Амина Асхадова - Девочка Рустама

Рустам — мужчина, который точно знает, чего хочет. А Миша… Я нравлюсь ему почти два года, но ни разу он не дал мне об этом знать.

— Поль, сходим куда-нибудь на выходных? Слушай, у меня новые знакомые появились. Ты бы не хотела изменить свою жизнь? Попробовать что-то новое?

Миша прикасается к моему плечу, обращая на себя внимание. Любая хотела бы оказаться на моем месте… и скоро у них появится такая возможность. Пора расставить все точки над «и» и оставить Мишу с его новыми знакомыми.

— Что попробовать? — не понимаю я.

— Ну… белый песок… колеса… М? Вкатывает не по-детски, попробуй.

— Миша, ты еще сам ребенок. Что ты такое говоришь?

Я заглядываю в его глаза и замираю ненадолго. Вглядываюсь пристально, пока Миша не отворачивается. Он отводит взгляд, в котором зрачки были по пять копеек.

— Миш… ты что-то принимал? Что за новые знакомые? Ты не шутишь?

Наркоманов видно невооруженным глазом. А начинающих наркоманов видно еще лучше. Глаза бегают, настроение начинает меняться… цену деньгам они пока не знают. Но я бы никогда не поняла, что Миша подсел, если бы он сам в этом не признался.

— Что за чертовщина, Миш?

Друг обернулся, играя удивление. Потом рассмеялся нервно, шутливо схватив меня за руку.

— Поль, ты чего? Глупенькая моя.

Убираю его руку со своей и оглядываюсь. На территории института были немногочисленные студенты, но в нашу сторону никто не смотрел.

— Позволишь? — я протягиваю ладонь к его запястью.

Миша разрешает прикоснуться к себе, и я спешно заправляю рукав его плотной темной рубашки. Увиденное на его коже лишает меня дыхания. Я распахиваю глаза в немом вопросе. Миша усмехается, нервничает и руку тут же одергивает.

Он весь исколотый. Боже мой…

— Как давно, Миш?! — мой голос срывается.

— Да уже месяц, и все в порядке. Я чувствую себя круто. Поль. Я бы не стал тебе предлагать, будь это опасно. Веришь мне?

Миша все еще пытается шутить. Мажорный мальчик, не думающий о будущем.

Испепеляю его взглядом.

— Остановись… Что ты делаешь? — шепчу хрипло, — не порть нашу дружбу, Миша. Я не хочу потом друга хоронить!

— Тихо! Чего кричишь-то? — смеется друг, — так ты не хочешь вместе со мной?

— Я с тобой ничего не хочу. Не смей мне такое предлагать!

Выкручиваюсь из его объятий. Ожесточенно и зло. Столько проблем, теперь еще и он с наркотиками! Как теперь бросить его одного? Я должна проследить, чтобы он завязал с этой дрянью.

— А вообще, Полин, мне надоело тебе просто другом быть. Ты действительно дальше своего носа не видишь?

— Что? — охаю удивленно, — Миша, ты не в себе! Поговорим, когда твои руки будут чисты! — цежу сквозь зубы.

Разворачиваюсь и ухожу из института быстрым шагом. После модуля поставлены дополнительные пары, но… к черту все!

Пора было разгребать проблемы. Если изначально я хотела попросить у Миши помощи, то теперь… кажется, я потеряла своего единственного друга. Но просто оставить его на произвол судьбы я не могу. Он не чужой мне человек, он ведь спас меня однажды. Миша был другим, и в память обо всем хорошем я должна помочь ему. Позже поговорю с ним еще раз.

Новенький смартфон вибрирует в руках. Черт, Басманов даже контакт Давида занес! Вот же точно дьявол.

— Здравствуй, Давид. Как Рустам?

По телу внезапно расползается тепло. Что ни говори, а рядом с Давидом я чувствовала себя в безопасности.

— Привет, невестка, — усмехается в трубку, — жду тебя у центрального входа.

— Давид, но у меня пары… — переминаюсь с ноги на ноги.

Лгу, не краснея. Сама же собиралась уходить, проблемы какие-то решать…

— Ничего не знаю. Рустам пришел в себя и хочет тебя видеть.

— Ничего не знаю. Рустам пришел в себя и хочет тебя видеть.

В машине Давида хорошо и уютно. И еще немного спокойно… Я знаю, что Давид — далеко не мягкий человек. Исходя из разговоров с Рустамом для Эмина и Дианы он несет прямую угрозу. Буквально превращается в зверя — опасного и жестокого, но…

Но я все равно чувствую исходящую от него безопасность. Для себя. Лишь для себя, а не для окружающих. Для меня он все сделает и даже чуточку больше… ведь я важна для Рустама, разумеется.

Мы приехали в клинику. Видимо, в ту самую, где работает товарищ Рустама. Мы поднимаемся на четвертый этаж, минуя белые стены. В отдельной палате Рустама обстановка была едва не домашней, но не успели мы с Давидом зайти, как послышался недовольный голос Басманова:

— Вашу мать! Я сказал: не буду больше колоться! Собирайте иголки и давайте деру. За дверь.

— Но… Рустам Эльдарович… — послышался тихий девчачий протест.

— Ко мне сейчас невеста придет, а я прикованный к постели ее целовать должен?! Пошла вон!

Рустам гаркнул еще раз, и я вздрогнула. Дверь распахнулась сиюминутно — бедная медсестра вылетела из палаты как ошпаренная.

Давид подтолкнул меня в спину, подбодряя:

— В этом весь Рустам. На тебя не накричит, не бойся. Наоборот, приласкает.

Давид улыбается, затылком чувствую. На гнетущих ногах я ступаю в явно не дешевую палату. Басманов здесь один со всеми удобствами.

Лицо Рустама меняется сразу, едва я переступаю порог. В моих руках пакет с фруктами и так, по мелочи. Заехали в супермаркет с Давидом.

Какие у нас отношения с Басмановым? У нас была романтика на воздушном шаре, а сразу после — я его предала. Следственный изолятор, злость, ярость, гараж… грубый секс и авария. Не жизнь, а американские горки.

Что между нами происходит сейчас?

Знать бы самой…

Но главное, что Рустам жив. Иначе я бы до конца жизни винила себя в его смерти.

— Здравствуй, — киваю осторожно.

Я оглядываю его лицо, натыкаясь на темнеющие глаза и жесткий подбородок, как символ любви к власти и деньгам.

Рустаму нельзя вставать, но его мышцы перекатываются от движений. Он всегда делает то, что нельзя. То, что находится под запретом — Рустама это манит, завлекает.

В три секунды он захватывает меня в свой плен и тянет на больничную кровать. Без стеснения и лишних слов. Дьявол во плоти, он всегда в рабочем состоянии.

— Рустам… ты жив, — шепчу растерянно.

— Мою сумасшедшую конфету привезли, — целует меня жадно.

Дьявол врывается языком в мой рот, сражая все наповал. Не смущаясь Давида, он пожирает меня прямо здесь. Я упираюсь в могучую грудь, но Рустам ведь пока не истерзает, не отпустит. Дикий он еще, не прирученный…

— Конечно, я жив. Хотела избавиться от меня?

Рустам не целовал меня, а пожирал. Съедал все, до чего только мог дотянуться. Я упала на его грудь, еще помня о присутствии Давида, а вот Рустам — совсем обезумел. Забыл обо всем к чертям.

Басманов целовал прямо здесь и трогал за шею совсем не ласково. Он не научился быть нежным. Привык, что ему не сопротивляются. Перед ним все покорно встают на колени. Привычки бывают пагубными.

— Кхм… брат, ты не перепутал? — раздается голос Давида совсем рядом.

Наконец, мой рот оставляют в покое. Я делаю глоток воздуха и пытаюсь подняться с горы мышц.

Пока сильные руки не приколачивают меня обратно.

Черт!

— Давид, ты еще здесь? — Рустам недоволен.

— Твою жизнь спас я, а целуешь ее, — в голосе Давида звучит напускная обида.

Я смеюсь. Сначала тихо, затем в голос.

— А что, мне тебя целовать? Ну, иди сюда.

— Избавь, — морщится Давид, — к тебе тут врач пришел. Мозги вставлять, надеюсь.

Я резко поднимаюсь с жесткой груди и отшатываясь от Басманова. В палату входит мужчина лет тридцати, на вид — ровесник Рустама.

Поздоровавшись с нами, он сразу переходит к делу:

— Почему ты прогнал медсестру? Рустам, что это за выходки? Мы тебя еле спасли, ты помнишь? Сейчас же ложись под капельницу! Тебе нужен покой, и только.

Я кусаю истерзанные губы и вспоминаю аварию. Вспоминаю кровь и Басманова без сознания. Давид был прав: Рустама не только спасли, но и сделали из него огурчика. Сейчас лишь шрам на его левом виске напоминал о случившемся.

Мужчина в белом халате обводит нас серьезным взглядом и указывает на дверь.

— Гости на выход. Приемные часы окончены.

— Эй, дружище. Ко мне невеста пришла, — понижает голос Рустам, — на потом перенеси!

Уперев руки в бока, доктор выключил в себе доктора. И включил товарища. Это я поняла по тону:

— Какой ты борзый стал, Рустам. Либо ты ложишься под капельницу, либо я тебе голову сверну. Сам спас, сам и убью.

Молнии летали по палате. Доктор оказался непростым, раз может заявлять такое Басманову. Другой бы на его месте давно замертво упал.

— Без головы обойдемся. Веди свою медсестричку, — чертыхается Басманов.

А затем переводит на меня темнеющий взгляд:

— А ты притормози-ка. Есть один разговор, родная…

— А ты притормози-ка. Есть один разговор, родная…

Боже… Какой разговор?

Мысли закрутились вихрем. Значит, Рустам не забыл. Не простил.

От мысли, что его люди проследили за Максом в аптеке, и теперь Рустам все знает, мне становится плохо. Я и сама не готова к новости о внезапной беременности… я ничего не решила. А Басманов решать точно не позволит.

— Сначала скажи, как ты себя чувствуешь, Полина?

— Хорошо себя чувствую. Я же сказала тебе, что я просто забыла поесть, — стараюсь говорить уверенно.

— Давай я тебя к врачу отведу…

— Нет! — едва не вскрикиваю и тут же прочищаю горло, — тебе лежать нужно. Не вздумай, Рустам. Я сама схожу.

Я замедляю шаг, затравленно смотря на Рустама. Настроение Басманова меняется вмиг. Рустам знает о тесте или нет? Как себя вести? Это была проверка: признаюсь ли я сама о беременности или не признаюсь?