Я быстро зашагала по коридору на ее голос. На мое счастье, уродливые распашные двери были сняты. Мать сидела за столом спиной ко мне и смотрела в окно. На ней были перчатки. На столе лежал дневник.

– Мне нужно срочно с тобой поговорить, – выпалила я, как будто боялась, что забуду то, что хотела сказать.

– Я знаю.

Она обернулась ко мне. Мне тотчас бросилось в глаза ее осунувшееся лицо. Глаза запали в глазницах, кожа казалась полупрозрачной. Охваченная тревогой, я подошла к ней ближе.

– Что-то не так?

Мать покачала головой:

– Она очень сильная, Мелли. Я чувствую, как она подбирается ко мне.

Я села напротив нее за стол и отодвинула в сторону дневник.

– Прекрати. Пожалей себя.

– Она совсем рядом, – продолжила мать, как будто не слышала моих слов. – Мне кажется, она знает, что теперь ты сильная, и поэтому решила первой уничтожить меня. Но не переживай. Все будет хорошо. Мне уже доводилось сражаться с ней. Мне просто нужно… отдохнуть.

Она закрыла глаза и покачнулась всем телом.

– Я отведу тебя наверх. Думаю, тебе лучше прилечь. А где отец?

– Уехал в Саммервиль, – ответила она, не открывая глаз. – За саженцами для сада… – Она умолкла, и на какой-то миг я подумала, что она просто сидя уснула. Но затем она открыла глаза и улыбнулась мне. – Я здесь была не одна. Со мной был Вильгельм. Правда, он не показывает себя. Ему стыдно. За то, что он сделал с Кэтрин. А ты как? – спросила она, нахмурив брови. – У тебя такой печальный вид.

Ее сочувствия было достаточно, чтобы я едва не расплакалась. Я покачала головой:

– Не хочу сейчас говорить на эту тему.

Я не стала просить ее не брать телефонную трубку и не открывать дверь, если Джек даст о себе знать. Хотя бы потому, что была уверена, что он этого не сделает. Я просто встала и подошла к ней.

– Пойдем, я отведу тебя наверх. Тебе лучше прилечь.

Она не стала спорить, когда я помогла ей подняться на ноги.

– Захвати с собой и это, – сказала она, указывая на дневник.

Я колебалась всего пару секунд. Сунув дневник под мышку, я помогла матери подняться по лестнице на второй этаж. Я не ожидала, что она так тяжело навалится на меня, потому что на вид была совершенно невесомой. По мне тотчас пробежала дрожь дурного предчувствия. Казалось, весь дом дышал им, наполняя воздух застарелым запахом страха.

Усадив мать на край кровати, я опустилась на колени, чтобы снять с нее туфли, после чего уложила ее в постель. Я хотела также помочь ей снять перчатки, но она покачала головой.

– Сегодня я разговаривала с Софи, – сказала я, поправляя на ней одеяло. – Она нашла мемориальный камень Мередит, установленный Розой Приоло в тысяча восемьсот девяностом году. Тысяча восемьсот семидесятый год указан на нем как год ее рождения, а тысяча восемьсот восемьдесят шестой как год смерти.

– Значит, ей было всего шестнадцать, когда она умерла.

– Да, но… – Я на минуту задумалась, перебирая в уме фрагменты головоломки и быстро отбрасывая их один за другим в сторону. – Найденная на судне девушка была старше.

Наши взгляды встретились, и она выгнула бровь:

– Софи нашла что-то еще?

Я кивнула:

– Отец Розы удочерил Мередит, чьи родители погибли во время кораблекрушения, и воспитал, как родную дочь.

– Ну что ж, это многое объясняет. – Она указала на дневник, который я положила на прикроватный столик. – Я кое-что выяснила сегодня. Думаю, ты уже читала эту запись, но не придала ей значения. Сейчас ты посмотришь на это новыми глазами. – Она потянулась за дневником и неуклюже перелистала страницы, пока не нашла то, что искала. – Прочти вот здесь. – Она протянула мне открытый дневник, и я начала читать.

«На день рождения Розы отец приготовил сюрприз для нас обеих. Я уже знаю, что это такое, потому что отец одолжил у меня медальон, чтобы сделать с него копию, но только с инициалом Розы, а не моим. Она хочет во всем быть такой, как я, и это меня немного пугает, потому что мне порой кажется, что она хотела бы стать мной. Она любит, усадив меня перед зеркалом, сесть рядом со мной, чтобы убедиться, что внешне мы почти как близнецы. Разница становится заметна, лишь когда она встает и пытается идти. На прошлой неделе она разыграла Ч., усадив меня в гостиной, чтобы, когда он войдет, я выдала себя за нее. Я согласилась лишь потому, что больше не знаю, как с ней сладить, когда она злится, если что-то происходит не так, как она хочет. Но сегодня я испугалась, что, когда он придет в следующий раз, она захочет притвориться мной. Надо будет послать ему предупреждение, чтобы он сделал вид, будто ничего не заметил».

На минуту задумавшись, я побарабанила пальцами по пожелтевшей странице.

– Через четыре года после землетрясения Роза вышла замуж за некоего Чарльза. Через четыре года после того, как она уехала из Чарльстона путешествовать по Европе с друзьями семьи.

– Четыре года – большой срок. За это время люди могли забыть физическую разницу между двумя девушками, которые были похожи настолько, что их легко можно было принять за родных сестер. – Мать посмотрела мне в глаза. – Мы не такие, какими кажемся.

Я прижала пальцы к вискам:

– Пожалуй, ты права, мы не такие. Но кто мы в таком случае?

Моя мать откинулась на подушки:

– Я видела фото Розы и Чарльза во время их медового месяца, и я видела портрет обеих девушек. Не стоит забывать также, что у найденной на судне девушки была проблема с бедренным суставом. Будь я азартным игроком, я бы поставила на то, что Мередит – наш предок, кто бы она ни была на самом деле.

Мать облизала сухие губы. Я протянула ей стакан с водой, стоявший на прикроватном столике. Взяв его из моих рук, она внимательно посмотрела на меня:

– В таком случае возникает вопрос: как Мередит, которая якобы умерла в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, родила в тысяча девятисотом году мою мать?

– Но если на «Розе» нашли не Мередит, то кого? – задала я встречный вопрос, хотя, похоже, уже знала ответ. Но я не торопилась озвучить его, боясь ошибиться, пока мать не скажет свое слово.

– Все указывает на Розу. Она хочет, чтобы мы спросили у нее, но мы пока не готовы говорить с ней.

– А почему нет? – удивилась я, чувствуя, как по моей спине как будто маршируют чьи-то маленькие, но тяжелые ноги.

Я глубоко вздохнула, как будто это могло придать мне силы.

– Согласно отчету судмедэксперта, у скелета проломлен череп, как будто его ударили по голове чем-то тяжелым и твердым. Так что у нее есть все причины для злости. Для желания отомстить. И это делает ее крайне опасной.

– Но почему именно нам?

– Потому что это был ее дом. Он принадлежал ей по праву рождения. Потому что, вместо того чтобы жить здесь, иметь детей и внуков, она закончила жизнь на морском дне, с чужим медальоном на шее, в то время как кто-то другой прожил за нее ее жизнь.

Почувствовав себя дурно, я тоже села на кровать.

– Недавно я выяснила еще одну интересную вещь. Алиса Крэндалл, – девушка на портрете в Мимоза-Холле, прапрабабушка Ребекки Эджертон. Колье и серьги с бриллиантами и сапфирами, которые тебе дала твоя мать, первоначально принадлежали матери Алисы, погибшей во время кораблекрушения в тысяча восемьсот семидесятом году. Когда Ребекка увидела твое фото в них, то сразу сообразила, что к чему. Именно поэтому она и обратилась к тебе с просьбой об интервью.

Материнское лицо озарилось мягкой улыбкой:

– То есть если драгоценности были спасены со дна морского, то, возможно, и ребенок тоже. Ребенок, на шее которого был медальон, идентичный тому, какой был у ее сестры Алисы, но только с буквой «Н» посередине. Достаточно было добавить к ней пару штрихов, превратив «Н» в «М», и дать девочке новое имя – Мередит.

Я покачала головой:

– Мне почти жаль Розу. Ее отец находит малышку, приносит ее домой и просит дочь принять ее как родную сестру. Вот только самозванка красивее, лучше сложена и обожает ходить в море под парусом, как и ее отец. Представляю, каково ей было.

Мать закрыла глаза, и я взяла из ее рук стакан воды. А в следующий миг меня посетила еще одна мысль, и я расправила плечи.

– То есть выходит, что мы – потомки убийцы?

Моя мать покачала головой:

– Не говори так. Мы не знаем всех обстоятельств. Кроме того, прочитав дневник, я не могу избавиться от чувства, что Роза сама виновата в своей печальной судьбе.

Я села, вспомнив что-то такое, что слышала. Я повернулась, чтобы сказать ей, но ее глаза были закрыты, и мне на миг показалось, что она уснула. Однако она тотчас открыла их и дотронулась до моей руки.

– Говори.

Почему-то способность матери читать мои мысли не слишком меня тревожила, хотя, по идее, должна была.

– Вильгельм сказал мне, что спас ее, автора этого дневника. Если наши предположения верны и это Мередит – или Нора, – то именно он нашел ее после кораблекрушения. Возможно, она не захлебнулась, когда корабль пошел ко дну, и ее вынесло на берег.

Мать задумалась. Между ее бровями залегла глубокая складка.

– Но ведь на тот момент он уже более ста лет как был мертв.

Я ответила ей снисходительной улыбкой.

– Верно. Если бы мы не знали, как это работает, – вздохнула я. – Из того, что я прочла в журнале, известно, что Роза не видела Вильгельма. Что, в свою очередь, возможно, означало, что она не обладала шестым чувством. Я даже склонна думать, что им не обладал никто в их семье. Но я слышала о том… – Я посмотрела вниз, чтобы убедиться, что она не спит. Но нет, она пристально смотрела на меня.

– Продолжай, – тихо сказала она.

– Я слышала о том, – продолжила я, – что иногда, затратив на это всю свою энергию, духи на миг могут явиться любому человеку.

– Кто тебе это сказал?

– Бабушка Сара.

Ее губы тронула легкая улыбка.

– Я видела такое. Обычно это случается, когда дух прощается со своими близкими или же когда чьей-то жизни угрожает опасность.