Амина Асхадова - Девочка Эмина

Лето закончилось, наступило первое сентября. Днем я наблюдала, как школьники бредут вдоль набережной, и мне нестерпимо хотелось туда же.

— Хочешь погулять?

Правильнее было бы сказать — выгуляться.

Эмин подошел сзади. Сильные руки тесно прижали меня к своей груди. Этой ночью он был дома. И на все встречи впредь брал оружие.

— Хочу.

Сердце затрепыхалось в ожидании свежего воздуха.

Эмин привел меня к воде. На нем была белая рубашка, черные брюки и такого же цвета очки. На мне легкое платье.

— Какой университет ты заканчивал? — внезапно спросила я.

— Обычный экономический.

Мне хотелось узнать об Эмине больше, все-таки не чужие друг другу. Но выбранная тема ему не понравилась.

— Позже и ты выучишься, — сказал он спустя время, — только заочно.

— У тебя такие планы? Я всегда буду под наблюдением?

Я вскинула взгляд. Эмин казался расслабленным, но я знала, что в любую минуту он готов вытащить оружие из-под пояса и защитить меня.

— Если Анархиста придется сменить, то да. Публичность слишком опасна для нас с тобой.

А мне казалось, что он просто меня прятал. Умело, ревностно, как волк, охраняющий свое потомство.

Тяжелые мысли затмил детский смех. Он заставил меня оглянуться. В нашу сторону шла семья. Мама, папа, дочь. Довольные, счастливые, они шли с первого звонка. На девочке были банты больше ее головы. Это выглядело мило, и я улыбнулась.

Эмин снял очки и тоже посмотрел. А затем он отвел меня подальше от людей — еще ближе к молчаливой воде. Мне же, наоборот, хотелось общества.

Я посмотрела на мужа и губы сами выдали вопрос:

— Эмин, а что, если тебе встретиться со своей мамой?

Серые глаза мужа вмиг стали жесткими.

С момента смерти Альберта мы ни разу не говорили об этом. А любое упоминание о нем каралось жестко и пресекалось на корню.

Я прикусила себе язык.

— Ты подумала, что сказала, маленькая? Я убил ее сына, — желваки заходили на его скулах.

— Но так ты сможешь узнать, кто твой отец.

— Не горю этим. Меньше знаешь, крепче спишь. К тому же, он давно убит Анархистом.

— Тебе так сказал Альберт?

Эмин стиснул кулаки. Я в который раз судорожно выдохнула.

Его имя он на дух не переносил. Он еще помнил, как Альберт касался меня.

И о Давиде я старалась не вспоминать. Лишь из телефонного разговора, подслушанного втайне, я узнала, что за убийство Альберта Давиду грозит восемь лет.

А еще он говорил, что восемь лет Давид не отсидит. Что выкарабкается раньше, и Эмину это не нравилось. Я хорошо помнила, как в августе он слетел с катушек. Из-за меня. Одним выстрелом Эмин убил двоих соперников.

Страшное было время.

Очень.

— Я проверял, Диана. Мой отец убит.

— Но ведь это твоя кровь. Неужели ты не хочешь знать, каким он был? И какая… она?

Я боялась произнести слово «мама».

— Будет лучше, если Анархист не узнает о том, что я нашел ее. Так эта женщина останется жива, — нахмурился Эмин.

Я замолчала.

Эмин был прав, просто мне сильно хотелось посмотреть на нее. На маму Эмина, которая ушла к другому и оставила своего ребенка с психом.

— Значит, ты уже находил ее? — поняла я.

— Посмотрел издалека пару раз. Она счастлива, пока не знает, кто убил ее сына.

Это была жестокая правда.

— Закрой глаза, — вдруг сказал Эмин.

Он не любил сюрпризы.

Я сделала как он сказал, а через минуту в нос закрался аромат цветов. Свежих, дорогих цветов.

— Открывай, моя девочка.

Я распахнула глаза и увидела коробку, в ней — прозрачный флакон с жидкостью. Он был выполнен из стекла и с ровными линиями.

Духи, поняла я.

Я забыла, что это такое, ведь раньше в подарках Эмин был не оригинален — обычно он предпочитал то, что считал для меня нужным. Дорогие украшения по статусу и изысканная одежда зачастую одних и тех же брендов.

— Цветочный, — удивилась я, — прекрасный запах.

— Нравится? — волнение отразилось в его глазах.

— Очень. Спасибо.

Я спрятала коробку с флаконом в маленькой сумке. Интересный факт: из сумок у меня всегда были только мини. Будто Эмин боялся, что я вздумаю сбежать, и для того дарил маленькие сумки. В них не сложишь даже нижнее белье. Точнее так: выбирать придется либо нижнее белье, либо паспорт. Обе вещи важны, но все сразу не поместится.

Я поежилась от ветра. Эмин наклонился и загородил собой попутный ветер. Я воспользовалась моментом и поцеловала его в жесткие губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ему было приятно. И настроение у него становилось хорошее. Когда он не злой, можно было попросить о чем-нибудь.

— Эмин, — я взволнованно облизала губы, — могу я позвонить Полине?

Муж поднял руку и тронул мою щеку большим пальцем. У него были шершавые пальцы.

Эмин улыбнулся, но глаза его по-прежнему оставались холодны.

— У тебя своя жизнь, Диана. У нее свои проблемы. Беременность, крах империи, суды и приговоры.

— У них все плохо? — спросила я с содроганием.

— У всех будет плохо, кто позарится на тебя. Ты моя, Диана. Моя жена, моя любовница, моя девочка. Пусть каждый об этом знает.

На набережной вмиг стало ветрено. Губы мужа оказались напротив — он накинул на мои плечи ветровку и собрался уводить домой.

— Еще чуть-чуть, — попросила я.

— Нет. Ветер плохо на тебя влияет, и ты задаешь много вопросов.

— Еще десять минут, умоляю.

— Уже слишком поздно, — покачал он головой.

Моя рука оказалась в его. Эмин потянул меня к нашему дому.

Я с сожалением оглянулась на причал. И на ту семью тоже — на маму, папу, дочь. Несмотря на расплывчатое будущее и туманные надежды, я понимала, что такой жизни у меня точно не будет.

Останусь ли с Эмином или без него — в марте этого года судьба моя в корне изменилась. Теперь я принадлежу жестокому мужчине. Я ему готовлю, я с ним сплю, я одному ему на поцелуи отвечаю.

И страхи, как и постель, у нас одни на двоих.

Он боится, что я уйду.

А я боюсь уйти.

Солнце стало совсем оранжевым, когда мы возвращались с набережной.

Нам оставалось только перейти дорогу и обойти дом, чтобы зайти в подъезд. Здесь было уже не так ветрено, как рядом с водой.

Я шла нарочито медленно, Эмин не торопил, он даже не смотрел на меня — оглядывал местность. Его глаза повсюду искали опасность. Наверное, поэтому он так сильно сжимал мою ладонь. Несмотря на то, что за нами постоянно двигалась охрана, ему было неспокойно.

Он привык к такой жизни, я — только привыкала. Я чувствовала пристальное к нам внимание, но сколько бы я ни смотрела по сторонам, я никого не замечала.

Мы поднялись на свой этаж, когда поняли, что в квартире кто-то был.

Всю дорогу до дома Эмин выглядел напряженным. Возможно, он не знал, но непременно догадывался, что однажды несчастный старик, не найдя утешения в безумной любви, захочет показать Эмину его место. И мне заодно.

Дверь в квартиру оказалась не заперта.

Оттуда доносились голоса. Грубые басы.

— Эмин… — испугалась я.

— Стой здесь, моя. Ни звука, ладно?

Эмин в упор глянул на меня серыми глазами. Я кивнула. Он оглядел пролеты, вернулся и рывком спрятал меня за свою спину.

Когда-то Эмин приставлял к дверям охрану. Но меня похитили, охранять стало некого, а ему не надо. Он ведь волк-одиночка.

Сейчас я об этом сильно жалела.

Эмин достал оружие, дернул на себя незапертую дверь и зашел внутрь. Я тяжело вздохнула и оглянулась назад, потому что давно появилась привычка оглядываться и бояться.

От прошумевшего из квартиры выстрела меня откинуло собственным испугом. Я чувствовала: стреляли в Эмина. Сердце болезненно сжалось от страха.

За него.

Ожидание длилось вечно. Я услышала крики, и страх толкнул меня отправиться вслед за мужем.

— Что, Эмин, помнишь нас? — раздался чей-то ужасный голос.

Ужасный потому, что знакомый.

Муж стоял дальше в коридоре. Напротив него — двое бандитов, тоже с оружием. На их лицах гуляли похабные ухмылки. Когда я увидела их, сердце мое замерло.

Это были они — двое выживших из Сибири. Третий их подельник был убит еще в марте, в тот самый ужасный день. Увидев руку одного из них, меня бросило в дрожь. На ней не было пальцев, и в голове сам собой появился голос Альберта.

Эмин отомстил за меня — за то, что они позарились на меня, за то, что могли взять чужое. В мой последний день в Сибири они хотели меня изнасиловать, а Эмин спас меня.

Я об этом помнила и никогда не забывала.

— Анархист послал? — мрачный голос Эмина разрезал тишину.

По ярости в голосе мужа я поняла, что видеть этих двоих он не рад.

Они напоминали ему о том, что надо мной чуть не надругались. А всех, кто тронул меня, ждала незавидная участь. И вот сейчас что-то назревало, я чувствовала. Тучи сгущались, как и воздух на Батальонной.

— Он или нет, какая разница! — взревел один из бандитов, — смотри, что ты со мной сделал! Ты за это поплатишься, ублюдок!

Заорал тот, что без пальцев. Он был без пистолета, ведь Эмин не пощадил его. А у того, что физически мог держать пистолет в руках, нещадно тряслись руки.

Сейчас это уравнивало нас в шансах выжить.

— Чего трясешься?! Стреляй в него! — злился немощный, — а потом эта сука ответит нам за все.

Последние слова посвящались мне. У него все лицо было в свежих шрамах, и он этим лицом пытался заглянуть за спину Эмина, чтобы поймать мои глаза. Его взгляд был сальным, я содрогнулась от страха.