– Мне можно войти? Это личное дело, и я уверена, что вы бы не хотели, чтобы кто-то другой это слышал. Кроме того, здесь очень холодно.

Я неохотно открыла дверь шире, давая ей войти. Снимая пальто, она осмотрелась по сторонам. Ее пальцы замерли на последней пуговице, стоило ее взгляду упасть на вентиляционные отверстия в черно-белую полоску – в тон ковру а-ля зебра. Я не решилась отдать его даже в благотворительный магазин, опасаясь, что там меня неправильно поймут. Кроме того, учитывая предстоящие нам малярные работы, он мог бы пригодиться в качестве удобной подстилки или чехла.

– Я не имею никакого отношения к декору, моя семья тоже, – поспешила добавить я, заметив в ее глазах вопрос. – Мы с Софи Уоллен постараемся вернуть дому его естественную цветовую гамму.

Она продолжила свое вращение, как будто пыталась получить круговой обзор вестибюля с его калейдоскопом красок.

– Это чистой воды профанация, – сказала она, и я с удивлением отметила про себя гнев в ее голосе. – Некоторые люди сочли бы за честь жить в таком историческом доме, как этот. У меня просто в голове не укладывается, как можно… – Она указала на стены цвета фуксии. – Это противоречит любой логике.

– И хорошему вкусу, – пробормотала я и увидела, как уголки губ Ребекки в улыбке поползли вверх. Я пристально посмотрела на нее, не в силах избавиться от ощущения, что вижу что-то знакомое. Но что? Увы, ощущение это длилось всего несколько мгновений.

– Кто это, Мелани?

– Здесь мой отец, – объяснила я Ребекке, ведя ее за собой в гостиную.

Он, словно загипнотизированный, стоял перед портретом девушек спиной к нам.

– Я вижу что-то от твоей матери и тебя в той, что выше ростом, – сказал он. – Но та, что пониже. – Он покачал головой. – Удивительное физическое сходство, но есть… в ней что-то еще. Нечто, что заставляет меня думать, что они не сестры. Может, кузины?

Я остановилась позади него.

– Пап? Это Ребекка Эджертон, репортер, которая пишет материал о моей матери.

Отец повернулся к ней и протянул для рукопожатия руку.

– Приятно наконец встретиться с вами. Джек рассказывал мне о вас.

Я посмотрела на Ребекку. Похоже, та была удивлена не меньше меня.

– Правда? – сказали мы в унисон. Мой отец нахмурился, глядя то на нее, то на меня.

– В основном из-за вашего сходства с Эмили.

– О! – вновь произнесли мы в унисон, правда, Ребекка несколько разочарованно. Но на его рукопожатие ответила.

– Ну что ж, приятно познакомиться, полковник Миддлтон.

– Смотрю, вы провели исследование, – сказал отец, довольный тем, что она правильно назвала его ранг. В прошлом, когда он все еще пил, люди в барах, глядя на его знаки отличия и медали, называли его генералом, но он не исправлял их.

– Это моя работа, сэр. Я уже давно работаю над материалом о вашей бывшей жене. Вы удивитесь, сколько информации о ней я уже нашла.

Он быстро посмотрел на меня в немом вопросе, а затем снова перевел взгляд на Ребекку.

– О, вы удивитесь, сколько скелетов спрятано в нашей семье. Правда, мы не намерены делиться ими с вами.

– В самом деле? Вы даже не представляете, насколько разнообразны мои методы, когда дело касается раскрытия семейных тайн. Правда, я не намерена делиться ими с вами.

К моему негодованию, мой отец рассмеялся и с восхищением посмотрел на Ребекку.

– Теперь мне понятно, почему Джек все еще говорит о вас.

– У меня назначена встреча, так что если вы пришли, чтобы сказать мне что-нибудь?.. – произнесла я в надежде, что это вынудит ее уйти.

Ребекка одарила меня ледяным взглядом.

– Да, простите. Сегодня утром мне позвонил один из моих источников в офисе коронера. Это человек с довольно хорошими связями. Я уже написала мой материал и отправила его в газету, попросив, однако, не пускать его в печать, пока не поговорю с вами.

– И если нам не понравится то, что вы написали, вы это не напечатаете?

Я пыталась скрыть неприязнь в голосе, но ничего не могла с этим поделать. Было в Ребекке Эджертон нечто такое, что напомнило мне ощущение, какое бывает, если впиться зубами в холодное мороженое.

– Нет. Я делаю это исключительно из вежливости, учитывая ваше знакомство с Джеком.

Я скрестила руки, чтобы ненароком не придушить ее.

– Тогда вам лучше поторопиться и рассказать нам, чтобы вы могли напечатать эту историю.

– Получены предварительные результаты осмотра человеческих останков, найденных в лодке, – начала она без всякой преамбулы, но для вящего эффекта сделала паузу. – Они определенно принадлежат женщине, и, по оценкам экспертов, на момент смерти ей было около двадцати лет.

– Это ничего нам не говорит, – сказала я, сложив на груди руки.

– О, это еще не все. – Ее глаза зажглись, как у ребенка в рождественское утро. – Верхняя часть черепа практически цела, но на ней есть признаки травмы, как если бы человека ударили по голове или он получил травму при падении. Что могло стать причиной смерти.

Я опустила руки.

– Ну что ж. Идите и напечатайте это. Какой смысл спрашивать меня об убийстве, которое произошло за сто лет до моего рождения. Лично мне все равно. Иными словами, это старые новости.

Ребекка ощетинилась, по всей видимости, оскорбленная моим упрямым нежеланием признать ее исследовательский талант.

– Думаю, это вся информация, которой я располагаю. – Она поджала губы. – Мне пора. Было приятно познакомиться, полковник…

Она не договорила. Луч желтого света упал на витражное окно. В тот же миг тяжелые облака расступились перед солнцем и, словно дверь, распахнули небо.

– Это… невероятно, – прошептала она, в немом изумлении глядя на окно с его скрытыми фигурами и тайными смыслами.

Я хотела остановить ее, оттащить прочь, объяснить, что это мое окно и лучшая часть моего детства – одна из вещей прошлого, которую я позволила моей памяти лелеять, как некоторые люди лелеют старые вещи, – и я была не в настроении поделиться этим, и уж тем более с ней.

– Это очень необычно для такого старого дома, – сказала она, подходя ближе. Я невольно сжала кулаки, мои ногти больно впились мне в ладони. Отец поспешил встать между Ребеккой и мной.

– Это более поздняя вещь, – сказала я.

Ребекка вытащила из сумочки блокнот и начала записывать.

– Скорее всего, конец девятнадцатого века. – Она повернулась ко мне: – Я права?

Я неохотно кивнула:

– Похоже, вы знаток старых домов.

Пару мгновений она пристально смотрела на меня, затем пожала плечами:

– Ничего удивительного. Работая журналистом, постоянно узнаешь что-то новое. – Она вновь принялась что-то писать в блокноте. – Вы знаете, кто его установил?

– Боюсь, что нет. Почему вы спрашиваете?

Она ни разу не посмотрела на меня, пока писала, но, несмотря на ее тон, я чувствовала: ничто из того, что она сказала мне, не было непродуманным или неуважительным.

– Никогда не знаешь, что сработает в истории, какие мелочи подстегнут читательский интерес.

Вновь повернувшись к окну, я незаметно сунула медальон обратно под блузку и тотчас ощутила кожей удивительный жар, как будто кто-то только что выпустил его из сжатого кулака.

– Правда? – спросила я.

– Правда. Это секрет хорошего журналиста. – Она положила блокнот обратно в сумочку. – Я отняла достаточно вашего времени, поэтому не смею вас больше задерживать. Когда я увижу Джека, я попрошу его пойти к Ивонне Крейг, вдруг ей что-то известно. Она настоящий кладезь информации о Чарльстоне и его истории.

– Я где-то это слышала.

Отец отреагировал на мой сарказм осуждающим взглядом. Сарказм – единственное, чего отец не терпел от меня, и я научилась пускать в ход это оружие лишь вне пределов его слышимости. Я направилась к входной двери.

– Спасибо, что заглянули. Вряд ли эта новость вызовет шумиху в СМИ, но опять-таки решение Бритни Спирс отказаться от трусов тоже ведь оказалось на первой полосе. Так что кто знает.

Ребекка на миг остановилась у входной двери.

– В любом случае для некоторых это будет новостью. У Приоло есть репутация, которую нужно поддерживать, и я полагаю, что находка тела, независимо от того, сколько оно пролежало в земле, вещь не самая приятная, если не откровенно постыдная.

Говоря эти слова, она буравила меня горящим взглядом, и в моей душе вновь шевельнулась тревога. Было в Ребекке Эджертон нечто такое, что она явно скрывала, нечто большее, нежели ее связь с Джеком или ее интерес к моей матери. Я поднесла руку к шее – хотелось убедиться, что медальон не виден из-под блузки. При этом я сама не могла сказать, почему мне хочется спрятать его от ее глаз.

Ребекка слегка нахмурилась:

– Чувствуете запах? Спорю на что угодно, что пахнет… порохом. Да-да, это он. Очень похоже на запах, который витает над полями сражений после исторических реконструкций.

Я сделала вид, будто принюхиваюсь, хотя необходимости в этом не было. Я чувствовала присутствие моего солдата с того момента, как мы вошли в вестибюль.

– Нет, ничего не чувствую, – сказала я, открывая дверь шире, чтобы она поняла намек и ушла.

Ребекка улыбнулась.

– Ну что ж. Тогда это просто запах горящих дров в чьем-то дымоходе. Еще раз спасибо, Мелани, и рада знакомству, полковник, – добавила она, глядя мне через плечо, после чего, вновь посмотрев на меня, сказала: – Когда увидите Джека, скажите ему, чтобы он позвонил мне на мобильный. У него есть мой номер.

– Конечно, – ответила я с улыбкой. Казалось, мое лицо вот-вот треснет. Лишь когда она была у подножия лестницы, до меня дошло, что, помимо моей бабушки, моей матери и меня, она была первой, кто ощутил присутствие солдата. Я посмотрела ей вслед – она уже шагала по дорожке к воротам. Я уже начала закрывать входную дверь, как вдруг почувствовала, что кожа под медальоном на моей груди горит огнем.

Глава 11

Я была занята тем, что пыталась закрыть свой последний чемодан, когда услышала, как внизу звонит Джек.