- Бранко, это я, Ника, - сказала я, нажав на кнопку соединения.

- Что там у вас? Отец мне сказал…

Не дав ему договорить, я начала рассказывать. Горло перехватывало спазмами, но я встала и изо всех сил впилась ногтями в ладонь, чтобы перекрыть истерику на подступах.

Из того, что сказал Бранко, выслушав меня, я поняла только смысл. Очень нецензурный. Впрочем, это продолжалось недолго.

- Сейчас позвоню в хитну… в скорую. Вы на самом мысе? На том самом месте? Плохо… Ладно, ждите.

Подошли еще несколько человек, начали спрашивать, что случилось. Мой корявый английский внезапно стал совершенно свободным. Я громко объяснила всем, что у мужчины закружилась голова, и он упал вниз, но смог зацепиться и выбраться. Но при этом ударился. Ждем скорую помощь.

- Всем понятно? – я повернулась к китайцам.

Видимо, от меня шла такая волна, что они дружно закивали: мол, да-да, так и было, никакой девушки на обрыве, ничего такого. Двоих, которые снимали на телефоны, я запугала законом Европейского Союза о защите персональных данных, судебным преследованием и лишением шенгенской визы. Закон этот, недавно принятый, совершенно не работал, во всяком случае, в плане фотографирования людей без их согласия, но, видимо, я была очень убедительна, и ролики были тут же удалены.

Время шло, и меня все сильнее заливала волна отчаяния. Никакая скорая по этой тропе не проберется. Как вообще в таких случаях людей до машины доставляют? На носилках? Тут с любой стороны до проезжей дороги порядка километра. Вертолет? И вертолет никакой сюда не сядет.

Я сидела на земле, положив голову Глеба себе на колени, и то и дело наклонялась над ним, прислушиваясь к дыханию. Проходили мимо люди, спрашивали, в чем дело, шли дальше. Только китайцы все так же ждали поодаль, чем все закончится. Ну, может, хоть носилки помогут нести, если что.

Чтобы было еще веселее, небо начали потихоньку затягивать тучи. Вот только грозы для полного счастья и не хватало. Все как-то притихло, даже море внизу шумело приглушенно. И сосны не шуршали иголками. Только цикады надрывались, как резаные.


Я сидела и думала о том, что все прежние проблемы, которые казались такими серьезными, в одно мгновенье стали мелкими, ничтожными. Что будет дальше? Даже это сейчас было совершенно неважно. Главное – чтобы с Глебом все было в порядке, а остальное…

Китайцы зашумели, глядя куда-то вверх. Я подняла голову и увидела маленький ярко-желтый вертолет, который быстро приближался. Я даже толком удивиться не успела, как он будет садиться на узкую тропу между деревьями. Вертолет завис над верхушками сосен, открылась дверца, и на тросах спустилась девушка в красной форме. Следом опустили какое-то загадочное приспособление, что-то вроде люльки, которая в развернутом виде превратилась в помесь носилок и каталки. С помощью все тех же незаменимых китайцев девушка осторожно подсунула ее под Глеба и подкатила к тросам. Когда его подняли в вертолет, она подошла ко мне и спросила сначала по-хорватски, потом по-английски, есть ли у пострадавшего какие-нибудь документы.

Я наконец стряхнула с себя оцепенение, сказала ей имя и фамилию Глеба и пообещала привезти в больницу паспорт и полис как можно быстрее. Девушка заверила меня, что все будет хорошо, и через пару минут вертолет уже взял курс на Дубровник. Китайцы пожелали мне, чтобы все обошлось благополучно, и ушли по тропе вниз, к пляжам.

Оставшись в одиночестве, я подошла к ограждению на мысе, перегнулась вниз, и меня начало рвать. Когда все закончилось, я подобрала оставленную китайцами бутылку, прополоскала рот и без сил села спиной к обрыву. Ладонь саднило от следов ногтей, костяшки пальцев - от Майиных зубов. Бриджи, майка, руки – все было в крови.

«Одну секундочку посижу, - сказала я себе. – Всего одну».

Снова зазвонил телефон Глеба.

- Забрали? – спросил Бранко.

- Да. Надо привезти паспорт и полис.

- Как он?

- Не знаю. Без сознания.

- Так, Ника, иди к «Кроатии», я там тебя жду на стоянке. Заедем домой и в Дубровник.

- Бранко, у меня сумка в «Торани» осталась, - спохватилась я.

- Я взял. Давай быстрее.

Закончив, я встала и пошла по тропе вниз. Потемнело еще сильнее, начало погромыхивать. Меня беспокоило только одно – чтобы вертолет благополучно успел до грозы в Дубровник. Изредка кто-то попадался навстречу и смотрел на меня с ужасом и любопытством. Но мне было наплевать.

Подойдя к гостинице, я покрутила головой во все стороны. Бранко коротко посигналил. Я забралась на сиденье рядом с ним, он взглянул на меня и присвистнул.

- Курац! Тебе бы переодеться.

- Нет, так останусь, - огрызнулась я и наклонилась головой к коленям.

Бранко погладил меня по спине.

- Ника, все будет хорошо.

- Да откуда ты знаешь?

Помолчав немного, он сказал:

- Я не говорил никому, что на самом деле случилось. Когда в скорую звонил, сказал, что у него просто закружилась голова, и он упал. Ты же понимаешь, что…

- Бранко, я все понимаю, - перебила я. – Не надо об этом, ладно?

- Ника, я тебе обещаю. Я ее сам найду и разберусь с ней.

- Только давай без экстремизма, – поморщилась я. – Только уголовщины еще не хватало.

- Конечно.

Когда мы приехали, я забрала сумку и поднялась к себе. Быстро приняла душ, переоделась, посмотрела на часы – может, уже можно принять таблетку, когда там я это пиво пила. К моему огромному удивлению, с того момента, когда Глеб пришел в «Торань», прошло всего полтора часа. Я открыла ящик его тумбочки, и меня словно под дых ударило.

Сверху, на какой-то книжке, лежала белая раковина – та самая, с Бобары.

У меня задрожали колени, и я села на кровать, совершенно без сил. Боль была такая, что хотелось выть, орать. Почему-то я вспомнила Глеба таким, каким увидела в самый первый раз – в аэропорту Хельсинки...

Надо было поторопиться. Я отодвинула раковину и книгу, достала паспорт Глеба с вложенным в него медицинским полисом. Не удержалась, открыла, посмотрела на фотографию. На ней он был в пиджаке, с галстуком. Строгий, суровый. Глеб из другой – настоящей – жизни…

Глава 53

- Я сейчас звонил в больницу, - сказал Бранко, когда мы выехали на серпантин. – Он еще в приемном, скоро должны на томографию отвезти. Выяснить, нет ли… как это? – он пощелкал пальцами. – Крови под черепом?

- Гематомы. Он пришел в себя?

- Нет. Ника, не волнуйся. Его там будут лечить не хуже, чем президента.

- С чего вдруг? – удивилась я. – У него российский паспорт. Хотя полис финский.

- После того как он столько бабла вложил в эту больницу? Ты не знала? – удивился он моему удивлению.

- Ну, он говорил что-то про инвестиции, - смущенно пробормотала я, подумав, что вообще мало чего знаю о Глебе. Он сам особо не распространялся, а я стеснялась спрашивать.

- Да какие там инвестиции. Он помогает покупать оборудование – в больницу, в дом здоровья в Цавтате. Вообще он не любит об этом говорить. Но я думал, что тебе мог и сказать. Хотя…

Тут Бранко запнулся, сообразив, что его «хотя…» прозвучало не слишком деликатно. «Хотя кто ты такая, чтобы тебе об этом говорить» - как-то так.

Мы уже подъезжали к Дубровнику, когда нас наконец нагнала гроза – какая-то вялая, несерьезная. Впрочем, и такой вполне хватило бы для полного счастья, если бы она разразилась раньше. Когда мы ждали помощи на мысе. Но, по крайней мере, стало легче дышать.

Когда мы пришли в приемный покой, Глеба как раз повезли на томографию, и нам предложили подождать.

- Принести тебе что-нибудь? – предложил Бранко. – Еда здесь так себе, но кофе можно выпить.

Я отказалась, он принес себе стаканчик кофе. Время тянулось страшно медленно, и мне хотелось хоть чем-то его заполнить, но я никак не могла придумать тему для разговора, а Бранко молчал, глядя себе под ноги.

- Скажи, - решилась я, - а ты хорошо знал отца Глеба?

- Нет, - удивленно посмотрел на меня Бранко. – Я его и видел-то всего раза два. А что?

- Да нет, ничего. Просто… Я подумала, эта девочка, Майя – она все время повторяла, что он испортил жизнь ее бабушке, а заодно матери и ей самой. Глеб мне рассказывал, что его отец хотел жениться на девушке из Дубровника, но она вдруг ему отказала, хотя была беременна. Глеб сначала думал, что в этом была какая-то тайна, но потом предположил, что все дело было просто в тяжелом характере.

- Вот ты о чем… - вздохнул Бранко. – Да, Ника, характер у него был… Я, конечно, знаю только по разговорам. Что-то от Глеба, хотя он вообще никогда не любил жаловаться. Что-то от своих родителей. Но один эпизод запомнил. Глеб гостил у нас после третьего класса, и отец приехал забрать его домой. На машине. Глеб то ли не собрал вещи, то ли не все собрал, и отец устроил ему выволочку, при мне, при моей бабушке, двоюродном брате. Он не ругался, а долго-долго ему выговаривал, что он безответственный, бестолковый, что из-за него они теряют время. Да за это время можно было пять раз собраться. Мне тогда было здорово неловко, Глебу тем более. Знаешь, Ника, когда мы учились в школе, Глеб всегда с неохотой домой ездил на выходные. Хотя это было раз в месяц, и он скучал по матери.

Бранко встал, выбросил в урну стаканчик, прошел по коридору туда-сюда, снова сел рядом со мной на диван.

- Только не говори ему, что мы с тобой об этом говорили, ладно? Глеб в детстве был таким… не могу вспомнить, как по-русски. Не трусливым, а как это? Пугливым? Нет. Запуганным? Робким? Вот, нерешительным. Как-то так. Совсем не таким, как сейчас. Мы вообще были хулиганами, но ему всегда было трудно на что-то решиться. На какое-то безобразие. Как будто каждый раз думал, что об этом скажет отец, не попадет ли от него. Они уехали в Россию в девяносто третьем. А снова мы встретились только через девять лет. Его отца уже не было. И Глеб… он стал совсем другим. Хотя, знаешь, иногда в нем что-то такое бывает… прежнее.