В полутемном зале ресторана Рей удалось убедить себя, что у них снова все как раньше и все плохое уже позади. Но когда они вернулись домой, Джессап перестал обращать на нее внимание. Он прошел в кухню, не включая свет, и уставился в окно. Рей подумала, что это, наверное, из-за того, что завтра понедельник. Джессап работал на нескольких киностудиях — подвозил людей в аэропорты, доставлял видеокассеты, развозил по офисам, где было что праздновать, коктейли из креветок и копченое мясо. Джессап считал себя шофером, но на вопрос: «Чем вы занимаетесь?» с улыбкой отвечал: «Я раб».

Как-то раз, когда первая волна тепла только появилась, а поведение Джессапа только начинало странным образом меняться, Рей совершила промах, осведомившись у него, как прошел день.

— Как у меня прошел день? — переспросил Джессап на редкость слащавым голосом. — Ну, основную часть дня я провел, выполняя заказ по доставке партии кокаина, которая стоила больше, чем я заработал за всю свою жизнь. Вот как прошел мой день. Если тебе интересно, я могу рассказать, как провел всю неделю.

Но она не стала его ни о чем спрашивать. Когда они вернулись домой, Рей сразу поняла, что Джессапа мучает тяжкое разочарование. Он сидел у окна на кухне и бросал на «олдсмобиль» такие свирепые взгляды, что стало ясно: думает он о «роллс-ройсах» и эти мысли сводят его с ума.

Хуже всего было то, что Рей не знала, как сделать его хотя бы чуточку счастливее. Утром в понедельник она встала пораньше, чтобы приготовить завтрак и подать его Джессапу в постель. Мучаясь от жары, вскипятила воду для кофе и тихонько включила радио. После выпуска новостей слушателей пригласили на ток-шоу, в котором им предлагалось определить, когда произойдет следующий толчок. Наливая через фильтр воду, Рей поняла, что не хочет слушать про землетрясения: за последнее время она стала такой внушаемой, что просто физически ощущала, как вокруг нее рушатся здания. Однако сейчас, поддавшись расслабляющему воздействию жары и аромата кофе, она, сунув в тостер ломтики хлеба, стала слушать рассуждения о том, что если бы за перемещением птиц следили специальные радары, то множество городов было бы спасено. Ведь хорошо известно, что незадолго до какой-нибудь природной катастрофы птицы покидают город. Рей тут же приникла к оконному стеклу — все в порядке, недалеко от них на телефонных проводах примостилась стайка соек.

Рей поставила на огонь сковороду и положила на нее кусок масла, но когда вылила туда два яйца, то обнаружила в желтках пятна крови. Испугавшись, она тут же выбросила яйца в мусорное ведро, после чего тщательно вымыла сковороду. Разбивая следующую пару яиц, Рей думала о тех пятнах. Ей даже пришлось сесть и выпить стакан воды со льдом, чтобы успокоиться и убедить себя, что яйца попали к ней чисто случайно — просто они оказались в той самой коробке, которую она выбрала.

Рей посмотрела на часы: она боялась разбудить Джессапа. Хотя как он мог спать в такую жару, было выше ее понимания. Обычные люди всю ночь ворочались с боку на бок, но Джессап лежал под тонким белым одеялом абсолютно неподвижно. Наконец Рей поставила завтрак на белый поднос и налила две чашки кофе. Что еще может случиться? Ну, уволит ее Фредди. Ну, превратится в руины Лос-Анджел ее. Или Джессап шепотом скажет, что нашел себе другую женщину.

«Почему вы не уезжаете из Калифорнии? — звучал по радио голос из далекой Невады. — Неужели не понимаете, что птицы вас не спасут? Неужели не понимаете, что, оставаясь в Калифорнии, вы искушаете судьбу?»

Держа в руках по чашке кофе, Рей забралась на постель.

— Не шевелись, — предупредила она Джессапа.

Тот открыл один глаз и потянулся за чашкой.

Рей поставила свой кофе на ночной столик и вернулась на кухню. Когда она вошла в спальню с подносом в руках, Джессап уже выпил кофе и закурил сигарету. Стоя в ногах кровати, Рей смотрела, как он стряхивает пепел в пустую чашку. Одно она знала наверняка: Джессап бросил курить два года назад, когда они жили в Техасе.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я стану это есть? — спросил Джессап, взглянув на поднос с завтраком.

— Ты куришь, — заметила Рей.

— Знаешь, Рей, что мне в тебе нравится, — медленно произнес Джессап, — так это твоя наблюдательность.

Было время, когда Рей из кожи вон лезла, чтобы узнать о Джессапе как можно больше. Разумеется, тогда самым важным для нее было выяснить, нравятся ли ему длинные волосы и какой цвет одежды ей идет — голубой или зеленый. Когда Рей было четырнадцать, она повесила фотографию Джессапа на шкаф, чтобы получше запомнить его лицо. Именно это и стало основной причиной того, что Кэролин, мать Рей, решила переехать в Ньютон. Рей сходила с ума по Джессапу еще школьницей, и даже когда он окончил школу, а она только готовилась перейти в старшие классы, эта безумная привязанность нисколько не ослабла. Рей узнала о переезде только тогда, когда возле их дома остановился грузовой фургон. Рей заперлась в ванной и отказалась оттуда выходить.

— Я не оставлю Джессапа, — сообщила она матери через закрытую дверь.

— Нет, оставишь, — отрезала Кэролин. — Ты мне потом еще спасибо скажешь!

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась Рей.

— Не то чтобы он мне не нравился, — сказала Кэролин. — Дело в том, что он опасен.

Что-то в ее тоне заинтриговало Рей. Она открыла защелку и распахнула дверь.

— Пожалуйста, поверь мне, — настаивала Кэролин. — Я знаю, как опасны бывают мужчины.

Этого Рей оказалось достаточно. Ее отец был юристом и приходил домой так редко, что она всегда искренне удивлялась, столкнувшись с ним на кухне или в столовой. Интересно, мать его имела в виду, когда говорила об «опасных мужчинах»?

— Ты ничего не можешь мне рассказать, — заявила Рей. — Ты ведь даже не знаешь Джессапа.

Переехав в Ньютон, Рей начала встречаться с Джессапом даже чаще, чем прежде. Ее подруги считали его человеком опасным или злобным и начали сторониться Рей. В результате у нее не осталось никого, кроме Джессапа, как, впрочем, и у него: даже его мать, когда хотела узнать, где сын, звонила именно Рей.

Она всегда была твердо убеждена, что если на свете и существует человек, о котором она знает все, так это Джессап. Однако теперь, когда он снопа начал курить, Рей здорово испугалась. Вновь появилось ощущение, что он от нее что-то скрывает.

— И вот что я тебе скажу, — сказал Джессап, закуривая очередную сигарету. — Я больше не буду завтракать. Заруби себе на носу.

Рей судорожно пыталась вспомнить: разве несколько дней назад она не готовила на завтрак оладьи?

— Когда начинаешь стареть, то с завтраками надо поосторожнее, — продолжал Джессап. — Так ведь и недолго в один прекрасный день проснуться и обнаружить, что ты стал толстым и дряхлым.

Джессап носил одни и те же голубые джинсы с восемнадцати лет, но теперь ему было почти тридцать, и единственное, что тревожило его по-настоящему, — это ощущение собственного возраста.

— Почему ты все время говоришь о старости? — спросила Рей. — Это просто смешно.

Она уже собралась было вернуться на кухню, чтобы принести ему вторую чашку кофе, когда вдруг он схватил ее за руку и притянул к себе.

— Шучу, шучу, — прошептал он. — У тебя в запасе еще пять лет. У тебя еще есть время. Это мне нужно торопиться.

Джессап поцеловал ее, и она обняла его. Женщины, которые за всю свою жизнь знали только одного мужчину, наверное, считали себя обделенными, но Рей была не такой. Она даже жалела женщин, которым все время чего-то не хватало.

— Погоди-ка, — сказал Джессап.

Он прошел на кухню и вскоре вернулся, держа в руках большую бело-голубую миску. Увидев, что она до краев наполнена кубиками льда, Рей села на постели. У Джессапа и в самом деле иногда бывал весьма злобный вид, поэтому сейчас Рей показалось, что он начнет швырять в нее этими кубиками, чтобы заставить встать, одеться и идти на работу.

— Ой, не надо, — взмолилась она.

Джессап поставил миску и ухмыльнулся.

— Правда не надо, — повторила Рей.

— Ты мне больше не доверяешь, — сказал он. — В таком случае не вижу больше смысла продолжать наши отношения.

Возможно, он говорил серьезно, а возможно, и нет. Рей потянула его на постель. Она закрыла глаза и забыла о ледяных кубиках. Но потом, когда они занимались любовью и Рей стало так жарко, что не было сил терпеть, Джессап потянулся к миске со льдом. Взяв в руки кубики, он стал водить ими по телу Рей. Это было так восхитительно, так приятно, что она умоляла его не останавливаться. Но было в поведении Джессапа нечто такое, что застачило ее насторожиться: даже держа ее в объятиях, он время от времени поглядывал на дверь.

Было около десяти, когда Джессап начал одеваться. Зазвонил телефон, но они не стали отвечать. Джессап молчал. Натянув джинсы, он подошел к дубовому комоду, чтобы взять чистую рубашку. Рей наблюдала за ним, сидя на постели. Джессап никогда не притрагивался к расческе, и на этот раз он, стоя перед зеркалом, просто тряхнул головой, чтобы его темные волосы привычно упали на лоб.

— Собираюсь наверстывать упущенное, — произнес Джессап.

Обращался он в основном к зеркалу. Рей ужасно хотелось, чтобы он обернулся: тогда их глаза встретились бы и Джессап понял бы, как сильно ей хочется, чтобы он остался дома, с ней. Если бы он остался, она отпросилась бы с работы. Но в то утро температура воздуха перевалила за сорок, а смог на бульваре Сансет уже плыл сизыми клубами. У Джессапа просто не было времени, чтобы обернуться.

— Не жди меня, — сказал он.

Рей никак не могла понять, почему ей все время кажется, что она не отпускает от себя Джессапа. А ведь именно он упорно не желал с ней расстаться. Даже в холоднющие зимние дни, обычные для Новой Англии, когда тротуары превращались в сплошной каток, стоило ей только выглянуть из окна — и вот он, Джессап, стоит под ее окнами. Но потом, когда Рей сбежала с ним из дому, он всем своим видом начал демонстрировать, как она его раздражает. И Рей спрашивала себя, что же тогда заставляло Джессапа так часто наведываться в Ньютон.