Да уж, мой самый шикарный в мире день рождения, кажется, летит в пропасть.

Как ни странно, Майкл согласился и почти спокойно дошёл до фойе. Только вот выходить из клуба не стал, развернулся и начал мне зло выговаривать:

– Да я уничтожу этого придурка! Мало того, что он трахает мою сестрёнку – так ещё и лезет в мою жизнь! Признайся, Мэгги – ты с ним трахаешься?

Я молчала, ошарашенная такой постановкой вопроса. А Майкл, видя моё молчание, всё больше распалялся.

– Да он же тебе в отцы годится! Как ты могла, Мэгги, как ты могла? И какого чёрта из-за него меня не пускают в казино?!

Я усмехнулась. Да уж, честь сестрёнки его волнует куда меньше чем то, что он не может утолить свою болезненную страсть к азартным играм. Внутри закипала и поднималась волна гнева. Такого, что мог смести всё.

– Маленькая шлюха! – выкрикнул Майкл, и это была последняя капля, и я взорвалась.

– Маленькая шлюха? Вот как ты это всё видишь? – воскликнула я.

Злость стала сильнее, начала жечь меня и просила дать ей волю. Он не имел права говорить мне такое! После всего – просто не имел права.

Мне хотелось обидеть его, сделать ему больно. Так, как он сделал мне.

– Да, Майкл, да, я сплю с ним! – крикнула я. – И знаешь из-за чего? Из-за денег! Из-за долбаных денег, которые ты задолжал опасным парням. Сплю, чтобы спасти твою задницу! На которую ты снова ищешь неприятностей!

Когда я договаривала последние слова, Майкл переменился в лице. Несколько секунд я злорадствовала. Проняло, чёрт возьми, придурка! Может, наконец, поймёт, что творил, и остановится?

Но он смотрел не на меня, а куда-то за мою спину. И меня осенила ужасная догадка.

Я понимала, кто может там стоять. И что именно он мог услышать.

Я медленно развернулась и конечно увидела Дэвида.

Взгляд… мне достаточно было одного его взгляда…

Теперь я не сомневалась: он слышал всё, с первого до последнего слова. И даже то, что я сплю с ним исключительно из-за денег – просто чтобы спасти брата.

Когда мы заключали контракт, так оно и было. Но сейчас многое изменилось.

– Дэвид, я… – начала и запнулась.

Боже, я не находила слов.

Какие слова могут перечеркнуть то, что он только что услышал?

Но Дэвид был, как всегда, невозмутим. Он ничего не ответил мне на мой лепет. Зато сказал Майклу:

– Ты, кажется, её слышал? Она не хочет тебя здесь видеть. И я, откровенно говоря, тоже. Уходи, парень. Уходи, пока я не позвал охрану.

Я была уверена, что Майкл, столкнувшись с Дэвидом, начнёт скандалить ещё больше. Но нет, он поступил совсем иначе. Словно побитая собачонка, он потрусил к выходу. И теперь я понимала, что так и должно быть. Дэвид – вовсе не тот, кому хочется противостоять.

– Дэвид, послушай… то, что я сказала – это совсем не…

Он не дал мне договорить.

– Мэгги, тебя ждут твои подруги. Не нужно портить хорошую вечеринку.

Я заглянула в его тёмные как ночь глаза, но не прочитала там ничего. Он словно снова стал непроницаемым для меня – таким же, как для всех. И уж точно его взгляд не был таким солнечным, как раньше, когда он смотрел на меня.

Может быть, дело в освещении клуба? Мне очень хотелось на это надеяться. Но до сих пор моя жизнь как-то не баловала меня чудесами.

Я сделала шаг, чтобы приблизиться к нему настолько, насколько это возможно.

– Послушай, я не… – я собиралась рассказать ему, что не хотела, что Майкл – полный придурок, потому что только придурок может не видеть, какой Дэвид офигенный.

И то, что он говорил про нашу разницу в возрасте – это чушь, и вовсе он не годится мне в папочки. Дэвид… он такой… невероятный, он лучше всех. И я готова была высказать это всё прямо сейчас, сказать, что я, наверное, уже люблю его – во всяком случае, он проник мне под кожу и теперь вместо крови течёт по венам.

– Иди, Мэгги.

В этот раз в голосе Дэвида не было тех привычных мне ноток. Он звучит жёстко и холодно.

Я увидела, что Дэвид направляется к выходу, и, напрочь забыв о вечеринке и подругах и вообще обо всём, подлетела к нему.

– Ты уезжаешь? – спросила я, заглядывая ему в глаза.

– Да, день был слишком длинным. Веселись, твои подруги тебя ждут.

Я похолодела. Значит, он передумал. И это, разумеется, из-за того, что я ляпнула.

– Дэвид, прости! – начала я снова, но он меня остановил.

– Хорошего вечера, – сказал он и опять направился к выходу, но я снова его нагнала.

Я понимала, что нельзя – ни в коем случае нельзя дать ему уйти. Потому что это будет уже навсегда. Если мы расстанемся сегодня – места в его завтрашней жизни мне уже не найдётся. А меньше всего на свете мне хотелось бы потерять этого мужчину.

Потому что за эти дни вдруг как-то выяснилось, что я без него не могу.

Не могу.

Не хочу.

И если наплюю на гордость, есть маленький шанс, что не буду.

– А как же наш контракт? – спросила я.

– Забудь, – бросил он коротко.

И я перестала чувствовать землю под ногами. Уж не знаю, откуда я взяла силы на то, чтобы онемевшими губами прошептать ему в спину:

– А я не хочу забывать.

Мне казалось, он не услышал.

Но он неожиданно обернулся.

Смерил меня оценивающим взглядом, будто бы что-то решал для себя, а потом так же коротко и жёстко сказал:

– Хорошо. Поехали.

Глава 13

Мы заходим в дом и углубляемся в гостиную.

Мягкие диваны, ковёр в виде шкуры на полу, камин. Я поражаюсь тому, как в этом доме уютно и тепло. А ещё говорят, что мужчины не умеют создавать уют!

Я оглядываюсь по сторонам, и меня осеняет мысль, которая до этого не приходила мне в голову: а может быть, в этом доме женское присутствие не чудится, а есть на самом деле?

Вдруг существует некая миссис Роджерс, обязательно красотка и фотомодель? И конечно, у неё есть учёная степень. А ещё она занимается гимнастикой, организовала несколько благотворительных фондов, а по ночам она борется с преступностью, подобно женщине-кошке. Вот такая женщина должна быть у Дэвида Роджерса.

А я – даже не самозванка, претендующая на её место. Я просто покупка, которую используют и выбросят.

На один раз.

Как в полусне подхожу к дивану в гостиной, почему-то именно к нему, хотя хозяин дома ничего мне не говорит.

Сердце сдавливает от боли, и я дышу чаще, чтобы чуть его успокоить. Я сама во всем виновата, сама все испортила – винить больше некого. Но осознание этого не помогает, глаза отчего-то начинает щипать.

– Не нужно плакать, – взглянув на меня, говорит Дэвид жестко и почти раздраженно. – Это не так больно, как принято считать.

Я не успеваю понять, что значат его слова. Не успеваю что-либо спросить.

Его палец прикасается к моей щеке, не для того, что подарить ласку. Он будто что-то стирает, и я запоздало понимаю, что это слезы, глупые слезы, и он подумал…снова подумал не то.

– Дэвид, это совсем не…

Он не дает мне договорить.

Запрещает жестким взглядом.

А потом мое платье начинает скользить по моим плечам. Мягко сползает с бёдер, и я остаюсь в трусиках, чулках и туфлях.

Ему нравится?

Надеюсь, ему нравится то, что он видит?

Я не знаю ответа. Не могу прочитать его по взгляду, как раньше. К тому же, у меня на это просто нет времени.

Дэвид разворачивает меня спиной к себе.

Дергает вниз мои трусики.

Отстраненные движения, резкие, в них нет былой нежности. Но мне не страшно. Я лишь прикусываю губу, когда он заставляет меня упереться в спинку дивана руками, прогнуться в спине и проталкивает мне ладонь между ног.

– Хорошо, – сухо комментирует он, почувствовав влагу.

Да, несмотря ни на что, я хочу его до безумия. До белых пятен перед глазами. До молчаливого крика отчаяния и обиды, когда он убирает руку, решив, что можно обойтись и без ласки. И я слышу шорох фольги от презерватива.

Вот так…

Вот так это и произойдет…

Без возможности видеть его в эту минуту, без возможности к нему прикасаться, без возможности чувствовать его дыхание на своей шее и без шанса его обнять.

Я чувствую себя раздавленной, но продолжаю покорно стоять.

Не потому, что должна.

А потому, что хочу даже этого. Даже так. Главное – с ним. Главное, чтобы не передумал.

Его ладонь нажимает на мою поясницу, заставив прогнуться сильнее. И я делаю так, как он хочет. А еще расставляю шире ноги, когда его колено настойчиво этого требует.

Он молча требует.

А я молча его умоляю.

Пожалуйста…. Пожалуйста, Дэвид…

Наверное, каким-то образом он слышит мои мольбы, потому что я чувствую, как по моим складкам начинает скользить упругая головка, но член не проникает внутрь.

Гладит, давая время привыкнуть.

Даже в злости, он все равно думает обо мне. Даже если сам не осознает этого.

Эти мысли помогают расслабиться.

Но не избавляют меня от крика, когда с резким толчком член проникает в меня. Дышать тяжело, боль такая, что кажется, легче скончаться прямо сейчас, а он…

Не обращая внимания на мои инстинктивные попытки отодвинуться, отползти, обхватывает мои бедра пальцами и начинает вбиваться. Глубоко. До упора.

Когда кажется, что я не выдержу, не смогу, слышу голос, который дает мне подсказку:

– Не дергайся. Расслабься и дыши. Так тебе будет легче.

Хнычу, потому что легче ничуть не становится. Хватаю ртом воздух. Пытаюсь расслабиться, но как?

Как, если его член слишком большой и напористый? Без остановки… размеренные толчки…

И неожиданно я чувствую его пальцы у себя между ног – прикосновения не такие, как раньше. Легкие, едва ощутимые, они создают такой резкий контраст с толчками члена, что я обескураженно выдыхаю. И стону, и начинаю насаживаться на них, чувствуя, что становится легче, легче. Легче дышать, легче принимать в себя член.

Но большее облегчение дарит мысль, что ему не все равно. Несмотря на злость, которая не утихла, ему не все равно, что я чувствую.