Пока она говорила, я обвела взглядом кухню. Вокруг царил жуткий кавардак. По всему полу валялись разбросанные рабочие инструменты, как будто ждали моего решения, что им делать дальше. Мой взгляд упал на лопату, лежавшую на полу рядом с грудой выломанных кирпичей. Я подошла к ней и взяла ее в руки.

– Нам надо вернуться туда.

– Зачем?

– Вильгельм утверждает, что там что-то есть. И сегодня, когда он привел меня туда – до того, как мы спросили его про Кэтрин, – он сказал мне, что я должна как следует приглядеться. Он постоянно указывал в дальний правый угол. Вдруг там под полом что-то зарыто?

Джинетт скептически поджала губы:

– А нельзя подождать до утра?

– Неужели ты уснешь, зная, что возможный ответ на тысячи вопросов, которые мы задавали себе, совсем рядом и, чтобы его узнать, нужно лишь быстро выкопать ямку в полу?

Мать вздохнула:

– Пожалуй, ты права. – Она шагнула к пролому и посветила внутрь фонариком. – Я подержу фонарик, а ты будешь копать.

И я второй раз за ночь пролезла в пролом. Пока мать светила мне, я взялась копать твердую, слежавшуюся землю. Вторая трудность заключалась в том, что я не могла выпрямиться полностью. Попробовав в первый раз вогнать лопату вертикально в твердую землю, я поморщилась от боли, пронзившей мою спину.

Впрочем, затем я приладилась. Вместо того чтобы копать, я взялась соскребать землю, снимая каждый раз тонкий слой земли. Мать предложила позвать на помощь Джека, но моя реакция была точно такой, как и ее, когда я предложила вместо него позвонить моему отцу. Так что я продолжала медленно копать мелкую ямку в углу потайной комнаты, пока моя шея и спина окончательно не занемели.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда мне показалось, что мои силы на исходе и я вот-вот рухну, край лопаты задел что-то твердое. Я обернулась на свет за моей спиной, где, как я знала, мать наблюдает за мной.

– Подойди ближе и посвети.

Она выполнила мою просьбу. Опустившись на колени на холодную землю, мы обе посмотрели на то, что я откопала.

– Похоже на фарфор. На вид что-то вроде ручки.

Я кивнула.

– Я хотела сказать то же самое. Но боюсь, что, если я продолжу копать лопатой, я ее разобью. – Я села на корточки, бросила лопату и потерла лицо. – Наверно, я возьму молоток и одну из твоих ложек для грейпфрута. Можно попробовать гвоздодером с обратной стороны головки молотка расковырять по периметру землю, а потом при помощи ложки осторожно выкопать этот фарфоровый предмет.

Мать нахмурилась:

– Софи недавно говорила, какую ценность имеет столовое серебро, которое мы нашли на чердаке. Интересно, что она скажет, когда узнает про наши раскопки.

– Я не намерена ей что-либо говорить, – сказала я, выразительно выгнув бровь. Помня о том, что выпрямляться в полный рост здесь нельзя, я осторожно поднялась с земли. – Я сейчас вернусь.

Пока я выбирала необходимые инструменты, мать ждала меня, стоя в проломе, после чего мы вернулись с ней к месту работ. Здесь мы положили оба фонарика на землю, направив их лучи на ямку в полу.

Мы трудились почти час, ложка за ложкой удаляя землю, пока нашему взору не предстала изящная фарфоровая чашка. К тому моменту, когда стало ясно, что ее можно осторожно извлечь из ее темницы, наше предвкушение было уже почти осязаемым.

Вновь сев на корточки, я повернулась к матери:

– Вряд ли ты захочешь прикоснуться к ней первой.

Она покачала головой:

– Верно. Пока не хочу.

Я кивнула, затем медленно погрузила обе руки в мелкую ямку и медленно извлекла из рыхлой земли бело-голубую фарфоровую чашку.

– Целая. И похоже на дельфтский фарфор, – сказала я и улыбнулась, глядя поверх моей находки на мать.

Та наклонилась ближе:

– Опусти ее, Мелли, хочу посветить фонариком на ее донце. Мне кажется, там с внутренней стороны что-то написано.

Я поставила чашку на землю, но руки убирать не стала, поддерживая ее с боков. Мы обе наклонили головы и едва не стукнулись лбами, и мать посветила внутрь чашки, чтобы рассмотреть ее дно. Нашему взору тотчас предстали очертания старинной трехмачтовой шхуны, какие раньше использовались для быстрых грузовых перевозок. Под картинкой полукругом была сделана надпись «Ида Белль».

Мы с матерью посмотрели друг на друга.

– Как ты думаешь, что это значит? – спросила я.

– Пока могу сказать лишь то, что, скорее всего, это чашка из какого-то сервиза, которым пользовались на борту судна под названием «Ида Белль». И это что-то значит для Вильгельма, и он хочет, чтобы мы знали, что это такое. – Она помолчала. – Мы можем вызвать его и спросить.

Я покачала головой:

– Вряд ли он согласится. Ему будет стыдно сказать это нам. Но он оставил подсказки, чтобы мы догадались сами. Кроме того, нам потребуется слишком много сил, чтобы вызвать его снова.

– Ты тоже ее чувствуешь?

Я кивнула.

– С того момента, как я начала копать, я не могла избавиться от чувства, что она следит за нами. Следит с ненавистью. Она ждет. Ждет, когда сможет сделать следующий шаг. И мы должны быть к нему готовы.

– Верно. – Мать передернулась. – Брр, так холодно. Давай возьмем чашку и пойдем спать. Я оставлю дверь между нашими комнатами открытой.

Она не стала спрашивать у меня, согласна ли я, потому что, похоже, знала, что это именно то, чего я хочу, но стесняюсь произнести вслух.

– Хорошо, – сказала я и шагнула мимо нее, бережно держа в руке чашку. – Если так тебе будет спокойнее на душе.

Она ничего не ответила, но, шагнув через пролом в кухню, я была готова поклясться, что вижу, как она улыбается у меня за спиной.

* * *

Утром, часов в восемь, раздался звонок в дверь. К этому времени я уже встала, оделась, аккуратно уложила вещи в шкафу и попыталась, правда безуспешно, найти в Интернете информацию об «Иде Белль». Поэтому я первой бросилась вниз, чтобы открыть двери, еще до того, как он разбудит мою мать.

На крыльце с букетом розовых роз в руке стоял мой отец. Правда, под мышкой у него явно было зажато что-то еще.

– Доброе утро, Мелани. Я кое-что тебе принес. Я также подумал, что должен что-нибудь принести твоей матери.

– Привет, пап. – Я шире открыла дверь, впуская его в дом. – Мама еще спит. Пойдем со мной в кухню, и давай поставим эти цветы в вазу рядом с другими. – Я выгнула бровь, проверяя, уловил ли он мой сарказм. Поскольку он уже начал работы по ландшафтному дизайну, наш дом вечно был полон цветов, и в особенности розовых роз. Я специально пыталась не замечать, сколько времени мои родители проводили вместе, но тем не менее не могла не заметить, что моя мать проводила с отцом больше времени в ресторанах, нежели за обсуждением предстоящих работ по саду.

Он вручил мне цветы. Я положила их в раковину, чтобы подрезать стебли, после чего постаралась втиснуть их в туго набитую цветочную вазу на столе. Отец тем временем подошел к камину и заглянул внутрь.

– Твоя мать рассказала мне о потайной комнате. Как жаль, что после стольких трудов вы ничего не нашли.

– Вообще-то нашли. Прошлой ночью мы с мамой провели здесь небольшие раскопки и нашли чашку, по всей видимости, с судна под названием «Ида Белль». К сожалению, о нем я пока ничего не нашла. С другой стороны, я ведь только начала мои поиски.

– Ты должна позвонить Джеку.

Стоило мне вспомнить прошлый вечер и всех свидетелей, как мои щеки залились краской.

– Вряд ли он захочет говорить со мной.

Отец пристально посмотрел на меня:

– Возможно, ты права, Орешек. Вчера вечером он точно не горел желанием тратить время на разговоры.

– Пап, прекрати. – Я подняла руку. – С каких это пор ты возомнил себя экспертом по личным отношениям? К тому же я понятия не имею, в чем дело. Знаю лишь, что он зол на меня и не отвечает на мои звонки. Вчерашний вечер – исключение из правил.

– Так вот как теперь это называется! – Он подошел ко мне и вытащил из-под мышки то, что принес. – Как бы то ни было, он заехал ко мне этим утром и попросил передать тебе вот это. – С этими словами отец протянул мне дневник Мередит. Поколебавшись, я взяла его у него из рук.

– Он дал тебе это? Но откуда он у него?

– Думаю, что из квартиры Ребекки.

– Она отдала ему дневник?

– Не совсем. – Отец смущенно прочистил горло. – Ребекки там не было.

– Он вломился в ее квартиру? – Я отказывалась поверить собственным ушам, пусть даже речь шла о Джеке.

Отец принялся рассматривать розы у меня за спиной.

– Вообще-то у него был ключ.

Я облизала губы, думая, что на это сказать, но поняла, что сказать мне нечего. Поэтому я посмотрела на дневник.

– Значит, он был у Ребекки. Джек сказал тебе, зачем он ей понадобился?

Отец покачал головой:

– Нет. Но он отметил пару страниц, которые он хотел, чтобы ты прочла. – Отец протянул руку и открыл дневник в том месте, где между страниц торчала бумажная закладка. Я начала читать.

«В. показал мне тайную комнату за стеной кухни. Я дождалась, когда Р. уйдет прогуляться с Ч., потому что она о ней не знает. Все, что дорого мне, будь то мой кот или моя любимая книга, или мое самое красивое платье, она всегда найдет способ это испортить или изгадить. Поэтому я перестала делиться с ней чем бы то ни было, в том числе наличием потайной комнаты в доме, в котором она жила всю жизнь. Я так рада, что она не видит В., потому что тогда она наверняка нашла бы способ выжить его отсюда, и я осталась бы совсем одна.

В. постоянно твердит мне, что я должна смотреть зорче, чтобы я нашла то, что ему нужно, но я вижу лишь пустой морской сундук. Думаю, В. нарочно не дает мне никаких подсказок, чтобы я обнаружила это нечто сама. По его словам, это потому, что ему стыдно. Он не хочет расстраивать меня признанием о своем поступке. Он говорит лишь то, что нечто, что находится в этой комнате, прольет свет на правду, и тогда он вырвется из своей темницы. Но я должна разгадать эту загадку сама. Если, конечно, смогу. Вот почему я в растерянности. В. сказал мне, что спас мою жизнь, и я должна в ответ спасти его».