Асунсьон поблагодарила соседа за сообщение и тотчас же собралась ехать в город, упросив Шанке не покидать «Эсперансу» до ее возвращения.


Гонсало не терял надежды скомпрометировать Адальберто в глазах дона Мануэля и тем помешать своему незаконнорожденному брату жениться на Виктории.

— Этот человек — проходимец, — уверял Гонсало тестя. — У него нет ни состояния, ни хорошей профессии. Обыкновенный бродяга, вознамерившийся обеспечить свое будущее за счет Виктории.

— Нет, ты не прав, — спокойно возразил Мануэль. — У Адальберто процветающее дело в Альто-Валье, которое он унаследовал от матери. К тому же все эти годы он всячески поддерживал Викторию и не раз доказал, что является настоящим другом. Да и твой отец, дон Федерико, очень уважает Адальберто.

— Я знаю, как Гутьеррес умеет втереться в доверие к порядочным людям, — хмуро молвил Гонсало, поняв, что ему не удастся убедить дона Мануэля.

А тот в свою очередь буквально ошеломил Гонсало неожиданным предложением.

— Я уже стар, — сказал Мануэль, — мне трудно управляться с делами, и я хотел бы постепенно передать их тебе. Надеюсь, ты не откажешься?

Разумеется, Гонсало не мог отказаться от такого подарка! Ведь он с самого начала только и мечтал о том, как бы прибрать к рукам весь капитал дона Мануэля. И теперь, когда перед ним открылись столь заманчивые перспективы, он тем более не мог допустить, чтобы Адальберто стал членом семьи Оласабль.

Отправившись к отцу, Гонсало открыто потребовал от него поставить на место Адальберто, запретив тому жениться на Виктории.

— Хватит того, что он просадил все наши деньги! — возмущенно говорил Гонсало. — За три года пустил на ветер целое состояние! Ведь у тебя, как мне стало известно, дела идут из рук вон плохо.

— Да, мне в последнее время не везло в делах, — ответил ему дон Федерико. — Но это лишь потому, что я стал стар, а ты уехал, решил жить самостоятельно. И единственным человеком, который выручил меня в трудную минуту, помог деньгами, — был Адальберто! Он буквально спас меня от банкротства.

— Как же низко вы пали: просить помощи у какого-то бродяги! — заметил на это Гонсало,

— Адальберто — не бродяга! И поступил он — как настоящий сын. В отличие от тебя…

— Ну да, запретный плод вашей любви, он вам дороже, — язвительно усмехнулся Гонсало.

— Не надо издеваться над тем, что было в прошлом и чего нельзя исправить, — сказал дон Федерико. — У меня — два сына, и обоим есть за что меня упрекнуть. Поэтому я и делаю все, чтобы хотя бы в дальнейшем вы оба были счастливы и не враждовали между собой.

— Нет! Никогда я не признаю этого проходимца своим братом! — кипя от гнева, воскликнул Гонсало. — А если вы не отговорите его от помолвки с Викторией, то мне придется открыть всем вашу тайну. За грехи молодости надо платить!

Оставив отца размышлять над этой угрозой, он отправился к жене, которую тоже надо было настроить против Адальберто.

Однако и тут надежды Гонсало не оправдались: Мария горой встала на защиту Адальберто, говоря, что он всегда был надежным другом и она рада, что Виктория в него влюбилась.

А вот намерение дона: Мануэля передать все дела зятю огорчило Марию, о чем она прямо сказала не только отцу, но и Гонсало.

— Ты не веришь в мои предпринимательские способности? — с обидой и злостью спросил Гонсало.

— Меня пугает твое непомерное тщеславие и страсть к деньгам, — честно призналась Мария. — Боюсь, как бы предложение отца не вскружило тебе голову, и ты вновь не пустился в весьма рискованные предприятия.

Гонсало грубо оборвал ее, сказав, что это не женское дело — совать нос в финансовые вопросы семьи. Мария тоже не осталась в долгу, защищая свое достоинство, и впервые за три года между супругами Линч возникла серьезная размолвка.

— Ты — холодная, бездушная кукла! — не желая больше сдерживаться, обвинял жену Гонсало. — Все эти годы я пытался пробиться к твоему сердцу, к твоим чувствам, но ты, кажется, вообще не способна на любовь!

— Ничего ты обо мне не знаешь! — вырвалось у Марии, о чем она тотчас же пожалела, потому что Гонсало сразу ухватился за ее слова:

— Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что любишь другого?

— Оставим эти никому не нужные разговоры о любви, — с досадой произнесла Мария. — Будем жить, как жили до сих пор…

Но Гонсало не был удовлетворен ее ответом и решил проверить свои подозрения, использовав для этого бесхитростную Домингу.

— Ты лучше всех знаешь Марию, — подкатился он к старой няньке, — посоветуй, что я могу для нее сделать. По-моему, Мария несчастна со мной, а я готов отдать все, только бы она улыбалась.

— Будьте с ней поласковей, любите ее, балуйте как ребенка, — только и могла подсказать Доминга.

— Да, все это я знаю. Но как сделать, чтобы она забыла того, другого?

— Какого другого?

— Тебе же известно, что она была влюблена. Мне это тоже известно, — продолжал блефовать Гонсало. — Как стереть его образ из памяти Марии?

— Это дело прошлое, сеньор. Несбывшаяся мечта сеньориты и солдата, — тяжело вздохнула Доминга. — Постарайтесь забыть об этом. Как постаралась она, когда вышла за вас замуж.

«Вот, значит, как все было! Мария обманула меня!» — задыхаясь от возмущения, подумал Гонсало, а вслух спросил:

— Не знаешь, что стало с тем солдатом?

— Беднягу осудили за дезертирство, — ответила простодушная Доминга. — С тех пор как его поймали тут в саду, в день вашей свадьбы, ни я, ни кто-либо другой его не видели.

«Значит, она изменяла мне с сержантом Муньисом, дезертиром! — кипел от негодования Гонсало. — В день свадьбы изменяла!»

Ему хотелось не просто высказать Марии все, что он о ней думает, но избить ее, уничтожить! И, чтобы справиться с этими чувствами, скрыть обуревавшую его ярость, Гонсало заехал к Сантьяго и повез его в таверну.

— У меня есть серьезная причина, чтобы напиться, — пояснил он приятелю.

Затем, когда выпито было уже достаточно много, рассказал все, что узнал сегодня от Доминги.

— Я искренне любил ее! А она наплевала мне в самую душу! Никогда ей этого не прощу. Найду Маргариту и сделаю ее королевой! Капитала Оласаблей вполне для этого хватит.

— Оставил бы ты в покое Маргариту, — посоветовал Сантьяго. — Она вышла замуж, стала добропорядочной сеньорой. Муж, правда, староват, но, кажется, любит ее, и состояние у него вполне приличное: он владелец почты.

— Дай мне ее адрес! — проигнорировал совет Гонсало. — Маргарита любит меня, и ее муж — мне не соперник. И еще одна просьба: выясни, пожалуйста, что стало с сержантом Муньисом, арестованным три года назад за дезертирство. Буду тебе очень признателен.

Он осушил еще несколько рюмок, а затем, попрощавшись с Сантьяго, пригласил за свой столик Бенито.

— Что, опять есть какое-то дело? — догадался тот.

— Да. И очень ответственное. Разумеется, на прежних условиях.

— Я всегда к вашим услугам, — выразил готовность Бенито.

— Тут есть один мазила, возомнивший себя художником. Адальберто Гутьеррес, — сказал Гонсало. — Мне он — как кость в горле…

— Все можно устроить, — успокоил его понятливый Бенито.

— Я в этом не сомневаюсь. Но надо сделать так, чтоб не было осложнений.

— Об этом не волнуйтесь, дон Линч, — уверенно заявил Бенито. — Я ведь никогда вас не подводил.


Марии показалось странным, что Виктория слишком спокойна накануне помолвки.

— Ты не похожа на счастливую невесту. Почему? — спросила она. — Разве ты не любишь Адальберто?

— Люблю, — не стала откровенничать с сестрой Виктория. — Но это ж еще не свадьба, а только помолвка.

— И все же мне кажется, ты что-то от меня скрываешь, — проявила настойчивость Мария. — У тебя грустные глаза.

— Это потому, что мы обе уже никогда не будем счастливы, — вновь ушла от прямого ответа Виктория. — У тебя ведь тоже грустные глаза.

— Но тебе же известно, что я не люблю Гонсало. И никогда не смогу полюбить.

— Ты все еще помнишь Энрике?

— Да! И молюсь о нем каждый день! — призналась Мария.

— Но как же ты можешь жить с Гонсало? Я бы не вынесла такой пытки.

— Это действительно очень трудно, — согласилась Мария. — Но я смирилась со своей участью. А теперь, когда у меня будет ребенок…

— Ты беременна?!

— Да, я поняла это совсем недавно. Гонсало еще ничего не знает.

— Ты рада, что у тебя будет ребенок? — с некоторой опаской спросила Виктория.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — печально молвила Мария. — Конечно, мне хотелось бы родить ребенка от любимого человека. Но что поделаешь? В этом малыше я вижу единственное спасение и смысл всей моей дальнейшей жизни.

Тягостное впечатление осталось у Виктории после разговора с сестрой: ей было жаль Марию, жаль себя, жаль Адальберто, вынужденного разыгрывать вместе с нею этот фарс. Ему сейчас, пожалуй, труднее всех: ведь он любит ее и не раз об этом ей говорил, да и она чувствовала, с какой нежностью относится к ней ее «жених».

Совсем недавно, когда уже было объявлено о помолвке, Адальберто вновь попытался намекнуть Виктории, что не прочь был бы жениться на ней взаправду. И ей немалых усилий стоило огорчить его и на этот раз. Но у нее перед глазами был печальный опыт сестры, и это помогло Виктории сохранить твердость.

А как мучился Адальберто, когда все вокруг поздравляли его с предстоящей женитьбой! Особенно тяжко было обманывать самых близких — дона Федерико, Эулохию, Эрнана.

Долорес, узнав о помолвке, не смогла даже с ним разговаривать, расплакалась. Она не скрывала, что любит Адальберто, и, хотя он никогда ее давал ей повода для надежд, продолжала уповать на чудо. Теперь же у нее не осталось никаких иллюзий.