Пламя между тем подобралось уже совсем близко – его языки уже лизали порог коридора, из которого я пришла. Кстати, это был наш единственный выход из комнаты.

– Поторопись! – крикнула я Джеку. Он опустился рядом с Ребеккой на колени и бережно поднял ее на руки. Ее джинсы были в крови, но она была в сознании. Чтобы не кричать, она закусила губу, и я невольно восхитилась ее мужеством. Тыльная сторона моих ладоней саднила. Посмотрев на них, я увидела, что они все в царапинах. Правда, я, хоть убей, не помнила, откуда эти царапины у меня взялись.

Джек понес Ребекку к двери. Почему-то она начала извиваться в его руках, как будто пытаясь вырваться.

– Стой! – крикнула она, указывая окровавленным пальцем на камин.

Обернувшись, я увидела темный деревянный портсигар, частично заваленный грудой кирпичей. Мне тотчас вспомнились слова головоломки. В кирпичах камина скрыты наши грехи. Я остановилась. Время как будто сделало то же самое. Прежде чем Джек успел окликнуть меня, я бросилась к ящичку, вытащила его из-под кирпичей и бросилась вдогонку за Джеком. Я перепрыгнула порог как раз в тот момент, когда комнату за нашими спинами сотряс оглушающий грохот падающих балок, и на то место, где всего несколько секунд назад были мы трое, рухнула остальная часть крыши.

Натянув на нос рубашку, чтобы не дышать едким дымом, я осторожно последовала за Джеком, пока мы с ним не вышли на крыльцо. Миром вокруг владела кромешная тьма. А затем небеса разверзлись, и на нас обрушились потоки ливня.

Мы на миг остановились, чтобы перевести дыхание. Джек повернулся ко мне. Дождь стекал по его лицу, глаза сверкали неподдельной яростью.

– Это сущее безумие, Мелли. Ты могла запросто погибнуть. – Он дрожал, я знала, что не только от гнева.

Несмотря на ситуацию, в моей груди забрезжил проблеск надежды. Прежде чем Джек успел прочесть мои мысли, я бросилась мимо него бегом к машине и распахнула заднюю дверь, чтобы он мог положить на заднее сиденье Ребекку. Пока он ее нес, я застыла рядом с машиной, растерянно глядя внутрь. До меня даже не сразу дошло, что на заднем сиденье никого нет. Я отступила, чтобы не мешать ему, а сама, наплевав на дождь и грязь, бросилась назад к дому в поисках матери.

– Мама! – крикнула я и, чувствуя так хорошо знакомую мне смесь жара и ледяного холода, устремилась к той стороне дома, что представляла теперь собой черную, обугленную коробку. Никого там не увидев, я подбежала к фасаду и, запрыгнув на крыльцо, сунула голову в зияющий дверной проем: – Мама!

Я вновь закричала. Мне стало по-настоящему страшно. Такого ужаса я не испытывала давно – с тех пор, когда, проснувшись утром, обнаружила, что матери со мной больше нет.

Сбежав с крыльца, я бросилась со всех ног в противоположную сторону и наконец забежала за дом. Вдоль раскисшей от дождя тропинки, что вела к ручью, росли высокие, хилые сосны. Вода в ручье уже поднялась до уровня верхушек травы.

– Мама! – крикнула я, отчаянно вертя головой во все стороны.

Чья-то сильная рука схватила меня за локоть и резко развернула. Передо мной был Джек. Лишь когда он встряхнул меня, я поняла, как близка я была к безумию. Я все еще держала в руках портсигар, внутри которого что-то звякало. Я задыхалась, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание.

– Мама. Она пропала. Она была в машине, когда я вошла в дом. Я дала ей мой телефон… – Я не договорила, понимая всю тщетность моих попыток объяснить ему что-то, стоя под дождем.

Голос Джека прозвучал спокойно и рассудительно:

– Если бы она вошла в дом, мы бы ее там увидели. Возможно, она пошла к сторожке, позвать на помощь.

Я не стала с ним спорить и позволила отвести меня назад к машине. Открыв пассажирскую дверь, он усадил меня на сиденье и, как то обычно делают копы в телевизионных шоу, положил мне на голову руку, чтобы я не ударилась макушкой. Мои зубы стучали, не то от холода, не то от страха. Джек тем временем снял рубашку, оставшись в одной футболке. Рубашку он разорвал на полоски и наложил Ребекке на ногу повязку, чтобы остановить кровотечение. Она ни разу не крикнула, хотя по тому, как крепко она стиснула зубы, я поняла, что ей больно. Губы ее были почти белые, что делало ее похожей на куклу.

Наложив Ребекке давящую повязку, Джек сел за руль. Восхищенная ее выдержкой, я тоже повернулась к ней.

– Ну как ты? – спросила я у нее. Ничего другого мне не пришло в голову.

Она кивнула, и я увидела, что она тоже дрожит.

– Погоди, – сказала я и, нагнувшись, нажала на рычаг багажника, а сама выскочила под дождь. Подбежав к багажнику, я достала из него одеяло – я всегда храню там пару штук на случай непредвиденных обстоятельств, – и, пригнувшись над ним, чтобы оно не намокло, вернулась в машину и захлопнула за собой дверь. Перегнувшись через спинку сиденья, я укрыла Ребекку одеялом и вместо подушки положила ей под голову мою сумочку. Она с благодарностью улыбнулась и закрыла глаза.

Я повернулась к Джеку:

– Я велела матери позвонить в полицию, но я не знаю, сделала ли она это.

Стоило мне упомянуть мать, как меня вновь начала бить дрожь. Джек обнял меня и энергично растер мне руки и спину.

– Не хочу тебя напрасно пугать, но я надеюсь, что она сделала это, потому что здесь нет связи.

– Мы должны найти ее, Джек. Она без пальто, и дождь вон какой сильный. – Я поймала себя на том, что лепечу, как ребенок. С другой стороны, как еще я могла выразить свою тревогу по поводу женщины, которой тридцать три года не было в моей жизни, и я убедила себя, что она не существует.

– Давай поедем назад к воротам, хорошо? Мы не можем терять время, потому что мы должны помочь Ребекке. Дорога размыта, и мне придется вести машину медленно. Мы с тобой будем смотреть в четыре глаза. И кто-то из нас двоих обязательно ее заметит.

Я кивнула. Джек завел мотор и включил фары. Впрочем, толку от них не было почти никакого, так как перед нами сплошной стеной лился дождь. Джек, как и обещал, вел машину медленно. Мы во все глаза вглядывались в темноту – он слева, я справа. Одновременно я пыталась убедить себя, что он прав, что, по всей видимости, мать пошла к воротам, попросить охранника вызвать «Скорую» и пожарную команду. Хотя, учитывая вселенский потоп, необходимость в последней наверняка уже отпала. Переднее правое колесо угодило в колдобину. Джек переключил скорость, дал задний ход, а потом вновь устремился вперед.

– Стоп! – приказала я, рукавом вытирая запотевшее окно. Мы доехали до развилки, которую мать показала мне по дороге сюда: от нее дорога вела к старому семейному кладбищу. Я закрыла глаза, блокируя страх, холод и грохот грозы, и попыталась прислушаться к тихому уголку внутри меня. Бабушка всегда говорила, что он там есть, главное, сосредоточиться, и он найдется. Мне он нужен был сейчас, поскольку все другое: моя собранность, моя аккуратность и даже мои пресловутые графики работы, – все это было в данную минуту абсолютно бесполезно.

– Она там! – Я указала на дорогу. – Она пошла на кладбище.

Я обернулась к Ребекке. Поскольку обогреватель работал на полную мощность, ее дрожь немного унялась, и она даже сумела сесть и привалиться к дверце машины. Она по-прежнему была белой как мел, но по крайней мере оставалась в сознании.

– Да, – вымучила она сухими губами. – Кладбище. Я видела там Джинетт. Во сне. Тогда я не поняла, что это значит… – В этот момент небо прорезала вспышка молнии, отчего ее кожа и глаза приобрели нездоровый желтый оттенок. – Она там… не одна.

Джека не пришлось упрашивать. Он со всей силы нажал на педаль газа. Мы все качнулись вперед. Мелкие камни царапали о металл машины, но я не обращала на них внимания, думая лишь об одном: там моя мать, и она нуждается во мне.

Затем я вновь вспомнила ящичек в моей руке и посмотрела на него.

– В нем медальон Розы? – спросила я, оборачиваясь к Ребекке. – Ты его искала?

Машину между тем тряхануло на очередной колдобине. Сломанная нога Ребекки упала с сиденья, сама она застонала. Несмотря на тряску, я помогла ей сесть ровно. Она покачала головой.

– Я не знала, что в нем. Лишь то, что носовая фигура корабля указывала на этот дом. А шифр на окне и на могильном камне, мол, что грехи спрятаны в кирпичах камина, однозначно говорил, что это тот самый дом.

Я открыла язычок замка, приподняла крышку и отвела ее назад, чтобы внутрь упал хотя бы слабый свет. Из ящичка мне подмигнуло кольцо с рубином и шпилька для волос с бриллиантовой бабочкой. Я хорошо помнила обе эти вещи из описи в заявлении в страховую компанию. Согласно этому заявлению, они были утрачены при кораблекрушении судна «Ида Белль» наряду с сапфировым и бриллиантовым колье и такими же серьгами, которые теперь принадлежали моей матери.

Я поднесла открытый ящичек ближе к Ребекке.

– Ты сделала все это ради украшений? Скажи ты мне это сразу, я бы тебе их тотчас отдала.

Морщась от боли, она покачала головой.

– Я не искала спрятанных сокровищ, если ты это имеешь в виду. Мне было нужно… мое наследство. В доме моей матери висит потрет моей прапрабабушки – бабушки Алисы и Норы. На нем она изображена в этом самом сапфировом колье и серьгах. Увидев их в телепередаче на твоей матери, я решила выяснить, как они попали к ней. Я подумала… – она сделала глубокий вдох, как будто оседлала волну боли, – я подумала, что ты знаешь правду, но нарочно скрываешь ее от меня.

Я вновь поставила ящичек себе на колени и покачала головой. Посмотрев вниз, я заметила рядом с украшениями почерневшую от времени серебряную детскую погремушку. Поднеся ее почти к самому лицу, я потерла рукоятку большим пальцем. Из-под слоя окисла проступила монограмма НСК. Я не знала, какое у Норы Крэндалл было среднее имя, но я была готова спорить на что угодно, что оно начиналось с буквы «С».

Я на миг закрыла глаза. Теории Джека относительно моих предков оказались хотя бы частично верны. Открыв глаза, я заметила на дне ящичка еще кое-что – пожелтевший клочок бумаги, как будто вырванный из какой-то книжки.