Вы бы подумали, что свисток был идеей Дженис, но на самом деле она принадлежала моей маме. Свисток был последним, что она мне дала, прежде чем они с отцом сели в машину, чтобы вернуться домой после того, как перевезли меня в мою новую квартиру.

– Ты должна поднять шум, если случится что-то, что тебя испугает или подвергнет опасности, – сказала она. – Если не сможешь закричать, пусть свисток будет твоим голосом.

– Мне он не нужен, – сказала я, сунув его обратно в ее ладонь.

Зачем мама так меня пугает? От того, что она дала мне свисток, в голове у меня закружились мысли об опасностях, подстерегающих на каждом углу. Свисток был подтверждением, что в таком опасном месте людям вроде меня самим не справиться. «На сей раз не будет кого-то вроде Дженис, кто бы с тобой нянчился, Анника. Поэтому возьми свисток».

– Все равно возьми, – сказала она, надевая мне на шею цепочку. – Когда-нибудь он тебе пригодится, и ты будешь благодарна, что он у тебя есть.

Моя мать, как всегда, оказалась права.


Джонатан оставил последнее сообщение на моем автоответчике незадолго до Рождества. Свой переезд в Нью-Йорк я отложила на неопределенный срок, поступив в аспирантуру в Иллинойсе. Я наконец-то почувствовала, что контролирую свою жизнь, и доказала, что могу жить независимо. Переезд сейчас нарушил бы рутину, которая принесла мне большое спокойствие, раскачал бы лодку, над стабильностью которой я так усердно трудилась. «Мне просто нужно еще немного времени, – сказала я в трубку. – Я думаю, что должна закончить свое образование, прежде чем куда-то переезжать».

Теперь я слушала сообщение, которое он оставил для меня. Слезы текли по моим щекам. Это не должно было стать сюрпризом, даже я знала, что он не будет ждать вечно.

Хотя сердце у меня будто разорвалось надвое, я не жалела о своем решении. Но я дорого заплатила за свою независимость, и потерять Джонатана было тяжелее, чем все, что было до того, вместе взятое.

32. Анника

Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне

1992


Уилл появился на пороге моей квартиры, чтобы отвезти меня домой на Рождество.

Я ожидала увидеть родителей, но, открыв дверь, обнаружила вместо них брата.

– Что ты здесь делаешь?

– И тебе счастливых праздников, сестренка.

– Мама сказала, что они с папой приедут.

– Ну да, конечно. Мама занята готовкой, а папа занят… ну чем он обычно занят. Дороги дерьмовые, и мне было скучно, поэтому я вызвался добровольцем.

– Ты никогда не приезжаешь так рано.

– Очевидно, в этом году так вышло.

Уилл взял мой чемодан, я заперла квартиру и последовала за ним к машине.

– Джонатан присоединится к нам на праздники? – спросил Уилл, выезжая на заснеженное шоссе.

– Нет. Все кончено.

Я никогда не произносила этого вслух. Теперь, когда я это сделала, все стало реально и больно. Я снова прокрутила в голове последнее сообщение Джонатана. Определенно кончено.

– Кстати, если тебе интересно. Дело не в том, что я не смогла удержать Джонатана. Дело в том, что я решила его отпустить.


Уилл никогда не бывал дома, когда наступало время украшать елку. Обычно мы с папой срубали ее и тащили обратно к машине, но в тот год было очень холодно, и Уилл велел родителям оставаться дома.

– Мы с Анникой справимся.

Мы поехали в тот самый питомник, где всю жизнь покупали деревья, и долго шли вдоль рядов, пока я не нашла идеальное дерево – семифутовую ханаанскую ель. Я терпеливо ждала, пока Уилл ее спилит.

– Меня уволили, – сказал он, когда мы смотрели, как падает дерево.

– О.

– А ты не хочешь узнать почему?

Походило на вопрос с подвохом.

– Ты правда хочешь, чтобы я знала почему?

Каждый из нас взялся за свой конец, и мы направились к стоянке.

– Я допустил ошибку. Огромную. Это стоило компании больших денег. Я ничего не рассказал маме и папе. Просто сказал, что уволился, потому что мне не нравится эта работа.

Я промолчала. Было достаточно холодно, и изо рта у нас, пока мы, тяжело дыша, тащили громоздкое дерево по снегу, вылетали облачка пара.

– Тебе есть что сказать на этот счет?

– Я все время ошибаюсь, Уилл. Всю мою жизнь постоянно совершаю ошибки.

– Да, но, когда ошибаешься в крупном инвестиционном банке, это серьезно.

Брат опустил свой конец дерева. Я не могла нести его одна, поэтому сделала то же самое.

– Я не приняла противозачаточные таблетки, как должна была, и забеременела.

– Знаю. Неужели ты думала, что мама и папа мне не скажут? Они сказали, ты могла умереть. Я о тебе беспокоился.

– Ты никогда не говорил мне, что беспокоишься. Ты мне не звонил. Не приезжал меня навестить.

– Верно. Я ничего этого не делал, а должен был. Прости меня.

– Ну и что ты теперь собираешься делать? Просто сдаться? – спросила я.

– Что? Нет. Что это вообще за вопрос? Что ты хочешь этим сказать?

Я снова подняла свой конец елки.

– Только то, что жизнь продолжается.


Вернувшись домой, мы нарядили елку. Уиллу не по-нравилось, как мы с папой сделали это в прошлом году, и он убедил меня сделать это на старый скучный лад. «Ничего креативного, да, наплевать». Но приятно было провести так день. Мне нравилось развешивать блестящие украшения, я испытывала трепет от того, что включаю световую гирлянду и вижу, как вспыхивают лампочки. Мама то и дело предлагала подбросить еще одно полено в огонь, потрескивающий в камине, принести какао, включить рождественскую музыку. Я сказала «да» какао, но «нет» – музыке.

– Мама так счастлива, – сказал Уилл.

– Как ты определяешь?

– Ты что, издеваешься надо мной?

– Нет. – Я придвинула стул поближе к елке, чтобы закрепить на ней ангела. – Разве мама не всегда счастлива?

– Никто не бывает всегда счастлив.


Когда мы закончили наряжать елку, Уилл сел рядом со мной на диван. Я накрыла колени старым шерстяным пледом, который мама всегда зимой клала на спинку дивана. Уилл поставил себе на колени бумажную тарелку с рождественским печеньем и открыл банку пива. Он откусил кусочек печенья и отпил пива, и в желудке у меня все перевернулось.

– Выглядит отвратительно.

– Не ругай, не попробовав. В холодильнике есть еще пиво. – Уилл протянул мне тарелку с печеньем, и я взяла одно.

– Я люблю только фруктовое вино, – сказала я с полным ртом теста в глазури. – Предпочтительно вишневое.

– Я видел в холодильнике бутылку персикового вина. Выглядит… ужасно. Но, может, тебе понравится?

Уилл встал и пошел на кухню. Когда он вернулся, в руках у него был бокал, наполненный светло-янтарной жидкостью. Я понюхала ее, и запах мне понравился. Определенно это был персик. После первого глотка вино показалось мне немного грубоватым, но чем больше я пила, тем приятнее становился вкус.

– Поделись со мной пледом, – попросил Уилл.

Я подвинула часть пледа к нему, и, слегка встряхнув его, Уилл укрыл нас обоих.

– Что ты привезла родителям на Рождество? – спросил он.

– Папе я подарю книгу, а маме – кухонные полотенца.

– Разве ты не это и в прошлом году дарила?

Как Уилл мог помнить подобные вещи? Мне пришлось напрячь мозги, чтобы вспомнить, что я покупала для них в прошлом году, когда пыталась придумать, что подарить в этом.

– Да, но это беспроигрышный выбор. Похоже, им обоим понравились прошлогодние подарки.

Честно говоря, я немного волновалась по этому поводу, и в будущем году придется придумать что-то другое. Одни и те же подарки три года подряд, вероятно, будут чересчур.

– Надо не забыть рассказать Дженис об этом вине.

Уилл допил пиво, и я протянула ему свой пустой бокал.

– Похоже, кому-то нужно добавки, – сказал он.

В предпраздничные дни мы занимались всякими рождественскими делами. Уилл был прав, ведь мама действительно казалась счастливой. Она все время улыбалась или напевала что-то себе под нос и постоянно заходила в гостиную, когда мы с Уиллом были там. Она стояла в дверях и просто смотрела на нас, а Уилл тогда смеялся и говорил:

– Ну хватит, мама!

Мы вчетвером смотрели «Эту замечательную жизнь», и мне было больно видеть Джорджа Бейли на том мосту. Но я была в кругу семьи, и впервые в жизни я почувствовала, что мы все вместе.


Когда каникулы закончились, Уилл вызвался отвезти меня обратно в колледж.

– Дороги все еще не очень хорошие. Я подброшу Аннику.

Брат был в хорошем настроении, потому что на следующей неделе ему предстояло собеседование в крупной фирме в Нью-Йорке, и завтра он должен был лететь домой, чтобы подготовиться. Уилл велел мне скрестить за него пальцы, и я сказала, что сделаю это, хотя это не будет иметь никакого отношения к тому, получит ли он взаправду работу или нет.

Мама обняла меня на прощанье.

– Это было поистине замечательное Рождество. В этом году я получила все, о чем мечтала, Анника. Все на свете.

Я не знаю, почему я так волновалась. Очевидно, кухонные полотенца в конце концов обернулись идеальным подарком.

– Почему ты был со мной так мил? – спросила я Уилла по дороге в кампус. Меня утешало, что мы с братом больше не враждуем, но я не понимала, как это случилось, и хотела, чтобы он мне объяснил.

– Может быть, теперь я лучше тебя понимаю. Сомневаюсь, что раньше я хоть сколько-то тебя понимал.

– А я вообще никого не понимаю.

– Я хочу, чтобы ты знала: если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, я всегда буду рядом. Когда-нибудь, когда мамы и папы не станет, мы останемся вдвоем.

– Ладно, Уилл. Спасибо.

Я не помнила, чтобы когда-нибудь обнимала брата, но в тот день перед тем, как он ушел, Уилл протянул руки, и я шагнула к нему навстречу. Его объятия были такими же крепкими, как и у моей матери.


Два года спустя, окончив Университет Иллинойса, я получила степень бакалавра и магистра. Я начала искать квартиру в городе и ходить на собеседования в разные библиотеки, готовясь к карьере, о которой так давно мечтала.