Кевин Милн - Девять уроков

– Веселенькое начало, – пробормотал я себе под нос.

Пока мы шагали ко второй лунке, Лондон попытался завязать разговор.

– Если подумать, дети часто ввязываются в неприятности.

– Что?

– Вроде той девчонки и ее парня, которые стащили у Эрин сумочку. Никогда не знаешь, на какие «подвиги» их потянет.

Я остановился.

– Это что, часть сегодняшнего урока?

Улыбка, скользнувшая по лицу Лондона, показала, что я прав.

– Ты угадал, – подтвердил он. – Давай-ка поторапливайся. Я и так отстаю от графика, – сказал отец и зашагал еще быстрее. – После того как я прочел эту статью, в голове у меня крутился один и тот же вопрос: как бы я поступил с тобой, будь ты трудным подростком? Что бы сделал, если бы узнал, что ты грабишь ночью ни в чем не повинных людей? Или балуешься алкоголем и наркотиками? В этом смысле ты был беспроблемным ребенком. И все же?

– Меня, по правде говоря, мучил тот же вопрос: как должен поступить отец с такой вот дитяткой?

И вновь эта лукавая усмешка.

– Поскольку время поджимает, – Лондон вновь бросил взгляд на часы, – я не буду ходить вокруг да около. Мой сегодняшний урок поможет тебе понять, «как должен поступить отец с такой дитяткой».

– Вот оно что, – скептически заметил я. – Ты и правда считаешь, будто гольф способен помочь в общении с трудными подростками?

Уже спросив это, я понял, какую глупость только что брякнул. Разумеется, он считал, что гольф способен помочь в этом вопросе. По мнению Лондона Уитта, гольф был ответом на любой вопрос.

– Может, ты ошибся с профессией, и тебе стоит вывесить над дверью дома табличку: «Психолог в области гольфа»?

Лондон проигнорировал мое замечание. Вытащив из сумки длинную клюшку, он установил мяч и, как водится, отправил его по прямой посередине фервея.

– И так всегда, – пробормотал я себе под нос, наблюдая за мячом, замирающим в нескольких сотнях ярдов от стартовой площадки. Настала моя очередь. В момент, когда белый шарик взмыл в воздух, мне показалось, что он полетит прямо. Но тот, как уже случалось неисчислимое количество раз, закрутился куда-то вправо и почти сразу исчез в леске, протянувшемся по западному краю фервея. Было слышно, как мячик стукается о ветки и стволы деревьев.

– И так всегда, – прокомментировал отец, словно передразнивая мои слова.

Мы вместе зашагали к месту, где мяч пересек границу фервея и улетел в лес. Бросив сумки, мы начали прочесывать кусты в поисках белого шарика. Минут через пять я обнаружил его ярдах в тридцати, среди густой поросли саженцев. Даже если бы здесь хватало места для замаха, правила запрещали игру вне границ поля, так что я забрал мяч и вновь направился к началу фервея.

Второй удар оказался куда удачней первого, но на этот раз я не рассчитал силу замаха, и мяч, подпрыгнув пару раз на дальнем конце фервея, вновь укатился за линию деревьев. «Дьявол!» – не сдержался я. Впустую потратив на поиски несколько минут, я уже готов был сдаться и разыграть другой мяч, но Лондон заверил, что рано или поздно мы его обязательно найдем. Две группы игроков прошли через этот фервей, прежде чем я обнаружил свой мяч под широкими листьями папоротника.

Мой третий удар оказался лучше предыдущих – не блеск, конечно, но мне все-таки удалось остаться в границах поля. Четвертым я вывел мяч на грин. Еще пара патов, и я завершил лунку. Флажок я приберег для отца, который тремя удачными ударами заслужил берди. В момент, когда его мяч падал в лунку, он вновь глянул на часы.

– Что ж, – сказал Лондон, стягивая перчатку и засовывая ее в карман, – я заранее сообщил тебе предмет сегодняшнего урока. Вот и расскажи мне, что тебе удалось усвоить.

По пути назад я перебрал в уме все шаги, которые предпринял на второй лунке, от потерянного мяча и до завершающего удара. Мало-помалу в голове стала формироваться неплохая идея.

– Я, конечно, знаю, что гольф – это не жизнь, но если признать, что между ними существует гипотетическое сходство, можно прийти к интересным выводам. Так, мои действия однозначно указывают на то, что далеко не всегда нам удается с первого раза пройти фервей – разумеется, с метафорической точки зрения.

– Разумеется, – усмехнулся Лондон. – Что-нибудь еще?

– Полагаю, я должен быть готов к тому, что мой собственный ребенок тоже будет скатываться время от времени на обочину. Но если я объясню ему, где находится флажок, то рано или поздно он доберется до нужного места.

– Неплохо, Огаста. Весьма неплохо, – похвалил отец.

– Я правильно уловил твою мысль?

– Правильно и неправильно – понятия относительные, – усмехнулся Лондон. – Но ты так и не ответил на главный вопрос. Как следует поступить с ребенком, который сбился с пути и вышел за рамки ровного и безопасного фервея?

Мне вновь вспомнилось вчерашнее происшествие.

– Позвонить в полицию, – не удержался я.

Лондон расхохотался, отчего ледок между нами будто подтаял.

– Скажи, сколько раз мы играли с тобой на второй лунке?

– Не меньше сотни.

– А сколько раз твой мяч вылетал на обочину?

Настала моя очередь посмеяться.

– Не меньше сотни.

– И сколько раз я оставлял тебя в одиночестве, чтобы ты сам вернулся на фервей?

Я мгновенно посерьезнел.

– Никогда.

– Неужели ты полагаешь, что с твоими детьми будет иначе? – промолвил он. – Если ребенок сбивается с правильного пути, тебе не остается ничего другого, как только держаться поблизости. Поддерживай его и подводи к тому, чтобы он как можно скорее вернулся на фервей. Не отворачивайся от него, если он начнет совершать промахи. С детьми такое случается. Но если он знает, что ты продолжаешь любить его, несмотря ни на что, и всегда готов прийти на помощь, он обязательно вернется на площадку и доиграет лунку.

Оставалось лишь удивляться тому, что отец четвертый раз за время наших встреч умудрился преподать мне неплохой урок.

– Такое чувство, будто ты и правда в этом разбираешься, – не сдержался я.

– Гольф – это жизнь, – напомнил он мне в тысячный раз. – А я из тех, кто постоянно играет в гольф.

На этом обсуждение наше закончилось, и остаток пути мы прошагали в полном молчании. Каждый размышлял о своем. Я перебирал в уме уроки, которые отец дал мне за последние четыре месяца. Что и говорить, каждый его совет попадал в точку. Да и стиль обучения оказался на редкость эффективным. Если поначалу я был не в восторге от процесса, то теперь он увлек меня своей непредсказуемостью. Одного я не понимал: почему? Почему для него так важно поделиться со мной этими уроками? Что побуждало его тратить время на сына, который заглядывал домой в лучшем случае раз в год? На мгновение я польстил себе мыслью, что отцу, возможно, небезразлична моя судьба и он продолжает питать ко мне родительские чувства. Впрочем, мысль эта умерла так же быстро, как и родилась, а на смену ей пришло куда более рациональное объяснение. Лондон, должно быть, надеется, что внук унаследует те таланты, которых напрочь лишен его сын. И если он начнет работать со мной прямо сейчас, то в дальнейшем ему, возможно, позволят передать свои знания тому, кто физически приспособлен к игре в гольф.

Дорожка за первой лункой разветвлялась в двух направлениях. Один путь вел на восток, к парковочной площадке, другой уходил на юг, к зданию клуба. У развилки Лондон замедлил шаг.

– Что ж, спасибо, что не отказался приехать.

– А ты разве не идешь на парковку?

Лондон замялся.

– Видишь ли… в общем, да… но мне еще нужно заглянуть в клуб… так что не жди, отправляйся один.

Что-то тут нечисто, подумалось мне. Надо бы выяснить, что к чему.

– А ты не опоздаешь на встречу? С кем ты, кстати, встречаешься?

Лондон бросил взгляд на часы.

– Да, ты прав. Я уже здорово опаздываю. В общем, мне пора. Ну а ты… звони в любой момент, если тебя снова ограбят. В противном случае увидимся через месяц, хорошо?

– Договорились, – с готовностью произнес я.

Мы зашагали в разных направлениях, но лишь до тех пор, пока отец не отошел подальше. Тут я развернулся и последовал за ним, стараясь держаться вне поля его зрения. Отец явно что-то затевал, и мне хотелось знать, что именно. Неподалеку от клуба росла широченная сосна, за которой я и притаился. С этого места все было видно как на ладони. Не прошло и пары минут, как Лондон вышел из клуба. Но вышел он не один. «Привет, Долорес», – прошептал я.

Парочка направилась к первой стартовой площадке. Здесь Лондон, прежде чем ударить по мячу, стал давать Долорес какие-то указания. Я только порадовался тому, что он проводит время с женщиной, которая искренне к нему расположена. С того момента, как умерла мама, он решительно отвергал любую эмоциональную близость – даже со мной. Его сердце осталось в семидесятых, с той женщиной, которая украла его в обувном магазине, а затем забрала с собой в могилу. Наблюдая за беспечной болтовней Долорес, я вдруг проникся к ней сочувствием – по той простой причине, что она была не Джессалин. Я сразу догадался, что она всерьез увлечена отцом. Другой вопрос, насколько сам он готов был клюнуть на живца.

Когда они скрылись, наконец, из вида, я выбрался из-за дерева и зашагал к парковке. «Жизнь – это рыбалка, – посмеиваясь, заметил я. – Интересно, что бы сказал на это Лондон?»

Двадцатая неделя беременности Эрин, пришедшаяся на начало августа, была отмечена сразу двумя важными событиями. Во-первых, в начале этой недели Эрин получила по почте посылку, причем без обратного адреса. Открыв ее, она обнаружила внутри сумочку, которую у нее стащили двумя неделями раньше. Самое интересное, что содержимое ее осталось в целости и сохранности.

– Все здесь, – ошеломленно заметила Эрин, перебирая свои вещички. – Деньги, кредитные карты, косметичка и украшения. Абсолютно все.