— Не смей так со мной разговаривать, юная леди. Эмили! — позвала она. — Я прикажу ей вынести весь этот мусор.

— Нет, Пенелопа, ты этого не сделаешь, — сказала Джессика, решив, что ни одна из ее вещей не будет выброшена в угоду извращенным взглядам Пенелопы.

Затем Джессика с беспокойством осмотрела все.

— Ты открыла мои подарки! — она оглянулась вокруг и увидела оберточную бумагу. Она так мечтала сама развернуть все пакеты с подарками, посмотреть, кто что подарил. — Как ты могла?!

— Какие подарки? Если кто-то прислал тебе подарки, уверяю, там не было ничего интересного. Я бы обратила внимание.

— Ходили за покупками, дамы? — спросил Тревис, входя в комнату с большой коробкой, перевязанной голубым бархатным бантом.

— Боже мой, — Пенелопа кокетливо взглянула на него. — Еще один подарок? По какому случаю? Это для меня?

— Уверен, что вы не забыли, Пенелопа, — сказал Тревис, выругавшись про себя, что не удостоверился, помнит ли его теща про день рождения своей дочери. Бедная Джессика! Он должен был исправить положение.

— Сегодня день рождения Джессики, вы просто ее дразните. Я уверен, вы приготовили для нее что-то особенное.

— Она не только забыла, — сказала Джессика, — она пришла сюда и раскрыла все мои подарки из дома. Теперь я не знаю… я не могу сказать…

Глаза Джессики наполнились слезами, и Тревис готов был задушить Пенелопу. Он увидел, что вещи Джессики и среди них подарки ко дню рождения, раскрытые и перепутанные, валялись по всей комнате.

— Ладно, милая, разберемся с этим потом. Посмотри, этот велосипед, должно быть, купил тебе отец. — Тревис указал на голубой велосипед с золотистым рулем.

— Ты ездишь на велосипеде? — Пенелопа удивленно уставилась на Джессику.

Поскольку она готова была разразиться тирадой по этому поводу, Тревис сказал:

— А сейчас мы будем смотреть подарки для Джессики. Может вы, Пенелопа, принесете свой?

Она сконфуженно замолчала, а Тревис, подумав: «Черт, она же изрядно пьяна», добавил:

— Мы вас подождем.

Такое предложение позволяло избавиться от ее присутствия, ведь было ясно, что у нее нет подарка.

— Он уже приготовлен, — Пенелопа злорадно улыбнулась. — Я подарю ей очень миленький лорнет взамен тех ужасных очков, которые она носит. У меня не было выбора, поскольку в них она выглядит чрезвычайно старомодно.

— Я уверен, что лорнет действительно миленький, — прервал ее Тревис, прежде чем Пенелопа выдала еще какую-нибудь гадость. Бедная Джессика! Как он мог подумать, что Пенелопа к ней хорошо относится? Эта женщина вообще не способна к кому-либо хорошо относиться.

— Конечно, он чудесный, — сказала Пенелопа, улыбаясь ему и поправляя растрепавшиеся волосы. — Я всегда покупаю вещи только отличного качества и самого изысканного вкуса, не то, что эти, — она пренебрежительно махнула рукой в сторону произведенного ею беспорядка.

— В общем, я хочу выбросить весь этот хлам, Джессика просто не может носить такие платья. Взамен я куплю ей новые. — Она сладко улыбнулась Тревису, чтобы сгладить свое недавнее поведение. — Ты же знаешь, насколько я великодушна по отношению к Джессике.

— Пенелопа, — на пороге стоял Хьюг, который, вернувшись из банка, поднялся наверх, привлеченный шумом. В голосе было смятение и беспокойство. Тревис с удовольствием заметил, что перспектива покупки еще одного гардероба ясно отразилась на лице Хьюга, невзирая на то, что жена бросала на него свирепые взгляды.

— Пенелопа, если это платья Джессики, я уверен, что они ей подходят. И вовсе не нужно, чтобы ты…

— Ты соображаешь, кто все это купил? — резко оборвала его Пенелопа. — Я не могу…

— Пойдем, дорогая, — Хьюг твердо взял ее под руку и подтолкнул к двери.

— Ну, — Тревис с нежностью смотрел в огорченное лицо жены, — нам нужна помощь горничной, чтобы все здесь привести в порядок, но сначала подарки. Вот первый, — он показал на огромную коробку на кровати. — Развяжи бант, а я открою.

Поглядывая на разбросанные в беспорядке вещи, Джессика нехотя подошла к кровати. Тревис пересек комнату и запер дверь. Он хотел, чтобы теща выслушала нотации своего мужа о ее финансовой безответственности, а не вернулась сюда и вконец испортила Джессике день рождения. Джессика развязала бант, и Тревис открыл коробку и поставил на стол эдиссоновский граммофон с огромной красной в голубые цветочки трубой и резным дубовым ящиком с сотней двухминутных валиков.

— Давай послушаем. Как насчет марша? — предложил он, выбрав музыку и показывая, как работает механизм.

Джессика приуныла. Он купил сто валиков. Так они никогда не соберут деньги на собственный дом, а ей так хочется уехать отсюда. Полилась удивительная музыка, а Тревис тем временем подал ей еще один пакет.

— А вот второй. Ну-ка, разверни, — со смехом скомандовал он. — Ты удивишься.

Джессика развернула длинный, узкий сверток. «Зонтик?» — почему он решил удивить ее зонтиком? Он, правда, очень хорошенький, из кремового шелка с черными разводами, по краям оборка.

— Посмотри на ручку.

Джессика взглянула на ручку и в изумлении открыла рот:

— Она… она…

— … очень похожа на тебя.

— Неправда! Она же совсем без одежды.

— В этом я с тобой согласен, — рассмеялся Тревис. — Но и в одежде, и без одежды я всегда узнаю твое тело.

— Тревис Парнелл!

— С днем рождения, любимая, — Тревис обнял ее и стал целовать, сначала легко и нежно, потом все настойчивее, проникнув языком в ее рот, теснее и теснее прижимая ее к себе. Удивительное чувство охватило Джессику.

— Если ты мне не веришь про даму на зонтике, я думаю, мы должны сравнить.

Джессика сделала попытку к отступлению:

— Нас ждут внизу к обеду.

— Обед подождет. — Он посадил ее на кровать, снял туфли и чулки.

— А теперь иди сюда, — Тревис подвел ее к трюмо и начал сзади расстегивать блузку.

— Это же официальный обед, — запротестовала Джессика, наблюдая, как блузка соскользнула на пол, за ней последовала темная юбка, — на двенадцать персон.

— Значит, вначале их будет только десять, — наклонившись Тревис нежно целовал ей плечи, затем занялся застежками на нижней юбке.

Джессика затаила дыхание. Она никогда не наблюдала со стороны, как муж раздевает ее. Отражение в зеркале нижних юбок, соскальзывающих с бедер на ковер, странно будоражило ее.

— Она… Пенелопа очень разозлится, если мы опоздаем, — собственный голос, высокий и прерывающийся, казался ей чужим.

Тревис расстегнул корсет и опустил его вниз, к ногам, через голову снял ей сорочку, все время пристально наблюдая в зеркале, как его смуглые пальцы касаются ее белоснежной груди.

— Ты обиделась на нее?

— Да-а, — неохотно протянула Джессика, глядя на ворох сброшенной одежды у своих ног. Она стояла совершенно обнаженная.

— Переступи, — тихонько сказал Тревис и взял зонтик. — Вылитая ты, — чувственно прошептал он, сравнивая резную ручку с отражением Джессики в зеркале. Затем повернул ее и крепко прижал к себе. — Мы очень опоздаем к обеду.

Джессика через его плечо взглянула в зеркало, которое отражало ее белокожее тело, плотно прижатое к его сильному, смуглому, полностью одетому.

— Очень опоздаем, — согласилась она, вздрагивая от возбуждения и еще ближе приникая к нему.

Тревис взял ее на руки и понес в постель, осторожно обходя разбросанные Пенелопой вещи. Через несколько минут, глубоко войдя в нее и ритмично двигаясь, Тревис прошептал: «Посмотри в зеркало». Она повернула голову и увидела отражение их сплетенных тел. Она никогда не обращала внимания, что всякий раз, когда они занимались любовью при свете дня, при лампе, или даже при лунном свете, зеркало отражало их с Тревисом. Она смотрела в зеркало, чувствуя и смущение, и сильное возбуждение одновременно. Джессика закрыла глаза.

— Ты не хочешь смотреть?

Она покачала головой. С ним всегда так трудно контролировать себя. Дополнительная стимуляция ей не нужна.

— Еще раз, — пробормотал он, снова выгибаясь. — Может, нам повесить зеркало над кроватью? — Медленными глубокими толчками он доводил ее до экстаза. — Повесим его под пологом.

— Тревис, — выдохнула она.

— Г-м-м?

— Перестань… разговаривать… — У Джессики появилось ощущение, что ее тело становится невесомым, исчезло чувство реальности, вихрь пьянящего наслаждения подхватил ее. Своими же разговорами он отвлекал ее от этих ошеломляющих ощущений. — Вот так… еще…

— Все, что ты захочешь, любовь моя, — изумленный, он ускорил темп. — Так лучше?

Но Джессика уже не могла ответить, все вокруг исчезло и мир взорвался, рассыпавшись на тысячи осколков.

* * *

Джессика грустно глядела в окно. Казалось, что после опустошительного урагана в Галвестоне в Форт Ворсе не было ничего, кроме дождя. В течение последних недель сентября она добровольно помогала разным церковным и гражданским организациям по поддержке жертв урагана. Ее работу высоко оценили, она завела много новых друзей. Однако Пенелопа ко всем отнеслась неодобрительно, хотя почти никого из них не знала, и не разрешила Джессике пригласить их к себе. Если же кто-то из них был знаком Пенелопе, она обвиняла Джессику в попытке представить ее бессердечной, так как она отказалась принимать участие в благотворительной деятельности, не сопровождаемой громким общественным обсуждением.

Джессика уже перестала надеяться, что сможет угодить или просто понравиться матери. Она больше не волновалась по этому поводу. По всей видимости, настроение Пенелопы целиком зависело от принимаемого лекарства, и часто ее просто невозможно было выдержать. Джессика, по возможности, старалась избегать матери.