Следующие без малого четыре года пролетели как один день. Училась я хорошо, компания в общаге подобралась веселая. В начале третьего курса у меня случился бурный, но короткий роман с молодым преподавателем хореографии – именно он-то и оказался женатым. А потом я влюбилась в однокурсника Сашку Огнева.

В начале учебы все акробаты начинали с партера – тут мне равных на курсе не было. Но я в училище поступала вовсе не для этого – меня словно магнитом тянуло под купол. Однако преподаватели посчитали, что грех не использовать мою гибкость, и для учебных представлений поставили мне номер «девушка-змея». В зеленом трико с блестками я исполняла всякие замысловатые извивания на свисающем с купола канате. Это уже было теплее, но все равно не то. С завистью я смотрела на четверокурсников, летающих на трапеции.

Сашка был москвичом, из известной цирковой династии, как раз из тех самых – воздушных. Практически все мои однокурсники точно знали, где и как будут выступать – кроме меня. И он, разумеется, тоже знал. Уже во время учебы его поставили дублером в номер старших братьев и сестры, выступающих на Цветном бульваре, а в нашей программе у него был сольный номер.

И вот однажды, репетируя свою змею, я посмотрела вниз и увидела его сидящим на барьере. Когда меня опустили вниз, он подошел и спросил без всяких предисловий:

- Не хочешь попробовать со мной?

Сашке удивительно подходила его фамилия – он был огненно-рыжим и словно лучился каким-то внутренним светом. Более позитивного человека я еще не встречала. Поговорив с ним пару минут, любой, даже самый хмурый собеседник невольно начинал улыбаться.

- Хочу, - кивнула я, расплывшись до ушей.

Сначала у нас ничего не выходило. Я срывалась, промахивалась и без конца летала над ареной на лонже, как жук на веревочке. Психовала, рыдала и даже хотела остаться навсегда змеей на канате, но Сашка обнимал меня и уверял, что все непременно получится. И в конце концов оказался прав. У нас получилось! Да так, что на наши репетиции приходила смотреть куча народу, не говоря уже о выступлениях. Наш номер считался одним из лучших. Мы даже получили специальный приз на международном конкурсе цирковых училищ.

Разумеется, я не могла в него не влюбиться. Когда несколько часов в день проводишь в самом тесном контакте, глаза в глаза, когда чувствуешь каждое движение партнера, рано или поздно это происходит. Ну, может, не со всеми, но мы действительно были парой – в этом никто не сомневался. Такой счастливой, как в последней год учебы, я не была, наверно, больше никогда. Это было постоянное ощущение свободного полета – и не только под куполом цирка.


Нам говорили, что наш номер – чистой воды эротика, хотя в нем не было каких-то откровенных поз, прикосновений. Просто то, что происходило между нами за закрытыми дверями, выплескивалось в окружающее пространство. Все наши движения во время выступления были настолько чувственными, что вокруг нас словно возникало электрическое поле и пробегали искры. Зрители смотрели на нас, замирая с раскрытыми ртами.

Я доверяла ему абсолютно – всю себя, свою жизнь. Мы были уверены, что будем вместе. Всегда. И на Цветном нас ждали после выпуска – обоих. Так и должно было быть. Но где-то в небесной канцелярии решили иначе.

Сашка погиб, когда до выпуска оставалась всего неделя. Нелепо, абсурдно – и поэтому я никак не могла в это поверить. Смерть караулит воздушных гимнастов каждый раз, когда они поднимаются под купол. Одно неверное движение – и даже страховка не всегда помогает. Но это было бы понятно. Это тот риск, который мы берем на себя добровольно. Сашку сбил на пешеходном переходе пьяный водитель. Мгновенная смерть…

Тогда я словно застыла. Вокруг шла жизнь, а я находилась в мыльном пузыре, внутри которого время остановилось. Сквозь его стенки люди смотрели на меня – кто с сочувствием, кто с каким-то гадким любопытством. От итогового представления меня освободили – зачли предварительные просмотры нашего с Сашкой номера. На выпускной вечер я не пришла, получив потом диплом в учебной части.

Через несколько дней после похорон мне позвонил Сашкин отец и попросил приехать в цирк. Мы пришли в кабинет художественного руководителя, который сказал, что может взять меня и одну – правда, пока только дублершей в номер. Но, может, меня заинтересует другой вариант. Четвертым в кабинете был незнакомый мне мужчина, как оказалось, главный режиссер-постановщик питерского цирка на Фонтанке.

- У нас подвис почти такой же номер, - сказал он. – Дуэт. Брат и сестра, близнецы. Лена беременна, врачи категорически запретили ей любые физические нагрузки. Кириллу срочно нужна партнерша. Мы могли бы объединить наш номер и ваш. Выбрать самое лучшее. Вы, Ника, из Петербурга, может, вам лучше было бы сейчас вернуться домой, к родным?

Я не думала, что вернуться к родным было бы для меня сейчас лучшим, но и дублершей с мутными перспективами тоже становиться не хотелось. Тем более, там, где мы должны были быть вдвоем. Мне дали время на раздумье – два дня…


- И ты согласилась? – спросил Глеб.

В своем рассказе я опустила практически все личное. Мне и об Андрее ему не особо хотелось говорить, а уж о Сашке – тем более. Поэтому сказала только, что мой партнер по номеру погиб. Просто партнер.

- А куда было деваться? У нас же не было распределения, мы сами должны были искать себе место. Почти все к моменту выпуска уже были пристроены. Конечно, можно было разослать по провинциальным циркам видео моей змеи и нашего номера на трапеции. Может быть, в каком-нибудь захудалом и согласились бы просмотреть лично. А тут все-таки знаменитый цирк. И в уже идущий номер. Конечно, согласилась.

- Ладно, Кит, - Глеб пошевелился, и я встала. – Кто в первый в душ?

- Иди ты.

Я вспомнила о вчерашнем вечере, быстро отвернулась и зашла в комнату – чтобы он не увидел моего лица. Пока Глеб принимал душ и брился, я заправила постель, собрала пляжную сумку и легла на покрывало, прислушиваясь к плеску воды. Так и тянуло встать и зайти к нему, но я постеснялась. Чего? Показаться какой-то безумной нимфоманкой? Ну, может быть, и так.

Чтобы отвлечься от нескромных мыслей, я стала думать о том, что было дальше. За тем многоточием, которое я поставила, когда Глеб спросил, кто первый пойдет в ванную.

Глава 25

Ни родители, ни сестра ничего не знали о том, что случилось. Ну да, окончила училище, получила диплом, приглашение в питерский цирк. Все отлично. Я не посвящала их в свою личную жизнь. Да она их не особо-то и интересовала. Когда мы разговаривали с мамой по телефону, ее больше беспокоило, не простужаюсь ли я, хорошо ли ем и не слишком ли опасно то, чем я занимаюсь.

Опасно, мама, еще как опасно. Но и об этом тебе тоже знать не обязательно.

Софья тогда уже вышла замуж за своего научного руководителя и ждала Вовку. Жили они с Петей у него, на Загородном. Само собой подразумевалось, что я поселюсь у родителей, где же еще. Но уже через месяц стало просто невмоготу. Почти четыре года студенческой вольницы, буйная общага – и вдруг снова под мамино крылышко. Хуже того – под мамин неусыпный контроль.

Куда идешь? С кем? Когда вернешься? Застегни плащ. Не забудь зонтик. И неизменное – в ответ на мое возмущение – «я же волнуюсь». А еще – «как можно быть такой неблагодарной?» Вспоминая об этом сейчас, я подумала, что тема «неблагодарности» преследовала меня, похоже, большую часть жизни. Родители столько в меня вложили – а я не оправдала их надежд. Все это мама не стеснялась озвучивать по поводу и без повода. Я также узнала о том, что Софья, случайный ребенок, неожиданно стала для них подарком – в отличие от меня, запланированной и ожидаемой.

Промучившись месяц, я сняла комнату в огромной коммуналке на Кирочной. Родители сначала восприняли это как оскорбление – так что мой недавний переезд от них на Просвет был просто повторением уже пройденного. Но тогда я объяснила, что из дома неудобно добираться до цирка, к тому же я буду возвращаться поздно, беспокоить их. Такое объяснение всех более или менее устроило.

На самом деле до поздних возвращений было еще ой как далеко. Наши с Кириллом репетиции только начались, и шло все очень непросто. Я привыкла совсем к другому, но если ко всяким мелочам вполне можно было приноровиться, с партнером дела шли туго. Похоже, постановщик быстро понял, что ошибся, но деваться было уже некуда, я подписала контракт. Если детали конструктора не стыкуются, а новых не достать, остается только орудовать напильником.

Кирилл был на пять лет старше, ни в каких училищах не учился, вырос на манеже и вместе с сестрой-близняшкой выступал в партере лет с десяти. В шестнадцать они впервые поднялись под купол. Уже одно это давало ему повод глубоко меня презирать и постоянно намекать, что некоторые так навсегда и останутся маглами в Хогвартсе. Разумеется, он был в разы опытнее, но все же была в нем какая-то легкомысленная небрежность. С Сашкой мы оттачивали каждое движение до автоматизма. Кирилл полагал, что достаточно отработать схему. Именно поэтому мне приходилось довольно часто болтаться над ареной на лонже или лететь в сетку, но он был уверен, что я самадуравиновата.

Он раздражал меня тем, что не Сашка. Я его - тем, что не Лена. И, как ни странно, я вполне могла его понять. Притирка в спортивной или артистической паре – всегда безумно сложно. Но нам было во много раз сложнее, потому что с прежними партнерами у нас была особая связь. Мы с Сашкой были близки – во всех смыслах. У Кирилла и Лены близость была другого рода, но не менее – а может, и более – тесная. Мы с ним просто не чувствовали друг друга, как будто между нами стоял прозрачный барьер.

Каждый день часы изматывающих репетиций. Неделя за неделей. Я приходила домой, и сил хватало только на то, чтобы раздеться и упасть на кровать. Отлежаться немного, доползти до кухни, что-то сжевать и вернуться обратно. В начале третьего месяца наш номер отсмотрело руководство и дало добро. Нас включили в программу.