— Ну, бывает же так! — удивлялась пенсионерка, — если я даже и не найду Жирара, то хоть страну посмотрю. Давно об этом мечтала. Бальзак, Золя, Мопассан. Замки Луары, гробница Наполеона, Эйфелева башня. Ведь это же все на слуху, а так хотелось бы своими глазами… Ну, хоть чуть— чуть. Хоть на недельку.

Заказав в турбюро путевку, она стала укладывать багаж. Выяснилось, что одеть было практически нечего. То есть была какая-то одежда, но в ней можно было существовать только в своем районе — до работы и обратно. Все вещи морально устарели. Не было ни приличных туфель, ни плаща, ни костюма. Елена Петровна поехала к дочери и удивленное чадо без вопросов выдала матери требуемые вещи, благо размеры у них совпадали. Упаковав в сумку большую палехскую шкатулку, которую ей подарили сослуживцы на пятидесятилетие, она присела на дорожку, и дурные мысли снова полезли в голову. — А вдруг он сменил место жительства, а вдруг вообще умер, как мой Андрей? — на душе было пасмурно, хотелось бросить эту затею и поплакаться подруге в жилетку. Но поезд отходил через два часа, и пора было отправляться.

В купе она старалась ни с кем не общаться. Покоренная непонятной движущей силой, толкнувшей ее на эту авантюру, Елена Петровна была полностью погружена в себя. Остальные несколько дней она провела как в тумане. Автоматически ходила за экскурсоводом, не оставляя в памяти события, имена, даты. Ночью, как подкошенная падала на кровать, забываясь сном без сновидений. Утром, новоиспеченная пенсионерка просыпалась раньше всех и ждала в холле отеля группу, торопя так медленно идущие для нее дни. А они шли своей чередой, не обращая на туристку никакого внимания. Дни сменялись днями, поезд экскурсионным автобусом, Варшава Берлином, Берлин Парижем. — Да вот же она — Франция. Скоро в Москву возвращаться, а я так ничего и не видела, — опомнилась Елена Петровна, когда они уже подъезжали к Лилю. — Вот он город, из которого мне писал письма Жирар. Да где же были мои глаза? Ничего из поездки не помню. Дома и дорога, дорога и дома. Пару часов в этом провинциальном городишке и скоро будет Амстердам… Куда я еду, зачем? — спрашивала она себя, полная недоумения и страха.

Лиль оказался заштатным заводским городком на самой окраине Франции. По контрасту с Москвой чистота в городе была удивительной. Ни тебе пакетика от «Трех корочек», ни смятого фантика от «Сникерса» или пластиковой бутылки из-под «Фанты». Красиво одетые люди, спешащие по своим делам, опрятные здания, каждое со своим лицом. Туристам дали два часа свободного времени, и они разбрелись по городу, словно овцы по пастбищу. Только Елена Петровна, окрыленная идефиксом, пыталась поймать такси. Знакомые шашечки на авто убедили ее о причастности этой машины к клану таксистов. Сунув под нос водителю конверт, на котором был указан обратный адрес мальчика из детства, она застыла на заднем сиденье, напряженная и прямая. Покружив по улицам, такси остановилось у пятиэтажного, желтого особняка конца 19 века.

Поднявшись по широкой лестнице на третий этаж, женщина остановилась перед дубовой дверью. Звонок был похож на медную бабочку, которую нужно было не нажимать, а поворачивать. На скрежет насекомого кто-то поспешил открыть дверь. Это оказался мальчик лет пятнадцати, с приятным веснушчатым лицом.

— Уи? — произнес он, и Елена Петровна чуть не упала от неожиданности в обморок. — Кто же это? — в панике думала она. — На сына вряд ли похож. Вероятно, уже внук.

— Гарсон, — попыталась вспомнить она хоть какие-нибудь слова из французского разговорника. — Же шерш… — и она сунула мальчику конверты, так же как и в случае с таксистом. Он внимательно рассмотрел штемпеля, адрес, написанный детским почерком, и с улыбкой стал что-то говорить, так быстро, что путешественница не смогла понять ни слова. Потом он захлопнул дверь и поманил ее за собой, сбегая по лестнице. Елена Петровна бежала за мальчишкой по кривым улочкам, не запоминая дороги и не разглядывая достопримечательности. Дыхание сбилось. Она мельком глянула на часы и удивилась, что у нее осталось всего полчаса свободного времени. — Куда же оно испарилось, ведь я же не успею вернуться назад. Меня вся группа ждать будет. Они не могут уехать без меня. Что же я наделала!

Мальчик остановился около небольшого табачного магазинчика, колокольчик звякнул, предупреждая хозяина о посетителях. Из-за застекленной стойки навстречу им поднялся маленький полный человечек, с блестящей лысиной, обрамленной седым венчиком волос. Парнишка, стал что-то объяснять хозяину. Тот недоуменно посмотрел на странную, запыхавшуюся женщину и о чем-то ее спросил. Елена Петровна в растерянности стояла перед незнакомым человеком, и вдруг напряжение долгих дней наконец-то отпустило ее. Она протянула конверты визави и улыбнулась. — Вот он какой! Какая же я дурочка! Розовые мечты лелеяла, девичьи надежды! Какой же он смешной, нескладный… Ой! Я же совсем забыла, мне позвонить надо!

— Телефон! Телефон! — умоляюще обратилась она к хозяину магазинчика и мальчику. Те показали ей телефонный аппарат, прикрепленный к стене. Елена Петровна поспешила сообщить на сотовый, руководителю группы о своем местонахождении. На другом конце провода в дело вмешался переводчик, к разговору был подключен мальчик, и после долгих переговоров было решено, что автобус с туристами подъедет прямо к лавочке и заберет опаздывающую туристку.

Господин Жирар в это время с интересом читал письма, переданные ему московской гостьей. Он поглядывал поверх листа на женщину, и глаза его понемногу освещались светом воспоминаний.

— Элен? — очень тихо и удивленно прошептал он. — Ву запель Елен? — снова переспросил он. — Ву забит Моску?

— Да. Да. Я Лена. Артек. Помните? Вот фотография. Это мы, — снова разнервничалась Елена Петровна.

Вдруг на узкой улице послышался звук двигателя подъехавшего «Мерседеса». Снова зазвенел колокольчик, и руководитель группы с возмущением ворвался в магазин.

— Вы понимаете, что вы наделали? Вас сорок человек ждут. Хоть бы совесть поимели. А ну-ка марш в автобус!

— Жирар! — отчего-то вдруг заплакала Елена Петровна, — если хотите, позвоните мне. Вот мой номер в Москве.

— Он мари? — спросил господин Жирар.

— Мсье спрашивает, где ваш муж, — смягчился переводчик.

— Я одна. Совсем одна. Простите, что я вам не писала. Но вы можете и не звонить. Я ведь здесь случайно, я проездом. Вот презент. Это для вас, — положила она на прилавок пакет с палехской шкатулкой, — До свидания. Простите, что побеспокоила, — заторопилась Елена Петровна и бегом бросилась к русским. Переводчик еще о чем-то поговорил с хозяином и тоже вошел в автобус. Укомплектованная группа с ветерком помчалась в Амстердам. Новоиспеченная пенсионерка мягко покачивалась в такт движения автобуса и… ревела. Она ничего не могла с собой поделать. Слезы катились из глаз, нос покраснел, и она украдкой вытирала лицо, стараясь, чтобы попутчики не заметили ее переживаний.

Слезы Елены Петровны прервал оглушительный звук клаксона за окном «Мерседеса». Она выглянула на трассу и увидела старенький зеленый «Пежо» мчащийся рядом с автобусом. Машинка дергалась и пыталась увернуться от встречного потока транспорта. Водитель автобуса стал притормаживать, желая выяснить, что нужно потрепанному седану. Из «Пежо» выскочил маленький полный человечек и, перекрещивая поднятые вверх руки, требовал к себе внимания. Автобус остановился окончательно, и водитель открыл переднюю дверь. Мсье Жирар, а это был он, с удивительной для его возраста прытью поднялся в салон. Француз пробежался глазами по лицам туристов и, найдя Елену Петровну, поспешил к ней. Он говорил что-то быстро-быстро, отчаянно жестикулировал, целовал руки дамы и касался мясистым носом ее виска. Мсье Жирар через небольшие интервалы повторял одну и ту же фразу. Ситуация заинтересовала всех пассажиров.

— Что же, да что же он ей говорит? — спрашивали наперебой русские граждане.

— Откуда я знаю, что он ей говорит! Это форменное безобразие! — возмущался мечущийся по проходу переводчик, потом на секунду задумался и перевел: — Он говорит, что ее волосы пахнут медом.

Турист, сидевший сзади, наклонился вперед и принюхался. — А я ничего не чувствую, — пробурчал он и разочарованно откинулся назад. Переводчик о чем-то заспорил с месье Жираром и стал его подталкивать к двери. Водитель автобуса, мужчина лет сорока и ростом под два метра, тоже угрожающе приподнялся со своего места. Оттесненный к выходу табачник, в бессилии размахивал руками, и что-то кричал Елене Петровне. Оставив расстроенного месье на шоссе, «Мерседес» снова отправился в путь. Пассажиры искоса поглядывали на Елену Петровну и оживленно перешептывались.

Елена Петровна теперь с улыбкой смотрела на проплывающий за окнами пейзаж и думала:

— Что я расстроилась? Право не из-за чего. Да, он нескладный… Но какой приятный и видимо очень добрый! У него такие хорошие глаза… Нескладный, нескладный… А ты на себя посмотри. Каким же для него оказалась разочарованием ты. Старая, уставшая. За свежей краской, прячутся седые волосы, а за макияжем, гусиные лапки морщин. Вот я и съездила во Францию… Прокатилась. Вспомнила детство. Вспомнила всю свою жизнь. Но ведь это же еще не конец? Теперь я действительно стану пенсионеркой, и буду ждать внуков. Мне еще внуков надо вырастить… — успокоилась она, и уютно устроившись на сиденье, задремала.

В Москве ее ждал сюрприз. В дверной косяк была воткнута международная телеграмма! С трудом, открыв дверь, ключ из-за расстроенных чувств, плохо входил в скважину и, бросив на пол сумки, Елена Петровна нашла французский словарь, и с трудом продираясь сквозь дебри незнакомого языка, перевела — «20 буду в Москве. Жди. Жирар».

Навстречу высоте[8]

Вера с детства боялась высоты. Она толком и не помнила, что явилось причиной этого страха. Может быть, в детстве, она споткнулась о высокий порог и упала, а может быть, залезла на дерево и под ней сломалась ветка. Перебирая воспоминания, она все больше и больше склонялась к одному объяснению пугающего ее чувства. Когда она была еще совсем крохой, отец часто подбрасывал ее вверх и, успев хлопнуть в ладоши, подхватывал на лету. Маленькая Вера визжала от страха, сердце замирало в груди, и она умоляла отца опустить ее на пол. Чего тогда хотел добиться отец, она сейчас не понимала. Может быть, он пытался таким образом избавить ее от страха высоты, а может быть, ему доставляло удовольствие то, что крошечный человечек целиком и полностью зависит от его реакции.