– Ромка! – жалобно закричала я, растирая по его безжизненному лицу свои слёзы. – Не оставляй меня, слышишь?! Не смей!

Дальше всё было как в тумане. Отцовские руки, оттаскивающие меня от гроба. Истерики, отчаяние, а затем и безразличие. Нет, мне не полегчало. Душа так же продолжала надрываться, заключенная в моём апатичном теле. Просто я перестала на что-либо реагировать. Единственным лучиком света стал Букет. Мы часами сидели на полу, я чесала ему бочок и вспоминала каждый миг проведённый нами втроем. Я даже готова была поклясться, что порою, в бездонных глазках енота плескалась чёрная тоска.

30

Глава 30

Незаметно проскользнула осень. Следом за ней нагрянули трескучие зимние морозы. Я продолжала регулярно посещать школу, делая ровно столько, сколько от меня требовалось. Косые взгляды и пересуды вскоре стихли, переметнувшись на более свежие события. Теперь это всё казалось такой мелочью! Я поддерживала видимость диалога с друзьями и часто ловила свой блуждающий взгляд на Ромкиной парте. Его место никто так и не занял. Рита старалась держаться от меня как можно подальше. Поговаривали, девушка несколько месяцев посещала психолога. У меня была стойкая уверенность, что это связанно с Ромкой и его мне обещанием сделать «всё как надо». Так что Рита старательно отводила от меня глаза.

Подошла она перед новогодними каникулами, «Прости. Мне жаль, что всё так вышло», короткая вспышка раскаянья в глазах и моё молчание в ответ. Мне её сожаления были не нужны, какой в этом всём теперь смысл?

Начались каникулы. Их я провела заперевшись в комнате, слушая завывание вьюги за окном и прижимая к груди чумазого Ромкиного чертёнка, (всё- таки набралась наглости выпросить его у Игоря Сергеевича). Я окружила себя вещами, которые хранили память о нём, стеклянный шар, его портрет, нашу распечатанную фотографию, заколку-корону, коробочку от конфет и ещё кучу мелочей хоть мало-мальски с ним связанных. Кидаясь из крайности в крайность, я, то выла раненной волчицей, то замыкалась, разъедаемая своим горем.

Зима обернулась весенней капелью и тёплыми, солнечными днями. Боль немного притупилась, но реальный мир меня по-прежнему мало интересовал.

На дворе был уже конец мая. Мне исполнилось 18. Родители в честь такого события устроили шикарную вечеринку, с которой меня так и подмывало сбежать. Сложно было беззаботно веселиться, когда все мысли об одиноко лежащем в сырой земле Роме. У него 2 дня назад тоже был бы день рождения. Если бы не моя глупость! Если бы я его не прогнала…

Родителей моя затянувшаяся депрессия порядком беспокоила. Вероятно, из двух зол они решили выбрать меньшее и, вспомнив как благотворно на их замкнутое чадо влияли задушевные беседы с бабушкой, чуть ли не силой, отправили меня к ней на выходные. Впервые за 3 года.

Папа не стал долго задерживаться, как я подозреваю, чтоб не мешать. Оставил меня, переговорил со своей тещей и уехал восвояси. Я болтала с бабушкой на кухне и наслаждалась уже подзабытым вкусом её ватрушек. Будто в детство вернулась. На лице даже заиграла слабая улыбка. Как бы тошно ни было, а жизнь продолжается.

Наш неспешный разговор прервал дверной звонок. Я подлетела к двери, чтоб открыть. Моя бабушка очень любила ходить в гости к своим подругам, а те, в свою очередь, тоже не забывали к ней наведываться. В этот пятничный вечер, с визитом вежливости нагрянула тётя Лиза. Любопытная соседка и первая сплетница двора.

–Настенька! Ты ли это? – въедливым голоском проскрипела пожилая женщина. – Иди ко мне, я тебя обниму, деточка моя.

– Добрый вечер! – я не слишком пылко наклонилась в цепкие объятья тонких, будто бы иссохших рук. Тётя Лиза пахла нафталином и лаком для волос, которым обильно сбрызгивала две завитые, как пейсы раввинов, кудряшки, кокетливо выпущенные от висков. Эта её эксцентричная прическа не менялась, сколько я себя помню.

– Надо же, как похорошела! – не прекращала прицокивать языком женщина. – Как выросла. Замуж впору выдавать!

– Насчёт «замуж» вы погорячились, – запротестовала я. У меня в планах значилась академия изобразительных искусств, а при одном упоминании о любовных отношениях меня охватывал глубокий внутренний протест.

– Это, да…– поблекшие зеленовато-карие глаза смотрели с сочувствием. – Кирюха то твой не дождался, несчастный. А какая пара была бы…

– В смысле несчастный? – решила я прояснить, куда клонит гостья.

– Настя, а ну-ка поднимись к себе! – как-то слишком засуетилась, выглянувшая к нам бабушка. – Нам с тётей Лизой надо поговорить.

– Что с Кириллом? – я схватила морщинистую руку, упрямо переводя взгляд с бабушки на гостью и обратно.

– Нет его больше! – нехотя ответила бабушка.

– Погиб Кирюша… – опустила глаза тётя Лиза.

– Как?! Когда? – я не могла поверить своим ушам. Когда моя жизнь начала превращаться в этот беспросветный кошмар? – Почему я об этом не знаю? Почему мне никто не сказал?

– Тело нашли в день смерти Ромы! – выдохнула бабушка как на духу.

– Покажешь завтра где… – договорить я не смогла, комната поплыла перед глазами. Я прислонилась к стене, чтоб не упасть. – Мне нужно прилечь.

– Я принесу тебе своего чаю.

Не знаю, что добавляла бабуля в «свой» чай, но он почти мгновенно погрузил меня в глубокий сон, без сновидений и тревог.

Я собственноручно нарвала букет цветущих каштанов для Кирилла. Это теперь единственное что я могу для него сделать, принести любимые цветы на могилу. Неухоженную и заросшую сорняками. Я легла рядом с ней, на прогретую майским солнцем землю и устремила глаза в бескрайний синий небосвод. Кирилл любил небо. Это было так давно, будто бы в другой жизни, мы лежали так часами, смотрели вверх и мечтали. Столько всего хотели успеть сделать. Это были дерзкие, свойственные лишь юности грёзы. Когда, кажется – нет ничего невозможного, стоит лишь сильно этого захотеть и никто уже не остановит! Кто ж в такие годы задумывается о смерти? Мы не задумывались. Ни на миг.

И что в итоге с нами стало? Кирилл, моя первая, по-детски чистая любовь, мой самый близкий друг, погиб. Его мечты так и остались лишь мечтами, бесплотными, как облака над моей головой.

Можно ли было сказать, что я его предала? Если так, то я более чем наказана. Рома, отчаянный парень, без близости которого я задыхаюсь, тоже меня покинул. Теперь я осталась одна, заблудившаяся в самом начале своего пути.

Мёртвая внутри.

Во мне крепла безумная идея, что я проживаю не свою жизнь, а допустив где-то ошибку, столкнулась с её уродливой изнанкой. Бывает ли у сделанного выбора скрытая от глаз, отрицательная сторона? Сторона, которую нельзя предвидеть, которая запускает цепь ужасающих событий, если человек невольно пошёл наперекор своей судьбе. Сторона, которая подтолкнула меня, покинув кладбище, пройтись к реке этим вечером. Скорее всего, последнему вечеру в моей короткой жизни…

Вот так это всё и началось…

31

Глава 31

Я дрожала, сидя на холодном, голубеньком кафеле, и раскачивалась из стороны в сторону, обхватив руками колени. Наверное, именно так сходят с ума. Ванная комната вся пропахла плесенью, или, по крайней мере, чем-то очень на неё похожим. Гнетущая, безжизненная тишина заполнила все закоулки пустого дома, проникла мне под кожу, и с каждой секундой давление этого душного безмолвия становилось всё тяжелей.

Кап…

Тяжелая, крупная капля разбилась о мою макушку. Холодной вязкой змеёй заструилась за шиворот, заставляя ускоряться и без того бешеное сердцебиение.

Я не готова к этому.

Не хочу этого видеть.

Не хочу!

Громко сглотнув, я откинула голову, обречённо уставившись в потолок. Сидящее на четвереньках туловище, было развёрнуто к потолку, подобно огромной мухе, в то время как голова была повёрнута на 90 градусов к полу. А если точнее, ко мне. Свинцово-серые глаза Кирилла заглядывали на самое дно моей души. Слепые к боли. Глухие к мольбам.

От абсурдности увиденного, мои губы приоткрылись в немом крике. С кончика его носа, как при замедленной съемке, сорвалась ещё одна капля. На этот раз она опалила мне лоб. Меня будто обухом по голове огрели. Не отводя взгляда, я медленно, ползком попятилась к дверям.

Лишь бы не спровоцировать.

Лишь бы не набросился.

Спина похолодела, став твёрдой как дерево. Ноги дрожали, колени плохо слушались. Кирилл тоже переместился, ровно на столько, чтоб сохранить первоначальное расстояние. Синюшные губы дёрнулись, приподнимая уголки в вызывающей улыбке. Он наслаждался моим ужасом. Смаковал его, как вожделенное лакомство. Захотелось кинуться к дверям, но если я это сделаю, он точно нападёт.

Он в любом случае нападёт.

И тогда я решилась. Резко подскочив, дотянулась до дверной ручки. Оставалось прокрутить и она отопрётся. Кирилл меня опередил. Он всегда был быстрее. В один прыжок он встал между мной и спасительной дверью. Уворачиваясь, я с размаху ударилась рукой об острый край напольного шкафчика. Ударилась довольно прилично, так что слёзы брызнули из глаз. И всё равно оказалась в его руках. Этот монстр с лёгкостью вжал меня в холодную стену. Он склонился надо мной, почти касаясь кожи, и тяжело дышал. Тлен. Это был не запах плесени, а его тлена.

– Всё ещё боишься боли, Настенька, – с болезненным удовольствием констатировал Кирилл, – не надо, трусишка моя.

Я застыла. Мне было очень страшно.

Сейчас он точно меня убьёт. Нет. Не просто убьёт, а сделает это ужасно. Медлительно и с упоением.

– Ты потеряла всех, – он схватил меня за подбородок и задумчиво повертел из стороны в сторону, – и всё равно продолжаешь бояться. Всё могло быть иначе, девочка моя, для всех нас…

Грубый голос врывался в моё сознание, парализуя волю, наливая свинцовой тяжестью все мои конечности. Спёртое зловоние, исходившее от Кирилла мешало мне выровнять дыхание. Продолжая дышать мне в висок, мучитель стальной хваткой сжимал и выворачивал мою безвольную руку. Я беспомощно извивалась от боли, зажатая между стеной и этим безумцем. Ему нравилось то, что он видел. Он смеялся мне в ухо, злорадно, с каким-то горьким восторгом.