говори со мной, а не с блокнотом.

Она опустила взгляд. Горделивая, но испуганная.

— То, что случилось в том доме… я это осознанно сделал, понимаешь? И сделаю еще раз, если придется.

— Я не хочу об этом.

Твою мать! Какие мы гордые.

— Нет уж, говори! — вспыхнул я.

Кулак впечатался в стол. Я бы и не заметил это даже по боли в еще не заживших костяшках, если бы не ее взгляд. Диана отшатнулась, испуганно вжимаясь в кресло. Для моего кресла она все-таки слишком маленькая.

Пользуюсь этим моментом и хватаю чертов блокнот в свои руки. Диана дергается следом. Я уже понял, что там что-то важное, можешь не дергаться.

Уже с первой строчки, написанной красивым аккуратным почерком, я понимаю, что написанное мне совсем не понравится.

Если это то, о чем я думаю, я оторву ей голову.

— Эмин, умоляю… отдай!

Диана пытается дотянуться до бумажки. Я прищуриваюсь, продолжая читать бред. Ее сопротивление лишь подстегивает меня докопаться до секретной истины.

Мужчины любят, когда их просят…

Мужчины любят, когда их благодарят…

Цели: поездка в Сибирь.

Напротив — галочка. А вот работа, наоборот, помечена крестиком. Об этом она уже попросила. В работе отказал, о поездке решил подумать.

Какие здесь еще цели? Перелистываю страницу.

— Эмин, отдай! — скулит почти жалобно.

Рукой отстраняю от себя ее тельце. Она падает обратно на стул, а я мрачнею с каждой секундой все больше.

Уроки жизни, не иначе. Как себя вести, когда я в хорошем настроении, и как — когда в плохом. Это то, о чем я думаю. И целовала она меня, значит, в знак благодарности лишь потому, что это здесь написано.

Маленькая лиса.

Я точно оторву ей голову. И вдобавок той, которая в эту голову вложила всю эту дребедень и чушь.

Сжимаю челюсти, резко хлопнув страницами. Диана уже сидела неподвижно — поняла, что сопротивление бесполезно, а самое страшное — мной уж прочитано.

— На этом покончим, — процедил я.

Размашистыми шагами выхожу из кабинета.

Кто бы сомневался — она за мной. Бесстрашная. Отчаянная. Прямо как научили ее в этом блокнотике.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Эмин, для меня это важно!

— Как и найти работу, и спасти маму, и… что там еще у тебя в целях? Развод в мечтах, быть может?

Я торможу. Она резко впечатывается мне в спину. Мы оказываемся в третьей комнате с камином и, судя по ее расширившимся от ужаса глазам, она понимает, что к чему. Умница.

Иду четким шагом к камину.

— Эмин, это мое дело! Я учусь! Я… меняюсь! — выкрикнула она.

— Мне не нравится, как ты меняешься, — отчеканил я, — я правильно понял, и сейчас ты просишь меня о том, чтобы я отдал тебе этот блокнот?

— Да.

— Потом, должно быть, ты меня снова поцелуешь? В знак благодарности. В твоих же гребаных уроках именно так написано?! — взорвался я.

В три шага оказываюсь у чертового камина. Молодец, что Диана зажгла его к вечеру — она любила проводить здесь время. Диана отчаянно дергается следом, но слишком поздно. Взмахом руки блокнот оказывается в пламени. Даже спрашивать не стану, от кого она этих уроков понабралась. Ответ очевиден: с женой Басманова она быстро нашла общий язык.