Амина Асхадова - Девочка Эмина

— Что ты собираешься с ней делать?

— Любить, Эмин. Любить.

Своей больной любовью.

Из соседней комнаты выходит психолог. Разрабатывал план лечения. Отец отвлекается от меня, и тогда я делаю шаг в комнату Анны.

Стою на пороге, пока Анархист увлечен разговором об Анне.

Двойная игра заставляет меня рисковать. Я невзначай кладу руку в карман, а вынимаю ее с полоской таблеток. В упаковке 21 штука. Противозачаточные.

Роняю блистер на мягкий ковер и носком ботинка толкаю его под шкаф. Все мои действия сопровождаются внимательным взглядом Анны.

Она мудрая женщина, я уверен. Поймет, что к чему.

— Пойдем, сын. У меня сегодня много дел.

— Конечно, отец.

Диана

Смотри в окно. Листай каналы. Читай книги.

Приготовь что-нибудь.

Со злостью вытираю слезы, считая часы после его ухода. За окном уже давно стемнело, и мне становится не по себе. От видов на реку холодную, черную, глубокую. От вида на колесо обозрения, которое по ночам ассоциировалось у меня с аттракционами и клоунами. Монумент вообще пугал своим величием…

Я не полюбила город Волгоград, хотя у нас могла быть совсем другая история.

Встаю, чтобы плотно задернуть шторы и закрыть балкон, но слышу поворот ключей в замке и срываюсь в коридор.

Больше не плачу, потому что не хочу четвертой пощечины.

Да, я считаю удары. И каждый запоминаю.

— Ты вообще уходила отсюда?

Эмин улыбается, завидев меня на пороге. Смотрю на него исподлобья и жду, когда он скажет, что с моей мамой все в порядке. Что она жива.

Он молча запирает дверь. Кладет ключи себе в карман.

За весь день одиночества и смертной тоски я многое сумела понять. Я попала в настоящий жестокий мир со своими реалиями. Здесь лучше снять розовые очки и как можно раньше понять эту новую жизнь.

И я попыталась понять Эмина.

Анархист жесток: он двадцать лет гонял мою семью по всей России, а затем жестоко расправился с моим отцом и должен был расправиться со мной.

— Моя мама… с ней все хорошо?

Сердце замирает на долгие секунды, пока Эмин молчит.

— Она жива.

— То есть не в порядке? — сглатываю ком в горле.

Я должна быть благодарна Эмину за спасенную жизнь, но что будет дальше? Пощечины будут продолжаться? А его двусмысленные намеки и взгляды — к чему они приведут?

— Я все поняла, Эмин.

— Что же ты поняла, моя девочка?

Он скидывает с себя бежевое пальто и вешает его в шкаф. Странно: ему бы больше подошло черное. В цвет его агрессивной натуры.

— Из-за меня ты ввязался в войну с Анархистом. Ты спас мне жизнь, и теперь я должна помочь тебе. Давай мы вместе подумаем, как посадить его в тюрьму и отвязаться от его многолетних оков?

— Весь день готовила речь?

Эмин следует на кухню. Я за ним.

Я сняла свои вещи, в которых уезжала из Сибири, только не выкинула их, а спрятала. Переоделась в домашнее — здесь вся одежда была по моим размерам. Это казалось мне странным.

— Ты ела?

— Нет, я долго думала над тем, как…

— Почему ты не ела?

Эмин недовольно хмурится. И без стеснения перебивает меня.

Я начинаю злиться. Он тоже. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Послушай, но я же не собачка, чтобы есть по расписанию…

Я пытаюсь взять себя в руки.

Пристально посмотрев на меня, Эмин распахивает холодильник. Греет еду, которую заказал еще в день нашего прибытия.

— Давай вместе придумаем, как посадить его в тюрьму. Такие люди, как он, не должны гулять на свободе!

— Диана, не зли меня.

— Он похитил мою маму. А теперь ищет меня. Ты считаешь меня маленькой девочкой, но это далеко не так…

— То есть ты вполне готова к сексуальным отношениям?

Я замолкаю. Духовка начинает работать, и тогда Эмин приближается ко мне.

— Ты не поцеловала меня, когда я пришел.

Вытягиваюсь по струнке, вжимаясь в подоконник. Он подходит близко-близко. Наклоняется, чтобы увидеть мои глаза. Его тяжелое дыхание опаляет меня.

— Эмин…

— Мне так нравится, когда ты шепчешь мое имя. Хрипло так. С надрывом.

Его большой палец касается моей щеки. Нежно. Слишком нежно — до боли.

Он спускается к губам. Оттягивает нижнюю, заставляя меня приоткрыть рот.

— Моя девочка очень красивая. Весь день я думал только о тебе. Но я вижу, что ты плакала. Почему?

— Ты запер меня.

— Ради твоей безопасности.

Эмин не прекращает трогать меня. Его пальцы медленно спускаются к шее. От его жестов мое сердце начинает биться быстрее. Ладони потеют. Отчего-то становится жарко.

Я стараюсь не смотреть в его холодные глаза, опускаю взгляд ниже и упираюсь в бьющуюся жилку на его шее. Она у него очень толстая и большая.

— Я хочу навсегда спастись от Анархиста.

— Ты ему не нужна.

— Но ему нужна моя мама.

— Подумай лучше о себе, Диана.

— Что?..

Эмин целует. Резко захватывает меня руками, фиксируя шею. И губами овладевает.

Целует так, что дыхание спирает. И мои ладони вверх поднимаются — к его руке, что удерживает меня за шею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Эмин!

Голос получается хриплым от волнения. С надрывом. Как ему нравится.

А мне страшно от его жадных поцелуев. Внутри творится черт пойми что, и я совершенно не понимаю природу происходящего.

То жарко, то холодно.

То страшно, то… внизу разгорается пожар.

Со мной никогда такого не было.

Только разум не отключается, и я все пытаюсь вывернуться из его тисков.

Эмин хватает меня за бедра и поднимает своими сильными руками. Я вскрикиваю, а он сажает меня на подоконник. Резко, грубо. Раздвигая ноги и пристраиваясь между нами.

— Пожалуйста, Эмин! — уворачиваюсь от его жадных поцелуев.

— Я буду нежным. Доверься мне, Диана.

Его слова лживы. Он хрипит от возбуждения и больно сжимает попу. Хватает за бедра, притягивая меня к себе. Он не будет нежным. Присваивают себе не нежно, а насильно.

— Я не хочу, Эмин.

Втягиваю в себя воздух как сумасшедшая, когда его рука — горячая, сильная — проникает под кофту и накрывает мою грудь.

— Хочешь. Я чувствую, как сильно ты хочешь.

Барахтаюсь в его объятиях. Вцепляюсь в его руки, чтобы убрать их со своего тела, но все бесполезно.

Меня пугает реакция моего тела.

Но еще больше я боюсь становиться его женщиной. Мама говорила, что это та грань, за которой следует невозвратимое. Это есть принадлежность мужчине, которому ты отдалась.

Мама знает толк в одержимости.

Духовка звонко щелкает. Блюдо готово. Но Эмин и не думает останавливаться, жестоко сминая мои губы своими.

— Ты такой же, как он… Да, Эмин?! Из жестокого мира. Где можно убивать, преследовать, насиловать… — шепчу с надрывом.

Я не надеялась на отступление, но после моих слов Эмин отшатнулся от меня.

Отшатнулся так резко, что я испугалась. Его взгляд пригвоздил меня к месту, и постепенно туман в его глазах уступал прежнему холоду.

Дрожащими руками я поправляю кофту. Грудь все еще чувствует его грубые прикосновения. И тело, распаленное его жадными ладонями, до сих пор ожидает большего.

Но только не разум.

— Ты такой же, как он. Ваш главный. Как вы зовете его? Отцом? Богом?

— Заткнись, Диана! — почти утробно.

Эмин сжимает челюсти от злости. И возбуждения.

Обнимаю себя руками. Я боюсь его такого — непредсказуемого, дикого, необузданного. Эмин видит мой страх и злится еще больше.

Но главное, что мне снова удалось избежать его близости.

На этот раз — удалось, и я боюсь, что он был последним.

— Ты отдал за меня свой бизнес. Я понимаю, это большие деньги…

— Я похож на того, кто делится своей собственностью? — Эмин жестоко усмехается, — они нас больше не потревожат. Никогда и никому я не позволял шантажировать себя. Запомни это, Диана.

— Что? Что ты сделал с ними?

Я сцепляю в замок холодные пальцы. Свожу ноги вместе. На подоконнике становится холодно, жар тела постепенно спадает.

Взгляд Эмина говорит лучше слов. Он отворачивается, открывает духовку, но все это становится уже не важным.

— Ты тепличный цветочек, Диана. Но пора высовываться наружу и познавать мир. Ты не в рай попала, девочка. Ты со мной связалась. И теперь я за нас двоих в глотку буду вгрызаться всем, кто нас тронет.

Я прыгаю вниз. Касаюсь ногами пола и тотчас же возвращаюсь в комнату.

Он их убил. Всех.

Я привыкну. Наверное, я привыкну жить с бандитом и убийцей.

Но я не привыкну любить его и спать с ним в одной постели. Целовать его после того, как он возвращается со своих грязных дел.

Это уже слишком.

Запираю комнату на щеколду. Медленно сползаю по двери и вздрагиваю от глухого удара где-то там, позади. После этого удара на кухне что-то с грохотом падает.

Эмин зол.

Больше 20 лет назад

Молодая девушка лет чуть больше двадцати с силой сжимала трубку таксофона. Ее грудь взволнованно поднималась. Каждых вдох сопровождался гулким сердцебиением.

Она сильно боялась, что звук поездов пробьется через сеть, и тогда он сразу поймет, где она. Тогда ее легко вычислят.

Он вычислит.

— Булат слушает.

В трубке раздался тягучий голос молодого мужчины. Он был старше девушки на пять лет, но какой невиданной жестокостью он обладал… Это можно было только представить. И прочувствовать: через удары, последующие синяки и через страшные вспышки ревности.