Грейвс Трейси Гарвис - Девушка из его прошлого

– Ты знаешь, на каком этаже он был? – спрашивает Дженис.

– Нет.

Мы выбираем столик наугад и представляемся стоящим возле него людям. Делимся тем, что знаем, а это не так уж много, и взамен получаем обрывки информации, большей частью которой мы уже обладаем. Люди пытались покинуть здание. Они спустились вниз и были вынуждены подняться обратно. Какой-то мужчина из Нью-Гэмпшира рисует нам схему на бумажной салфетке, показывая возможные маршруты, которыми они могли бы воспользоваться.

– Физически сильные люди могли выжить, если спустились достаточно низко. Нельзя терять надежду.

Люди здесь по нескольку дней не меняли одежду, и у многих под глазами залегли тени. Компания Джонатана потеряла около семисот сотрудников. Все тут подавлены и отчаянно пытаются получить хоть какие-то сведения.

На длинном столе в передней части зала лежат информационные пакеты. В них есть номера телефонов соседних больниц, и мы сверяем их со списком, который распечатала Дженис, чтобы убедиться, что мы побывали во всех. Мы стоим в очереди, чтобы заполнить заявление о пропаже человека, которое состоит из восьми страниц. К сожалению, у Джонатана очень мало уникальных примет. Никаких татуировок, пирсинга или волос на лице, которые отличали бы его от всех остальных темноволосых, голубоглазых, гладко выбритых мужчин, разделивших его участь. У него есть шрам на колене от операции на связках, которые он порвал на втором курсе колледжа, когда катался на лыжах. Это обычная травма и вряд ли стоит упоминания, но я все равно вношу в список.

На стенах люди развешивают фотографии своих близких с их именами и подробными сведениями. Дженис на своем компьютере сделала такую листовку про Джонатана, разместив на ней фотографию, которую я ей прислала, и мы прикрепляем ее кнопками, которые берем из коробки на полу. На стене много листовок и фотографий, и я чувствую себя обязанной посмотреть на каждую и прочитать информацию.

Кто-то кладет руку мне на плечо, и я вздрагиваю.

– Мне очень жаль, – говорит женский голос. У этой женщины средних лет бейджик с именем Эйлин. – Я консультант по скорби, если вы хотите поговорить.

– Мне не нужен консультант по скорби, – говорю я, ведь мне он действительно не нужен. – Это для людей, чьи близкие умерли.

Эйлин снова похлопывает меня по руке и плывет к рыдающей паре, стоящей в нескольких футах справа от меня.

На подиум в передней части зала поднимается мужчина.

– Пожалуйста, если вы еще не заполнили заявление о пропаже близкого человека, сделайте это сейчас.

Толпа согласно бормочет, но потом поднимаются гневные голоса.

– Почему компания не прилагает больше усилий, чтобы спасти выживших? – кричит женщина из середины зала. – Вызовите экспертов. Людей, обученных прочесывать завалы.

– Мы занимаемся финансовыми услугами, а не поисково-спасательными работами, – говорит мужчина.

– Но в распоряжении компании значительные финансовые активы. Почему их не используют, чтобы помочь людям, которые заработали для компании все эти деньги?

Толпа разражается криками, и мужчина покидает трибуну. После этого никто не знает, что делать, включая меня и Дженис, поэтому мы делаем то единственное, что можем: мы молимся, говорим и слушаем, и как бы это ни было полезно, я не могу не думать, что мы теряем драгоценное время.

15 сентября 2001 года

На следующий день рано утром мы возвращаемся в бальный зал отеля, потому что не знаем, куда еще пойти. Вскоре после десяти, когда мы с Дженис пьем теплый чай из пластиковых стаканчиков, на подиум выходит мужчина и представляется как глава компании. Он объявляет, что выживших искать перестали. Через четыре дня после обрушения надежды на то, что кто-то еще будет вытащен из-под завалов живым, стремительно тают, но, услышав, как кто-то произносит это вслух, толпа реагирует быстро и душераздирающе. Пронзительные рыдания и крики отчаяния заглушают все, что пытается говорить этот человек. Дженис обнимает меня и поддерживает, как будто боится, что у меня подогнутся колени, но это не так, потому что я не верю тому, что он говорит. Это может быть верно для некоторых сотрудников, но не для Джонатана.

– Анника… – начинает Дженис.

– Он был на лестнице, – возражаю я. – Джонатан сказал, что спустится вниз, и как раз собирался это сделать, когда связь прервалась. Судя по времени падения башен, он должен был успеть добраться до вестибюля, выйти на улицу и отойти подальше. Брэд же выбрался, а он даже не стал спускаться вместе с Джонатаном. Он остался и все-таки выбрался!

Я кричу и плачу.

Мужчина кладет руку мне на плечо, и я разворачиваюсь с такой яростью, что он быстро делает шаг назад.

– Простите, но кого, вы сказали, вы ищете?

– Моего парня, его зовут Джонатан.

– Мой сын и человек по имени Джонатан помогли коллеге моего сына, у которого на лестнице случился приступ паники.

– Вы знаете, на каком этаже это было? – спрашивает Дженис.

– На пятьдесят втором.

– Я не знаю, на каком этаже был мой парень, но я уверена, что он был ниже.

– Мой сын тоже был там, но, по словам некоторых людей, которые там находились, он и этот Джонатан вернулись наверх.

– Вам удалось найти своего сына? – спрашиваю я дрожащим от страха голосом.

Глаза мужчины наполняются слезами.

– Нет.

Вот оно. Вот причина, почему Джонатан не перезвонил и мы не можем найти его, – он погребен под тлеющими развалинами Южной башни.

– Мне очень жаль, – говорит мужчина.

Дженис сжимает его локоть, потом обнимает меня за плечи.

Мы выходим из бального зала и садимся на скамейку за дверью, поскольку там немного тише. Дженис сдалась. Я знаю это, потому что она не говорит мне, каким должен быть наш следующий шаг. Она предложила все, что, по ее мнению, мы можем сделать, и теперь, после этой ужасной новости, ничего не осталось. Она не может вечно торчать со мной в этом отеле. У нее есть ребенок, о котором нужно заботиться. Есть ее собственное горе по друзьям и знакомым, которых она потеряла во время теракта. Никогда в жизни я не чувствовала такой безнадежности.

У Дженис звонит телефон. Она нажимает на кнопку приема и произносит:

– Нет. Мы все еще в отеле. – Она еще с минуту слушает звонящего. – Я думаю, это было бы действительно здорово.

Потом подруга протягивает трубку мне.

– Алло?

– Оставайся на месте, – говорит мой брат. – Я еду к тебе.

Дженис идет домой, а Уилл находит меня в коридоре возле бального зала и выводит наружу. Я моргаю от солнечного света и делаю глубокий вдох. Воздух стал чище, и нам пока не нужны маски. Повсюду развешаны плакаты и листовки с фотографиями пропавших людей. Они приклеены скотчем к фонарным столбам, перилам и окнам. Те, что сорвались с мест, валяются на мостовой, и их уносят порывы ветра. Я стараюсь не наступать на фотографии, когда мы с Уиллом идем по городу пешком. Кое-кто несет свечи, пока не зажженные, но предназначенные для сегодняшней новой волны траура.

Мой брат пересматривает свою теорию: Джонатан не лежит под обломками, а был доставлен в больницу.

– Возможно, он пострадал и не в состоянии говорить, – объясняет Уилл.

– Мы обошли все больницы, – возражаю я.

– Ты ходила туда два дня назад, когда там царил сущий хаос. Кто-то уже скончался. Доставили новых пациентов. Там было много путаницы. Давай проверим еще раз.

Я соглашаюсь, потому что идея Уилла имеет определенный смысл и мы все равно ничего больше не можем сделать. Я буду в порядке, пока мы будем двигаться, пока будем искать Джонатана.

– С чего мы начнем? – уточняю я.

Уилл улыбается.

– Я всегда считал, что хорошо начинать с самого начала.

Я тоже улыбаюсь, потому что всегда хорошо начинать с нуля и потому что будто впервые в жизни мы с Уиллом были на одной волне.

На листке бумаги, который я достаю из кармана, перечислены больницы, которые мы с Дженис уже посетили, галочкой отмечены все пятнадцать. Листок стал серым от наших грязных рук и порвался от многократных складываний. Я протягиваю его Уиллу, и он его изучает. Брат переворачивает листок, рисует карту с названиями ближайших достопримечательностей и улиц, а после ставит крестик, чтобы показать, где мы находимся. Он добавляет названия больниц, расположение которых ему уже известно, и присваивает им номера – в соответствии с тем, где наиболее вероятно найти Джонатана. Он указывает на номер один.

– Вот, – говорит он. – Начнем отсюда.

Моя решимость начинает ослабевать. Мы стоим в коридоре девятой больницы. У меня болят ноги, и я больше всего на свете хочу вернуться в дом Дженис и рухнуть в постель. Но я не смогу уснуть, пока мы не закончим.

– Можно нам присесть на минутку? – спрашиваю я.

– Конечно, – отвечает Уилл.

В коридоре нет стульев, поэтому я сползаю спиной по стене, пока не сажусь на холодный кафельный пол. Уилл делает то же самое.

Меня даже не волнует, что в данный момент мы ничего не делаем. Нам столько раз сегодня отказывали, и мне нужен перерыв.

Я хочу быть сильной или казаться сильной перед Уиллом, потому что он был так добр, что вызвался мне помогать. Но я достигла своего предела, и по моим щекам текут слезы. Вскоре словно бы прорывает плотину, и я начинаю рыдать. Уилл обнимает меня за плечи.

– Мы можем проверить оставшиеся шесть больниц в списке, но если Джонатана нет ни в одной из них, это конец. Как только снимут запрет на перелеты, я полечу домой.

Из комнаты в конце коридора выглядывает медсестра, потом направляется к нам.

– Как, вы сказали, он выглядит?

Я с трудом поднимаюсь на дрожащих ногах.

Уилл тоже встает.

– У него темно-каштановые волосы. Голубые глаза. На пару дюймов выше шести футов. У него шрам на колене от порванных связок.

– Сколько ему?

– Тридцать два года.