Амина Асхадова - Девочка Рустама

Безумец. Руку сжимает на моей шее и цедит ласково:

— Убить бы тебя, Полина. Да повезло — залетела от меня, родная.

Я усмехаюсь. Ему в лицо усмехаюсь — грубо и жестоко. Я от безысходности, а он замирает от мысли, что… что уже слишком поздно. Он мысли, что я сделала непоправимое.

Рустам тут же в лице меняется, словно я только что опровергнула его слова или… сказала нечто ужасное.

— Только не говори, что ты сделала это! — шипит он прямо в лицо.

А я не могу и слова произнести. Не от боли и не от того, как сильно сжимает он руку на моей шее.

— Не говори, что вышла из этого кабинета… после аборта, — цедит он яростно.

— Я… — хриплю, распахивая глаза.

— Если ты убила моего ребенка, я тебя шлепну. Прямо здесь шлепну.

Рустам

Незадолго до.

— Но, Полина! Мы ведь договорились, что мой брат отвезет тебя, — настойчивости моей сестре не занимать.

— Не нужно меня отвозить! Карина, оставь меня в покое! — выкрикнула Полина и стремительно сбежала из моего дома.

«С днем рождения», — сказала она напоследок.

И подарила мне картину.

Строптивая конфета. Несносная девчонка. Раззадорила и сбежала.

Но я не мальчик, чтобы гнаться за ней. Не в этот раз. И прихоти сестры выполнять я тоже не собирался. Было видно, что Полина в моем сопровождении особо не нуждалась, и я позволил ей уйти. Ключевое здесь — позволил.

Хотя, черт возьми, я безумно хотел схватить ее за руку и крепко прижать к себе — настолько крепко, что вырваться у Полины не осталось бы шансов. Я бы хотел пообещать ей что-то хорошее и в свой день рождения не отпускать ее от себя ни на шаг, но в таком бы случае у моего отца возникли вопросы.

Пока о Полине не было разговора — я не могу действовать на эмоциях.

Поэтому сейчас ты можешь бежать, моя девочка.

Ты все равно вернешься или я верну тебя сам — это лишь вопрос времени и дальнейших событий. Удивительно, что ты вообще осмелилась сунуться в дом моего отца.

Однако, картину «подарить» ты осмелилась. Вернула мой подарок… о последствиях совсем не думая.

Ты еще не в курсе, моя девочка, но свои подарки обратно я не принимаю. Ты мне другое подаришь, Полина. Придет время, и подаришь. Никуда не денешься.

— Брат… — слышу тихий всхлип совсем рядом.

Я с раздражением смотрю на сестру. Даже Полина столько не плачет, сколько эта великомученица. Натворили дел, а расхлебывает далеко не Карина.

Конфета расхлебывает. Причем мужественно и стойко. Даже у меня не хватило бы выдержки, а она все борется и барахтается, чтобы брата спасти.

Единственного брата.

— Пошла к себе в комнату, — сжимаю челюсти, отводя взгляд от заплаканной сестры, и бросаю в сторону двери, — ты ее видела? Фактически ты испортила ей жизнь.

Сжимаю руки в кулаки. У нас с Полиной все могло быть иначе. Теперь хоть лопату бери и разгребай. Долго только разгребать придется, если я строптивую отпускать не хочу.

А я не хочу…

— Брат, я должна тебе кое-что сказать!..

Твою мать! Карине будто ровно на мои слова.

И это выбешивает. Выбешивает так, что в голове тут же напрочь стираются границы вежливости к собственной сестре:

— Я. Сказал. Пошла. К. Себе!

Сам не замечаю, как повышаю голос.

Губы Карины заметно затряслись, и вся она стушевалась, словно я когда-то позволил себе ее ударить и теперь она постоянно ждет удара.

Карина в порыве новой истерики.

Хорошо играешь, сестренка. Только со мной такое не прокатит.

— Рустам, что случилось? Карина, ты плачешь? — в коридоре тут же появилась мама.

— Ее слезы тебя все еще удивляют, мама? — раздражаюсь я, хотя ни разу не испытывал таких чувств к маме.

Мой красноречивый взгляд на Карину, наконец, заставляет сестру стремительно убежать к себе в комнату. Высший пилотаж, сестра.

У двери она едва не рыдает, и мама, как всегда, бежит за ней следом. Ничего нового, всех собрала. Здесь подошел и отец, но вмешиваться он не стал. Только молча кивнул и принял мое решение, что Карина присоединится ко столу позже.

Когда я уйду.

Через некоторое время мама возвращается на кухню заплаканная. Понимаю, что дочь. Но на этом все. Остальное, связанное с Кариной, не понимаю.

И тем более не понимаю, как дочь самого уважаемого человека в городе могла так глупо оступиться. Оступиться так постыдно и так унизительно, поставив свои желания превыше благополучия целой семьи.

— Достаточно, жена, — раздался голос отца на середине обеда, — Карина называет это первой любовью, а я зову это крахом империи! Если кто-нибудь узнает… ты представляешь, что с нами станет?! А я годы положил на то, чтобы у нас все было!

Отец злится. Мама всхлипывает, вилка в ее руках дрожит и кусочек мясного пирога падает обратно на тарелку. Но отличие взрослого человека от Карины в том, что мама быстро берет себя в руки и более не плачет.

Отец продолжает есть, словно ничего не произошло. Я мимолетно кладу руку на ладонь матери, утешая ее.

А ведь самое главное, что больше всего досталось Ковалеву. Моя сестра будет жить — пусть не в одобрении семьи и далеко не в милости, но жить Басманова будет. Потому что она Басманова.

А вот Полина останется сиротой. И воспылает ко мне такой ненавистью, что я едва ли смогу не взорваться. Едва ли смогу быть спокойным.

После недолгого молчания за столом отец задумчиво переводит на меня взгляд.

— Эта девушка, Полина Ковалева. У нее есть родные?

— Один брат. Родители погибли, — коротко отвечаю я.

Отец тяжело вздыхает, хмуря брови.

— Эта девушка дорога тебе, сын? — складка пролегает между его густыми бровями.

— Я приму любое твое решение. Если ты ведешь разговор к Ковалеву, конечно.

Да, равнодушия в голосе мне не занимать. А удовлетворение во взгляде отца слаще любого пирога.

— Здесь я тебя понял. А если разговор не о Ковалеве? — уточняет он.

— Я бы хотел взять ее в жены.

Мама едва не подавилась и стремительно схватилась за бокал с водой. Я нахмурился.

— Но к каким последствиям это приведет? — бросает она эмоционально.

— Подожди, жена. Утихомирь свои чувства, — велит отец.

И строго смотрит на меня.

— Рустам, я так понимаю, что Полина была дорога тебе и раньше. В таком случае я не вижу препятствий. Так она обретет новую семью и быстрее придет в себя. К тому же, это хороший способ заставить человека молчать.

— Я не для этого…

— Я знаю, Рустам. Я привожу все плюсы и минусы. И минусов я здесь не вижу, кроме ее возможного нежелания. Но это уже твоя проблема, сын. Даю тебе время для ее решения.

Отец кивает — разговор завершен.

Я благодарю маму за стол и поздравления, а она скупо улыбается в ответ. Она привыкла. К отцу привыкла и к тому, что в жизни не всегда бывает сладко. Мы лишь стараемся уберегать ее от этого по максимуму, но от дочери непутевой не убережешь.

С полным подносом еды она покидает кухню, чтобы посмотреть, как там Карина. Сейчас за сестрой нужен глаз да глаз.

— Как продвигается операция в Волгограде? Ты точно уверен, что Булат смирится с такими действиями? — уточняю я.

На днях Давид отправился в самостоятельное плавание. На первое задание, ведь уважение и власть нужно заслужить самому. Наш Давид уехал за Дианой. Если все будет хорошо, то в Москву он вернется уже с невестой.

Если наш отец и переживал, выберется ли Давид живым из Волгограда, то прочитать это на его лице было невозможно.

Эмоции отца всегда были закрыты ото всех за дверью под железным замком. Он — скала, грозная и нечитаемая. Нерушимая. И каждый его сын хотел бы стать таким же.

— Булат смирится, — уверенно ответил отец.

И сомнений в его словах действительно нет и быть не должно.

— А как же ее замужество? Первого июня у них состоялся вечер, весь город на ушах стоит — сын Анархиста женился, такое событие, — вспоминаю я.

— Документы Дианы — не проблема, фамилия у нее все равно Шах от отца. Сделаем все чисто.

Я не одобрял. Однако, признаться отцу в своем неодобрении было равносильно смерти, но здесь не смерти я боялся. А того, чего опасается каждый сын — попасть в немилость. Тем более, если отец — влиятельный человек.

Но даже при своем низком пороге совестливости я не одобрял то, как собираются использовать девушку. Сперва Булат отдал ее своему сыну, а теперь она в руках моего брата, и неизвестно, чем это закончится. В апреле я собирался помочь Давиду жениться на Диане, но тогда она была не замужем и не принадлежала Эмину. Это иное дело. Совсем иное.

Если бы у меня отобрали Полину — я бы убил того, кто посмел это сделать. И сейчас я понимал Эмина так, как никогда раньше.

Однако, теперь в этой нечестной борьбе победит сильнейший. Главное, чтобы была цела моя семья.

— Не совсем понимаю, зачем тебе это нужно, отец, — осторожно хмурюсь, — вы с Булатом братья. Пусть и двоюродные, но вы близки.

Карина сдалась — порезала вены. А что из себя представляет Диана? Как она поведет себя, оказавшись вдали от, возможно, любимого мужчины?

Нет, для меня это огромная разница. Похищать свободную девушку и замужнюю. Я не понимал Давида, но отец явно был на его стороне.

Лишь с позволения отца творится произвол.

И поэтому свое мнение я оставлю при себе.

— После предательства никто не остается братом, сын мой. Булат обманул меня. Он сыграл со мной злую шутку, когда сперва публично пообещал свою дочь в невесты моему сыну, а затем долгие месяцы скрывал ее от нас и тянул время.