Татьяна Рябинина - Девушка из Дубровника

- Любовь, - кивнул он. – Спорное утверждение, но ладно, допустим. Любовь – штука такая, тонкая. А с сексом-то что не так? Неприличное слово? Вот скажи, сейчас – ведь это было довольно грубо, нет? Такой хардкор. Наверняка к ежиному синяку еще добавится парочка, от пальцев. Только не подумай, я не специально – не потому, что на пляже об этом говорил. Так уж вот получилось. Я вообще испугался, что перестарался и что тебе больно. Но ты меня не остановила…

- Немного было, - призналась я. – Может, еще сильнее – и было бы уже плохо, но так – еще нет. Это было… даже здорово. Не скажу, что хотела бы так все время, но именно сейчас… Наверно, это было то, что нужно.

- Ну вот, - усмехнулся Глеб, снова забравшись руками под сарафан. – Значит, это был грубый, жесткий секс. Нормальное слово. Из четырех букв. Ты же филолог и должна знать, что любое слово – это просто сочетание знаков, используемое для обозначения предмета или явления. Звуковых или графических. Если есть явление, значит, должно быть и слово для него. Помнишь, как у Раневской?

- Жопа есть, а слова нет? Блин, какой ты, Глеб, умный, тебе череп не жмет?

- Не-а, ни капли, - фыркнул он. - Так вот, нет неприличных обозначений, есть уместные или неуместные в разных ситуациях. Поверь мне, когда ты разрешишь себе без стеснений называть словами все, что видишь и трогаешь руками… и не только руками… удовольствия от процесса получишь намного больше. Можем попробовать… в более комфортной обстановке.

Я снова смущенно уткнулась в его плечо.

- Господи, Ника! – простонал Глеб. – Не обижайся, но если бы мне сейчас попался твой муж, я бы с удовольствием надавал ему по шее. Что надо было делать, чтобы такая чувственная женщина стала бояться себя – своего тела, своих ощущений?

- Я не боюсь! – возмутилась я, как будто он назвал меня фригидной ледышкой.

- Еще как боишься. Твои запреты – тут я не спорю, у каждого свое. Но даже в том, что ты себе разрешаешь, все равно боишься. Как будто ты на арене, на тебя смотрят тысячи зрители – не дай бог облажаться. Что они о тебе подумают, что скажут. Странно, но мне ты доверяешь намного больше, чем себе. Иначе не поехала бы со мной на остров. Не согласилась бы перебраться ко мне. Не предложила бы вот так – без костюма химзащиты. И не сказала бы… то, что сказала. А сама просто не даешь себе быть полностью свободной.

- О лепа, о драга… - пробормотала я.

- Да, именно так. Не думал, что ты это запомнишь. Слушай, я знаю, что мы сделаем. Помнишь лестницу, по которой ты со своей горы на море спускалась? Улицу Домагоя Виды?

- Чего? – изумилась я. – Какого еще Виды?

Уж насколько я была далека от футбола, но и то знала, что так зовут игрока хорватской сборной, который скандально прославился на чемпионате мира, выложив в интернет ролик с какой-то антироссийской фигней.

- Ладно, ладно, князя Домагоя. Так вот, наверно, видела там справа заброшенный участок?

- Ну, и?

- Там растет трава.

- И что?

- Ника! – Глеб закатил глаза. – Трава. Дурь. Марихуана. Ганджа. План. Предлагаю забраться туда ночью, нарвать, накуриться и устроить оргию. И никаких стеснений.

- Я же не курю, - растерялась я. - И ты тоже. И вообще…

- И вообще там одна лебеда растет.

- Черт! – я шлепнула его ладонью по животу. – Ты все время будешь меня подкалывать?

- Да, а что? – он обнял меня за талию. – Ты, кстати, тоже та еще язва и ехидна. И змея. Не зря ты ее на канате изображала. Небось, еще и шипела.

- У маленьких женщин под землей два метра змеиного хвоста, - важно сообщила я. Так дети говорят: «Я уже большой».

Глеб сдвинул руку с моей талии немного ниже.

- Точно, - кивнул он. – Нету. Где-то под землей волочится.

С топотом пробежали вверх по лестнице двое мальчишек, посмотрели на нас, радостно загоготали.

- Как они только видят со света в темноту? – с досадой спросила я, неловко слезая с парапета.

- А здесь не так уж и темно. Тебе просто кажется, когда сама на свет смотришь.

- Ты хочешь сказать, что все, кто по лестнице поднимались, нас видели? – ужаснулась я.

- Ну да. А что?

- Пойдем отсюда, - попросила я, умирая от смущения и одновременно от желания расхохотаться.

Мы вышли из тупика, спустились почти до самой набережной, и тут я резко остановилась.

Незащищенный секс имеет некий побочный эффект, при котором наличие нижнего белья очень даже желательно. Но мое так и осталось валяться в тупике.

- Глеб… - пробормотала я, кусая губу. – Трусы…

- Ника, - поморщился он. – У тебя что, одни-единственные? Или дороги как память? Черт с ними, пошли, не простудишься.

- Они от купальника, - захныкала я.

- Ладно, подожди здесь, я схожу.

Минут через пять Глеб вернулся с пустыми руками.

- Нету. Улетели на Марс. Похоже, кто-то утащил в качестве сувенира, - сказал он, с трудом сдерживая ухмылку. – Наверно, те же мальчишки. Лучше даже не думать, с какой целью. Все, забей.

Между тем ветер, который уже с ночи хорошо раскачал море, все крепчал. Мне приходилось придерживать юбку сарафана, чтобы не обрадовать вдруг публику своей голой задницей.

Мы уже почти поднялись по своей лестнице-улице, когда навстречу попался аккуратный, чистенький дедушка-турист. На нем были сандалии с носочками, длинные шорты, хорватская футболка в красно-белую клетку и что-то вроде тирольской шляпы на голове. Довершал картину висящий на шее фотоаппарат. Когда до него оставалось всего пара ступенек, порыв ветра с набережной все-таки задрал мой сарафан буквально на уши. Дедушка вытаращил глаза и приоткрыл рот. Я в ужасе застыла на месте, не в состоянии пошевелиться.

Резким движением вернув подол на место, Глеб сказал что-то по-хорватски и тут же перевел на английский, увидев, что дедушка не понимает:

- Это местный обычай. Хорватские девушки летом не носят нижнего белья.

Дедушка ошарашенно кивнул и пошел дальше, а мы свернули на лестницу, которая вела к вилле.

- Ну и что ты наделал? – спросила я, остановившись. – Опозорил всех хорватских девушек оптом. Теперь этот старый хрыч вернется домой и будет всем рассказывать, что хорватки ходят без трусов.

- Да кто ж ему поверит? – беззаботно возразил Глеб. – И потом, ты уверена, что они ходят в трусах?

- Ну, это уж тебе лучше знать.

- Ника, ты прелесть! – засмеялся Глеб, прижал меня к стене и начал целовать куда попало. – Пошли скорее, - прошептал он. – Я больше не могу.

- Да ты маньяк? – я вывернулась из его объятий, но он тут же схватил меня за руку и потащил за собой. – Мы же только что…

- Ну и что? И только попробуй сказать, что это тебе не нравится!

Мы почти вбежали в сад, взлетели по лестнице, как будто за нами гнались. Дверь захлопнулась, щелкнул замок, полетела в угол сумка. Быстро снимая майку, Глеб толкнул меня на кровать.

Стянув многострадальный сарафан и отшвырнув его на пол, он вполголоса начал рассказывать, что именно собирается со мной сделать. При этом пристально смотрел на меня, наблюдая за выражением моего лица. Сначала от его слов я только жмурилась и заливалась краской. Но когда они начали сопровождаться делом, я начала ему отвечать – сначала робко, потом смелее. И вдруг… внезапно стеснение прошло. И каждое слово, которое я говорила, оказалось как жгучая приправа, которая только подстегивала желание…

- Ну вот, я же говорил, тебе понравится, - сказал Глеб, когда мы лежали поверх смятого покрывала и его рука лениво повторяла линии моего тела. – Уже прогресс.

Легонько укусив его за плечо, я перевернулась на живот.

- Зато теперь у меня только полтора купальника.

Глеб хмыкнул и потянулся к тумбочке. Скрипнул ящик, что-то маленькое, прохладное шлепнулось мне на спину.

- Ника, давай договоримся. Если тебе что-то надо, ты не ноешь, а просто идешь и покупаешь. Пинкод – новый год.

- Чего?

Я повернулась и увидела рядом с собой синюю с белыми снежинками банковскую карту.

- Ты с ума сошел?

- Давай без глупостей, ладно? Во-первых, это моя запасная карта. На тот случай, если основную потеряю. Или украдут. Помнишь, ты вчера пыталась меня убедить, что тебя нельзя пускать в приличный дом, потому что ты воровка и мошенница? Так вот если ты с ней сбежишь, я ее просто заблокирую, делов-то. Во-вторых, на ней всего пять тысяч евро. И дневной лимит – пятьсот. Так что ты при всем желании не сможешь меня разорить.

- У меня месячная зарплата была только чуть-чуть больше твоего дневного лимита, - пробормотала я, дергая подушку за угол.

- Ну вот, считай, что я дед Мороз. И пинкод как раз подходящий – тридцать первое декабря. Тридцать один - двенадцать.

- Глеб, - сказала я, улегшись на спину и глядя в потолок. – Знаешь, все это очень похоже на сказку. Сначала я чуть не опоздала на самолет. Если бы успела вовремя, мы бы друг друга просто не увидели. Ты зашел бы последним и вышел первым. Если бы я не заблудилась или Бранко тебя встретил, мы бы не познакомились. И дальше все… Дубровник, остров, эта вилла… все… В чем, интересно, подвох?

- Все просто, Ника, - вздохнув, ответил Глеб. – Это очень короткая сказка. Только и всего.

Я закусила губу, и тут в дверь постучали.

Глеб набросил на меня край покрывала, встал, натянул трусы и повернул ключ в замке.

- Здраво! – узнала я голос Бранко. – Я вас хотел вечером в ресторан пригласить. Как вы?

- В «Торань»?

- А куда же еще? К семи приходите.

- Пойдем? – Глеб повернулся ко мне, и я молча кивнула.

Закрыв за Бранко дверь, Глеб рухнул на кровать и пополз ко мне, изображая крокодила. Укусил за колено и лег рядом.