Татьяна Рябинина - Девушка из Дубровника

- Сильно пугает? – я смотрела за спину Глеба на поросший деревьями Локрум. Интересно, а обратила бы я внимание на то, что остров похож на кита, если бы Глеб не называл меня Китенышем?

- Не знаю. Но иногда такое ощущение, что гляжу в зеркало и вижу вместо себя тебя.

- Глеб, это уже слишком. Может, хватит на сегодня мистики? – поморщилась я. - Ты смотришь только в каком-то одном разрезе. Но если хорошо подумать, различий у нас намного больше, чем сходства. И, если честно, я рада, что ты мне рассказал. Теперь ты уже не супермен, а обычный человек с обычными человеческими слабостями. Мне так проще и уютнее.

- Ника, а ты что, воспринимала меня как супермена? Серьезно? – Глеб поперхнулся кофе и закашлялся. – Даже после того как я тебе рассказал, какой я гад в повседневной жизни?

- Глеб, не обижайся, но твое гадство выглядело какой-то мальчишеской рисовкой: ах, я такой плохой, и не говори, что тебя не предупреждали. Давай без кривляний. Ты вполне успешный мужик, умный, сильный, красивый. Не жадный, не вредный, внимательный. Не куришь, пьешь умеренно, в постели бог. Блин, ты даже готовить умеешь и носки сам стираешь. Мечта, а не мужчина. Да, временами в тебе включается учитель жизни и ты бываешь слишком самоуверенным, но это уже побочка. И я действительно иногда чувствовала себя рядом с тобой каким-то недоразумением.

- Ника, давай на этом закончим,- он махнул официанту. - Мне, конечно, очень лестно, что я такой замечательный, но ты перегибаешь палку. И знаешь, мне неприятно слышать, что рядом со мной какое-то… недоразумение. На самом деле в чем-то ты сильнее меня. Просто у меня была фора, а ты еще только на старте. Все. Закончили.

- Мы можем обратно пешком спуститься, - предложила я, когда мы вышли из кафе. – Я видела на карте, там то ли дорожка, то ли лестница.

- Ты представляешь, сколько тут идти? – хмыкнул Глеб. – Нет уж. Ничего, не умру, не в первый раз. Возьмешь меня за руку, и будет не так страшно.

- Прикалываешься? – улыбнулась я.

Глеб не ответил, но посмотрел на меня так, что мне сразу расхотелось смеяться. А когда мы зашли в кабину фуникулера, я действительно взяла его за руку – и держала, пока не оказались внизу.

В Цавтат мы возвращались на катере. Поднялся довольно сильный ветер, небо потихоньку затягивало, хотя дождя и не обещали. Места нам достались на корме, где качало очень даже ощутимо, в лицо то и дело летели брызги. В Дубровник кораблики бегали мимо Супетара, а вот возвращались, подходя ближе к Бобаре, правда, не с той стороны, где мы были. Когда катер поравнялся с островом, мы переглянулись, и Глеб прижал меня к себе, обняв за талию.

- Странно, еще пяти нет, а мне кажется, что уже целый день прошел. Длинный-предлинный, - сказал он.

- Мне постоянно так кажется, - вздохнула я. – Время идет очень быстро, но когда оборачиваешься назад… Гуляла утром по Дубровнику и думала, что мы там были с тобой всего восемь дней назад. А такое чувство, что прошла целая вечность.

- Вечность и прошла. Как раньше – уже не будет.

Это можно было понимать по-разному, но я предпочла не вникать. Не поспоришь. Действительно – не будет. По крайней мере, для меня – точно.

За час пути нас основательно поболтало, и я мечтала только об одном – добраться до дома, лечь и не шевелиться.

- И как только люди на яхтах путешествуют? – проворчала я, глядя на стоящую у причала «Люси Грей».

- Нормально путешествуют, - рассеянно отозвался Глеб, читая на ходу сообщения в телефоне. – Привыкают.

- Ни за что!

Впрочем, на твердой почве сил у меня волшебным образом прибавилось. Мы даже зашли в супермаркет и бандитерскую, а дома в четыре руки приготовили ужин.

- Эй, там, наверху! – крикнул из сада Бранко, когда мы с Глебом сидели в шезлонге с вином и считали самолеты. – Уберите все с балкона. Вещи из сушилки, подушки, салфетку со стола. Ночью будет шторм.

- А ты куда? – спросил Глеб.

- Пойду к «Люси», посмотрю, что там не закреплено.

- Помочь?

- Не надо.

- Не обижайся на Брана, Кит, - сказал Глеб, когда тот ушел.

- В смысле? – не поняла я. – За что?

- Я видел, тебя покоробило, когда ты днем предложила подняться на гору, а он начал на меня выразительно пыриться. Типа «Мурка, не ходи, там сыч на подушке вышит».

- «Мурка серый, не мурлычь, дедушка услышит», - машинально продолжила я, даже не удивляясь, что он это знает. – В общем, да, неприятно было. Такое чувство, что вы без слов обсуждаете что-то, не предназначенное для меня. Потом-то я поняла, но тогда… Примерно так же, как если вы по-хорватски при мне говорите.

- Понимаешь, Ник, Бран никогда не страдал тонкой душевной организацией. И если ему сказать, что он ведет себя не комильфо, он удивится и не поймет, в чем дело. На что угодно могу спорить, в тот момент он совершенно не думал, что тебя это заденет. Точно так же и с хорватским. Он говорит на четырех языках. Не знаю, как у него сейчас с чешским обстоит, но по-русски он обычно говорит только со мной. Почти свободно, хотя и с акцентом. Но все-таки без практики – сама понимаешь, сложно. Поэтому когда он не знает, как что-то сказать по-русски, автоматом переходит на хорватский. Только и всего. Со мной тоже бывает, когда говорю по-шведски. Если запнусь, могу перейти на финский или на английский. Совершенно не задумываясь, что кто-то может это понять превратно.

- Господи! – я закатила глаза. – Как вы это делаете? Один на пяти языках, другой на четырех. А я один иностранный толком не могу выучить. Пока занимаюсь английским, все, вроде, ничего, как только перестаю – вянет на корню.

- Я же говорю, практика. А по-хорватски я в детстве говорил лучше, чем по-русски. Второй родной, а может, и первый. Я вообще билингва. До пяти лет отец со мной разговаривал только по-хорватски. Если я вдруг обращался к нему по-русски, не отвечал. Однажды он меня в парк повел, и я там с качелей упал, колено разбил. Иду к нему, реву, а он ноль внимания – пока я по-хорватски не сказал, что случилось.

- Ничего себе! – возмутилась я.

- Ладно, неважно, - махнул рукой Глеб. – Ну а финский и шведский как-то сами выучились, легко. Но вот, к примеру, писать по-шведски я почти не могу, ошибки ужасные делаю, как первоклассник. Но мне и не надо. Слушай, может, пораньше спать ляжем?

- Давай. Я что-то сегодня устала, как собака.

- Очень-очень устала?

- Не смотри на меня так! – фыркнула я. – Очень.

- Как не смотреть? – он вскинул брови и начал потихоньку стаскивать с меня майку с китом.

- Что, прямо здесь?

- Какая ты, Ника, зануда, - вздохнул он и не слишком деликатно спихнул меня с колен, расстегнув попутно застежку лифчика. – Иди сушилку сними, а я подушки уберу.

Когда я вошла в комнату, подушки с шезлонгов громоздились на кровати, а сверху – подушки с постели, на манер крепости. Глеб выглядывал из-за них с совершенно идиотской улыбкой.

- Солдаты! – завопил он. – Противник идет на штурм. К оружию! Подпустим его на пушечный выстрел!

- Придурок! – я сгрузила на кресло полотенца и купальник. – Ты, наверно, и в танчики на компе играешь.

- Солдаты, противник использует обманные маневры, чтобы обмануть нашу бдительность. Быть на чеку! Не поддаваться на провокации!

- Ну держись!

Я запрыгнула на кровать, схватила одну и подушек и от души огрела его по спине. Глеб вцепился в мою ногу, и я упала, развалив крепость. Тогда он поймал меня за руки и прижал к кровати, но я вывернулась и уперлась коленями ему в грудь. Кончилось все тем, что мы свалились на пол. Я попыталась забраться обратно, чтобы занять господствующую высоту, но Глеб стащил меня вниз.

- Сдавайся, - потребовал он. – Сдавайся на нашу милость. Иначе мои солдаты будут щекотать твой пуп.

- Нет! – заорала я. – Сдаюсь! Give up! Только не пуп!

- То-то же! Не бойся, горожанка, мои доблестные солдаты будут тебя грабить и насиловать пылко и сладострастно. Тебе понравится.

- Слушай, генерал! – захохотала я, залезая на кровать. – Ты ничего не перепутал? Это ты сидел в осаде, как таракан за печкой. Кто кого должен грабить и насиловать? Хреновый из тебя аниматор. Может, лучше в сантехника Тирета поиграем?

- Как скажете, фрау. Гутен… как там по-немецки вечер? – Глеб медленно снял майку и поиграл мышцами. - В общем, я сантехник херр Тирет, пришел прочистить засор в вашей… эээ… раковине.

- Валяй, - сказала я, одним рывком стащив с себя все, что еще осталось, и запустив в него. – Прочищай, коль не шутишь.

8 сентября

- Лучший способ разбудить человека – это кофе в постель, - сказал Глеб. – Вылил и беги.

Я открыла глаза. Самолет в 5.55 давным-давно приземлился, как и десяток его собратьев. Часы показывали половину восьмого. Глеб, одетый и умытый, возился у плиты. Сердито шумел, закипая, чайник.

- Дай поспать, изверг, - неизвестно к кому обращаясь, пробормотала я и накрыла голову подушкой.

Наши вчерашние глупые, но очень приятные игрища затянулись далеко за полночь – пошли, называется, в постель пораньше. А потом мы лежали, обнявшись, и слушали завывания ветра, который действительно разошелся не на шутку.

- Даже спать жалко, - сказал Глеб, целуя меня за ухом. – Вот так лежать бы и лежать.

- Угу, - пробормотала я, куда-то проваливаясь…

- Подъем! – Глеб стащил с меня подушку. – Так как насчет кофе в постель?

- Я уже два дня зарядку не делала.

- Ну, не сделаешь еще разок, велика беда. Ее что, обязательно утром делать? Это принципиально?

- Нет, но…

- Ну вот. Сделаешь попозже, если так уж надо. Твои правила – тебе их и менять. Хотя… нет, не так. Твои правила – тебе и решать, менять их или нет.