Миллер откинул голову назад и закатил глаза к потолку.

– Черт бы ее побрал.

– О чем она говорила?

Он сел рядом со мной, прикрывшись по пояс, и провел рукой по взъерошенным волосам.

– Она имела в виду Лос-Анджелес. Я пообещал ей, что если подпишу контракт, то возьму с собой на запись альбома. В качестве личного помощника.

Меня словно окатили ледяной водой, а щеки запылали, как от пощечины.

– Зачем… зачем ты это сделал? Тебе нужен личный помощник?

– Мне ничего не нужно, – отрезал он. – Это нужно ей. Чтобы получить путевку в жизнь. Наладить собственные связи, а потом она уйдет. Я бы даже не подумал этого делать, если бы она не нуждалась в… помощи. Большего я не могу рассказать. Я обещал ей сохранить тайну. – Он тихо выругался. – Знаю, как это выглядит…

– Как это выглядит, Миллер? – спросила я дрожащим голосом. – Ты собираешься жить с ней?

– Нет. Я не знаю, где буду жить, но… нет. Между нами ничего нет, клянусь. И да, понимаю. Я говорю, как последняя сволочь. Я собирался все тебе рассказать и объяснить.

– Почему ты не сказал мне об этом перед отъездом? Как долго вы с ней это планировали?

– Ничего я не планировал. Перед отъездом она взяла с меня обещание. Буквально по дороге в аэропорт. Это казалось безумной и нереальной идеей, но, с другой стороны, получить контракт на запись тоже.

Я покачала головой и вылезла из постели, чувствуя себя еще более обнаженной. Быстро натянула футболку и шорты.

– Поговори со мной, Ви, – попросил Миллер. Он прокашлялся. – Я думал, ты мне доверяешь.

– Я не доверяю ей. Она любит вести долгие игры. Ей потребовался целый учебный год, чтобы отомстить мне за то, что я стала Королевой Осеннего бала, но в итоге все равно это сделала. И каким-то образом устроила так, чтобы ты стал королем Выпускного.

Он поморщился, потом фыркнул.

– Да ладно. Глупость несусветная.

– Правда. Ты этого не видел. Ее не видел. Заявила на тебя права перед всей школой. У меня на глазах. Это было унизительно. Но что еще хуже, это… это просто больно.

Миллер порылся на полу в поисках нижнего белья, натянул его и подошел ко мне.

– Мне очень жаль, Ви. Я не знаю всех ее мотивов, но понимаю, что без нее я бы не смог заполучить контракт. А сейчас мне это очень необходимо. Мне дали денег. Аванс. Я могу отдать его маме и избавиться от Чета. – Он осторожно взял меня за плечи. – Клянусь, я только твой. И знаю, что это похоже на пощечину. Вижу по твоим глазам, и я… – Он оборвал себя на полуслове, его переполняли разочарование и боль. Он с трудом сглотнул. – Я люблю тебя. Ничто и никогда этого не изменит.

– А она собирается попытаться, – слабым голосом ответила я.

– И обломается. Обломается, потому что я ей даже не позволю попытаться.

Во мне бушевали ревность и неуверенность в себе. Но я знала Миллера. Дав обещание, он его сдержит. Он обещал помочь Эвелин, и я не могла просить его нарушить слово.

– Я должна доверять тебе, – неохотно выдавила я. – Или у нас ничего не останется.

Миллер притянул меня в крепкие объятия. Я прижалась щекой к его теплой груди, слушая вибрацию его голоса.

– Ты можешь мне доверять. Я делаю ей одолжение, вот и все. Ты будешь в часе полета. Стану навещать тебя, или ты ко мне прилетишь этим летом, до начала занятий. И в ту самую гребаную секунду, когда альбом будет готов, я вернусь…

– Меня здесь не будет.

Он напрягся.

– Что, почему?

– Мои родители разводятся и продают дом. У меня нет денег на наш университет, поэтому я еду в Техас. Бейлор заплатит за мое обучение.

– Техас, – повторил он, отпуская меня и садясь на край кровати. – Господи. Когда это случилось?

– Я вчера узнала. Они разорены. Ничего не осталось.

Он покачал головой, уткнувшись взглядом в пол.

– Мне очень жаль, Ви. И за Санта-Круз. Знаю, что это была твоя мечта.

Я села на кровать рядом с ним.

– Что нам теперь делать?

– Не знаю. «Голд Лайн» собирается записать альбом, и, если все получится, зайдет разговор о туре. Я смогу выступать на разогреве у Эда Ширана.

– Эд Ширан? О господи… Это очень круто, – воскликнула я, поражаясь, как разбитое сердце могло переполняться радостью.

– Это еще не точно, но черт, Ви. Я думал, что труднее всего будет справиться с такой долгой разлукой… – Его глаза расширились от внезапной мысли, и он схватил меня за руку. – Поехали со мной.

– Куда? В Лос-Анджелес?

– Да, и, если состоится тур, ты тоже поедешь со мной.

– А как же моя учеба?

– Всего на год. Джек Вильегас, сотрудник из «Голд Лайн», он действительно очень в меня верит, Ви. Как и ты. Может быть, я заработаю достаточно денег, чтобы оплатить твое обучение. И в следующем году сможешь поступить в Калифорнийский университет в Санта-Крузе или в Лос-Анджелесе. Это может сработать.

После стольких лет недоверия и сомнений его переполняла надежда. Но я покачала головой.

– Не могу.

На его лице отразилось разочарование, взгляд помрачнел.

– Из-за Эвелин?

– Не только, но и это тоже. По крайней мере, у нее будет работа. Цель. А чем буду заниматься я? Бегать за вами двумя? А как насчет моих собственных планов? К тому же предложение Бейлора в дальнейшем поможет мне поступить в Медицинскую школу. Потому что у меня впереди еще лет десять учебы в университете. Я должна придерживаться плана. Нельзя прерваться на год или отложить поступление.

Взгляд Миллера стал жестче, челюсти сжались.

– Тогда я могу. Позвоню Джеку и…

– Ни в коем случае, – отрезала я. – Ты должен поехать и записать этот альбом, а я должна преследовать свои цели. Ты не можешь пожертвовать ради них своей мечтой, а я не могу бросить их на год, чтобы повсюду следовать за тобой. Я буду несчастна.

– Несчастна, – повторил он. – Ты будешь со мной.

Мои глаза наполнились слезами.

– Миллер…

– Нет, я все понимаю. Тебе этого недостаточно, – произнес он, и я слышала невысказанные слова.

«Меня недостаточно. Снова».

Эта мысль ясно отражалась в его глазах, смешиваясь с воспоминаниями о том, как когда-то его уже бросали.

– Миллер, подожди, – взмолилась я, когда он начал одеваться. – Мы не закончили, нам нужно поговорить. Во всем разобраться.

– Не могу. Мне пора. Мама и так слишком долго пробыла с Четом.

Он натянул ботинки, взвалил на плечо сумку и взял футляр с гитарой.

Одевшись, остановился передо мной, его тон был жестким.

– Поговорим позже.

Он наклонился, коротко поцеловал меня в макушку и отвернулся. Но я поймала его за руку, развернула к себе лицом и подождала, пока наши взгляды встретятся. Выражение его стальных голубых глаз мгновенно смягчилось. Он бросил сумки с футляром и обнял меня.

Не говоря ни слова, мы прижимались друг к другу. Это тупик. Наша любовь друг к другу слила нас вместе, в то время как обстоятельства разлучали.

Через несколько мгновений он снова взял свои вещи и ушел.

Я опустилась обратно на кровать, где простыни были испачканы кровью. Яркое доказательство произошедшего этой ночью, хотя теперь все казалось лишь сладким сном.

24

Миллер

– Для нас крайне несвойственно выписывать чек новому артисту в первый же день знакомства.

Джек Вильегас напоминал мне Энди Гарсия. Высокий. Угловатые черты лица. Требовательный, но добрый. Мы сидели по разные стороны полированного стола в его кабинете с видом на знак Голливуда. Его карие глаза задержались на ссадине на моей щеке и отпечатках пальцев на шее. Я пытался прикрыть их, но в Лос-Анджелесе было жарко, и пришлось оставить шарф Холдена в отеле.

– Но твоя ситуация несколько особенная, верно? – Он встал и прошелся вокруг стола. На южном солнце поблескивали запонки, а серый костюм, вероятно, стоил больше, чем полгода нашей платы за квартиру. – У тебя редкий талант. Чуть более волнующий, чем у Шона Мендеса, немного уступающий «Bon Iver». Но в тебе есть нечто неосязаемое, то магнетическое притяжение, которое заставляет слушателей чувствовать с тобой связь. Тебе ведь есть что рассказать, верно?

Он не стал дожидаться ответа, потому что уже получил его. Я услышал дальнейшую его фразу прежде, чем она была произнесена; словно эхо сна, который вот-вот обернется реальностью.

– Именно поэтому мы и подписываем с тобой контракт, Миллер. И поскольку нам нравится считать всех наших клиентов членами семьи, ты уедешь отсюда с деньгами. – Он положил руку мне на плечо, как отец своему сыну. – Мы заботимся друг о друге.


Пока я ехал на автобусе из района Вайолет домой, чек на 20000 долларов почти физически оттягивал бумажник. Я чувствовал себя вором и представлял, как полиция окружает автобус, вытаскивает меня и арестовывает. Каким-то образом объявится Джек Вильегас и скажет, что все это было огромной ошибкой.

Глупые фантазии, но это лучше, чем столкнуться с реальностью переезда Вайолет в Техас. Мне нужно хоть чем-то занять мысли. Первым делом в это утро надо избавиться от Чета и передать чек маме.

Но Вайолет не выходила из головы. В мысли просочились воспоминания о нашем первом разе и вытеснили все остальное, даже то, как я сидел в офисе звукорежиссера и слушал о начале моей совершенно новой жизни.

Меня трясло в автобусе, но мысленно я все еще был на кровати, с Вайолет подо мной. Прекрасной, идеальной. Я так долго любил ее, столько раз мечтал о нашей первой ночи. Но оказаться с ней в одной постели, обнаженными, внутри нее – лучше любой самой пылкой фантазии. Она вызвала во мне ощущения в миллион раз более сильные, чем все, что я когда-либо мог испытать за бесплодные годы желания.

А теперь я терял ее.

И снова пришлось оторвать от нее свои мысли.

«По одной куче дерьма зараз, благодарю».

Автобус остановился у апартаментов Лайтхаус. Я вышел, но сначала направился к хижине, чтобы спрятать сумку и гитару. Я принял инсулин, съел яблоко с пакетиком чипсов и запил бутылкой воды, купленной в аэропорту накануне вечером. Завтрак чемпионов.