Значит возбудитель? Так я и думала Я ведь и правда не могла течь? Добровольно? Потому что не знала, что меня ожидает. Я боялась. Меня колотило как во время сильного гриппа. Но вот после бокала игристого, странным образом полегчало. Хорошо, хоть она вовремя призналась, будто мысли мои прочитала. Нет, я не сержусь. То, что она сделала, она сделала правильно.

– А, да? – невинно хлопает ресницами, впуская меня внутрь кабинета. – Как всё прошло? Как самочувствие?

– На счёт шампанского – пустяк, – отмахиваюсь. – Да всё вроде прошло хорошо. Он уехал. Ему позвонили – срочное дело.

– Ты знаешь, а он намекнул о добавке! Представляешь? Этот мужчина редко дублирует заказ. Не любит повторяться.

Ну и прожорливый у него аппетит. Точно, как у зверя. Интересно, а жена у него есть? Дети? Что-то я размечталась… меня вообще не должно это волновать. Какая мне разница? Но почему я начала слишком много думать о мистере «инкогнито». Не могла же я влюбиться? В того, о ком не знаю ничего. Даже лица его не видела. Может там шрам уродливый тянется от подбородка ко лбу? Или бородавка размером с абрикос. Б-р-р-р! Но я точно знаю одно – он дико горячий и опасный бог секса. А ещё жутко богатый и властный тип. Мне кажется, будто он один из этих… сенаторов. Тот, кто держит в кулаке наш город.

– А ты… ты можешь рассекретить по секрету мне его личность?

Ну вот. Ляпнула, не подумав. Зачем я лезу туда, куда не нужно? На что надеюсь.

– Нет, – Сара машет руками, делаете тон голоса грознее. – Сорри, подруга. Исключено.

Девушка направляется в сторону комода, распахивает его, я мельком вижу в нём металлический сейф. Она быстро вводит защитный код на сенсорной панели, замок щелкает. Сара хлопает дверцей сейфа, возвращается ко мне. Смотрит на меня серьёзным взглядом и суёт мне в руки увесистую пачку денег.

– Вот, ты просила часть наличкой, а часть уже перевели на твой счет. На тот, который ты указала в бумагах. Проверь сообщение из банка.

– Да. Спасибо. Проверю.

– И да, одежда! – она подходит к высокому шкафу, что стоит в углу кабинета, открывает его, вытаскивает оттуда знакомые мне вещи, передаёт мне их в руки. Я быстро одеваюсь, прямо при ней, не стесняясь, сбрасываю с себя халат. Ведь Сара уже видела меня голой. Она сама руководила развратной фотосессией для портфолио. Да, было стыдно. Но мои стыд ничто, по сравнению с реальными проблемами в моей паскудной жизни.

– Что мне для тебя сделать ещё? Может вызвать врача?

У меня начинают гореть уши. Она знает, что со мной сделал мужчина. Она всё обо мне знает. Эта истина угнетает.

– Нет-нет, всё хорошо. Мне пора.

Девушка кивает, с ноткой сочувствия:

– Наш водитель тебя отвезет. Куда? Прямо в клинику?

– Да. Тянуть нельзя.

– Прощай, дорогая. Я желаю тебе терпения и удачи. Если что, звони. Номер мой знаешь. Помогу, чем смогу.

– Спасибо, Сара. Я очень сильно тебе благодарна.

Мы обнимаемся, прощаемся. Я прячу деньги за пазуху куртки, направляюсь к выходу из кабинета, после к выходу из клуба. Сажусь в уже знакомый мне тонированный «Mercedes», приветствуя водителя Рокки, выпускаю из лёгких вздох облегчения, когда машина трогается с места. С виду клуб напоминает типичный элитный особняк, он кажется мне сказочным замком, каждый уголок которого пестрит царской роскошью.

Мы покидаем частный сектор, выезжаем на трассу. До города тридцать минут езды. Внезапно, на машину обрушивается проливной ливень. Капли барабанят по стеклу, включаются дворники. Я вытаскивают деньги из-под куртки, смотрю на них. Роняю слезу. Прямо на них. На купюры. Они кажутся мне грязными, гадкими. На них не то, что смотреть, к ним мерзко прикасаться. Меня купили за эти деньги. Заплатили, чтобы просто отыметь, порвать и забыть.

Я чувствую себя униженной, глаза быстро наливаются слезами. Теперь можно и разрыдаться. Когда я уже достаточно далеко от того проклятого места, где девушки идут на всё ради того, чтобы хоть на несколько мгновений оказаться в сказке. Для меня это не гонка за роскошью, за шальными деньгами, чтобы потом купить себе самую последнюю модель «IPhone» и похвастаться им перед подругами. Я преследую другие ценности в жизни. Для меня, мой постыдный поступок – это единственный шанс спасти брата.

Ему всего шесть лет. Его жизнь только начинается. Несправедливо. Боже! Ты поступаешь несправедливо. Он же ребенок. Обращаюсь я мысленно, глядя в тёмно-серые, почти чёрные, небеса. Гром. Небо озаряет вспышкой молнии. Вот он ответ мне от бога – ты должна быть сильной. Беды в твоей жизни – это твое испытание. Беспощадный экзамен судьбы.

Глава 7

Амелия

Автомобиль тормозит возле огромного белого здания, с изображением зелёного креста на нём и надписью серебристого цвета: «Los Angeles main medical center». Я прощаюсь с водителем, выскакиваю из автомобиля, оказываясь под напором дождя. Ёжась от холода, бегу к крыльцу. Несколько томительных секунд, я оказываюсь у стойки ресепшена.

– Здравствуйте, – задыхаясь от бега, я обращаюсь к администратору, – мне нужно встретиться с мистером Ридли Оушеном.

– Доктор Оушн, к сожалению, сейчас на операции. Вам придётся немного подождать, – вежливо отвечает темноволосая девушка-администратор в белой форме.

– Хорошо, – отчаянье растекается по телу, будто горький яд.

– Как мне вас представить?

– Амелия Свон. Дело срочное. Я хочу внести оплату за лечение своего брата.

Администратор что-то выбивает на клавиатуре компьютера, кивает мне в сторону диванчиков в холле. Я направлюсь туда, падаю на мягкую поверхность, вздыхая. Трудно расслабится, нервы натянуты до пожара в теле. Я жду десять минут, двадцать. Можно было бы вздремнуть, но волнение будто пробуривает в моём организме хроническую бессонницу.

Наконец-то! Доктор Оушн появляется на горизонте. Быстрым шагом он движется в мою сторону. Я встаю с дивана, руки дрожат, пульс частит.

– Здравствуйте, – мы здороваемся одновременно. Неловкая пауза. Как же сильно я боюсь услышать от него плохие новости… Надеюсь на лучшее.

– Присядем же, – доктор прочищает горло. Он выглядит уставшим.

– Скажите, как мой брат? – я смотрю на него с мольбой, вот-вот расплачусь.

– Немного лучше, но гарантий пока давать не будем, пока мы не сделаем запланированные операции и не начнем реабилитационный курс с теми препаратами, которые я вам рекомендовал. Вы изучили схему лечения, которую я прислал вам по почте? Видели цены? Там мы, вместе с моими коллегами на индивидуальном коллоквиуме, подробно описали историю болезни Саймона. Для того, чтобы вы понимали, за что платите.

– Да, видела. Я готова внести плату. Прямо сейчас.

Я изучила её как таблицу умножения. Всё лечение, вместе с операциями и уходом, обойдётся мне в восемьдесят семь тысяч долларов.

– К сожалению, нам не удалось спасти левую почку вашего брата. Нужно делать пересадку. Искать донора. Вы согласны на это?

– Боже! – я вскакиваю с места, меня опрокидывает в ад. – Согласна! Я на всё согласна! Можете хоть мою почку взять! Прямо здесь и сейчас. Только прошу, спасите, его… спасите.

Ручьи слёз умывают щёки. Меня колотит, будто я сама сейчас умру.

– Амелия, идёмте. Оформим кое-какие документы. А потом, если хотите, можете проведать брата в отделении.

Я киваю, шмыгая носом. Доктор осторожно, едва ощутимо похлопывает меня по спине, утешая. Мы направляемся в его кабинет, затем в бухгалтерию. После того как я оплачиваю счета, он проводит меня в палату к братику. Ещё одно жестокое испытание судьбы… видеть его таким безжизненным.

Сжимая руки в кулаки, я вхожу в комнату с одинокой кроватью, стоящей у окна, обставленной пиликающим оборудованием. Врачи сказали, им пришлось ввести Саймона в состояние комы. Ситуация остаётся слишком серьезной и напряжённой.

– Здравствуй, малыш… – с дрожью в коленях я подхожу к кровати, с печалью в глазах с напирающим водопадом слёз, рассматриваю худенькое маленькое тельце. Бледный, истощенный. Он по-прежнему борется за жизнь. Ради меня. Потому что я попросила. И молю его всякий раз, когда вижу.

Я беру его крохотную ручку, глажу её, сжимаю. Когда-то он щекотал меня ими и смеялся, делая разные пакости. Меня это злило, даже бесило. Но это было когда-то, а сейчас… А сейчас я корю себя и ненавижу, за то, что жаловалась на него маме, за то, что лупила его по попе за плохое поведение. Мне казалось, тогда я ненавидела его за его шалости, но теперь я ненавижу себя, за то, что смела о таком думать. Вот бы повернуть время вспять. Жаль, что наша жизнь не кино, которое можно было бы прокрутить как на видеоплеере на несколько месяцев назад.

Я наклоняюсь ближе к личику брата, которое прячется под кислородной маской, шепчу ему в ушко:

– Ты поправишься, родной. Только борись! Слышишь! Борись, не сдавайся.

Осторожно провожу кончиками пальцем по тёмно-каштановым волосам брата:

– Я вытащу тебя из беды. У нас есть деньги. Скоро ты снова откроешь глаза…

Нежно целую его маленькие пальчики, прощаюсь, направляясь к выходу. Больше десяти минут я не могу находиться напротив его палаты. Мне больно. От этой проклятой боли хочется умереть. Ощущения такие, будто мне вырезают орган за органом. Наживую. Без капли анестезии.

⁂

Я выхожу из больницы будто вяленая рыба. Когда сажусь в такси вспоминаю, что вообще ничего сегодня не ела. И крохи в рот не взяла. Поэтому и голова так сильно кружится, а живот издаёт урчащие звуки, как будто я проглотила трель. Возле дома я забегаю в «Mcdonalds», ужинаю не самой подходящей пищей на ночь глядя и бреду домой. Мне не хочется туда возвращаться. Там каждый уголок наполнен воспоминаниями о семье. Я даже ещё не избавилась от их вещей. Да просто руки не поднимаются. Я собрала вещи родителей в их спальне, дверь которой заперла на ключ. Пришлось убрать со стен наши семейные фотографии. Взгляд на лица вызывает ни с чем не сравнимые муки. Я должна отпустить их, тех, кого больше рядом нет и никогда больше не будет, но не могу. Наверно надеюсь, на сон? Вдруг проснусь однажды и слышу звонкий мамин голос на кухне и запах её фирменных оладий? Дверь моей комнаты откроется, и улыбчивый папа пожелает мне доброго утра.